МИНИСТР:
Меня только что известили... с непонятным опозданием... о дерзком покушении на вашу особу... И вот — я хочу вам поклясться...
ВАЛЬС:
Оно — мое частное дело, и я уже принял меры.
МИНИСТР:
Позвольте, позвольте... Какие меры?.. Клянусь...
ПОЛКОВНИК:
Успокойтесь, мой дорогой, мой незабвенный начальник. Нам пока ничто не угрожает. Вчера на улице безвестный смельчак, — которого, к сожалению, еще не поймали, но поймают, — выстрелил из духового ружья, вот... в него, ну и пуля оцарапала ему голову.
ВАЛЬС:
Заметьте: духовое ружье. Тонкое внимание, остроумная шпилька.
МИНИСТР:
Клянусь вам всем, что мне в жизни дорого, клянусь и еще раз клянусь, что к этому преступлению непричастен ни один из моих сограждан и что поэтому страна в нем неповинна, а напротив — скорбит, негодует...
ВАЛЬС:
Если бы я подозревал, что тут замешан какой-нибудь местный дурак, то, вероятно, уже полстраны носилось бы легкой пылью в голубом пространстве.
МИНИСТР:
Вот именно! Меня охватил ужас... Клянусь, что это не так. Более того, я получил точные сведения, что выстрел был произведен провокатором, подкинутым к нам соседней страной.
ВАЛЬС:
Я получил те же сведения и думаю, что виновная страна уже наказана. (Смотрит на часы.) Да. Уже.
МИНИСТР:
Ясно! Каверзники хотели вас вовлечь в гибельные для нас репрессии. Ох, отлегло... Да-да, это прекрасно, надо наказать... Фу... А вы, милый полковник, похудели за эти дни — и как-то, знаете, возмужали... Много работы?
ВАЛЬС:
Не ласкайте его, он себя ведет неважно. Вот что, полковник, пойдите-ка узнайте, нет ли уже известий оттуда.
ПОЛКОВНИК: (к министру)
Я еще увижу вас? На минуточку, может быть? В галерее, скажем, — знаете, у статуи Перикла?
ВАЛЬС:
Никаких статуй. Ступайте.
Полковник уходит.
МИНИСТР:
Он очень-очень возмужал. И эти новые морщинки у губ... Вы заметили?
ВАЛЬС:
Я его держу из чистого озорства, пока мне не надоест, а это, вероятно, случится скоро. Видом он похож на толстого голубя, а каркает как тощая ворона. Вот что я хотел вам сказать, дорогой Министр. Мне доносят, что в стране разные беспорядки и что разоружение происходит в атмосфере скандалов и задержек. Мне это не нравится. Смута и волокита — ваша вина, и поэтому я решил так: в течение недели я не буду вовсе рассматривать этих дел, а передаю их всецело в ваше ведение. Спустя неделю вы мне представите краткий отчет, и если к тому сроку в стране не будет полного успокоения, то я вынужден буду страну покарать. Ясно?
МИНИСТР:
Да... ясно... Но...
ВАЛЬС:
Советую вам изъять словечко “но” из вашего богатого лексикона.
МИНИСТР:
Я только хочу сказать... такая ответственность!.. Людей нет... Все растерялись... Не знаю, как справлюсь...
ВАЛЬС:
Ничего, справитесь. Я здесь не для того, чтоб заниматься черной работой.
МИНИСТР:
Ваше приказание меня, признаться, несколько взяло врасплох. Я, конечно, постараюсь...
Входит Полковник.
ВАЛЬС:
Ну что, полковник? Новости веселые?
ПОЛКОВНИК:
Я военный, мое дело — война, и меня веселит сражение; но то, что вы сделали, это — не война, это — чудовищная бойня.
ВАЛЬС:
Словом, взлетела Санта-Моргана, не так ли?
МИНИСТР:
Санта-Моргана! Их любимый город, Веньямин их страны![7]
ПОЛКОВНИК:
Эта страна давно нам враг, — знаю. Знаю, что и она бы не постеснялась внести сюда разрушение. Но все-таки повторяю: то, что вы сделали, — чудовищно.
ВАЛЬС:
Меня мало интересует ваша оценка. Факты.
ПОЛКОВНИК:
На месте великолепного города — пустая яма. По первому подсчету погибло свыше шестисот тысяч человек, то есть все бывшие в городе.
ВАЛЬС:
Да, это должно произвести некоторое впечатление. Маленькая царапина обошлась кошке недешево.
МИНИСТР:
Шестьсот тысяч... В одно мгновение!..
ПОЛКОВНИК:
В число населения Санта-Морганы входило около тысячи человек наших граждан. Я даже кое-кого знавал лично, — так что нам радоваться особенно нечему.
МИНИСТР:
Эх, неудачно! Портит картину…
ВАЛЬС:
Напротив... Рассматривайте это как побочное наказание вашей стране за шум и нерадивость. А какова там реакция?
ПОЛКОВНИК:
Оцепенение, обморок.
ВАЛЬС:
Ничего. Скоро очнутся. (Телефон.) Это уже, наверное, Сон. Довольно государственных дел на сегодня.
Полковник занялся телефоном.
ВАЛЬС: (к министру)
Между прочим, мне не нравится ваша форма. Ходите в штатском. Что за пошлые регалии!.. Или вот что: я как-нибудь на досуге выдумаю вам мундир... Что-нибудь простое и элегантное.
МИНИСТР:
Эти ордена — вехи моей жизни.
ВАЛЬС:
Обойдетесь без вех. Ну что, полковник, где Сон?
ПОЛКОВНИК:
К сожалению, это не ваш маклер, а здешний представитель наших несчастных соседей: он просит у вас немедленной аудиенции.
ВАЛЬС:
Быстро сообразили. А я думал, что сначала обратятся к господам геологам. Помните, полковник, вы в свое время предлагали?
ПОЛКОВНИК:
Я тогда же исправил мою ошибку и предложил прибегнуть к помощи психиатров. Вы посланника сейчас примете?
ВАЛЬС:
Я его вообще не приму. Очень нужно!
МИНИСТР:
Хотите, я с ним поговорю?
ВАЛЬС:
Я даже не понимаю, какого черта он смеет являться ко мне.
ПОЛКОВНИК:
Его направил к вам наш министр иностранных дел.
МИНИСТР:
Я с ним поговорю с удовольствием. У меня есть кое-какие счеты с этими господами.
ВАЛЬС:
Делайте как хотите, меня ваши счеты не касаются.
МИНИСТР:
А ваши директивы?
ВАЛЬС:
Обычные. Скажите ему, что, если его страна не сдастся мне до полуночи, я взорву их столицу.
ПОЛКОВНИК:
В таком случае я предлагаю сообщить нашему тамошнему представителю, чтобы немедленно началась оттуда эвакуация наших сограждан, — их там обосновалось немало.
ВАЛЬС:
Не знаю, почему они не могут присутствовать. Подумаешь!.. Словом, делайте как хотите. Ах, как мне уже приелись эти слова: ультиматум, взрыв, воздействие, — повторяешь их, а люди понимают тебя только постфактум. Я вас больше не задерживаю, дорогой Министр.
МИНИСТР:
Это мы сейчас... Полковник, направьте его ко мне.
ПОЛКОВНИК:
А он в приемной сидит.
МИНИСТР:
Превосходно. Бегу. Дорогой полковник, если вы хотите меня потом повидать...
ВАЛЬС:
Цыц!
ПОЛКОВНИК:
Вот, вы видите мое положение.
МИНИСТР:
Ничего... Ободритесь. Предвкушаю немалое удовольствие от беседы с господином гох-посланником[8]. (Уходит.)
ВАЛЬС:
Если Сон не придет до двенадцати, попрошу его отыскать. Вашу форму я тоже изменю. Может быть, одеть вас тореадором?
ПОЛКОВНИК:
В мои служебные обязанности входит также и выслушивание ваших острот.
ВАЛЬС:
Или — неаполитанским рыбаком? Тирольцем? Нет, — я вас наряжу самураем.
ПОЛКОВНИК:
Если я не покончил самоубийством, то лишь потому, что бред безумца не стоит моей смерти.
ВАЛЬС:
Я, кажется, вам уже запретил разговоры о бреде.
ПОЛКОВНИК:
Как вам угодно. (Пауза.) А какой был собор в Санта-Моргане... приезжали туристы, прелестные девушки с “кодаками”...
ВАЛЬС:
Во всяком случае, вы не можете пожаловаться на то, что я мало сегодня поработал.
СОН: (из-за двери)
Можно?
ВАЛЬС:
Не можно, а должно! Все готово?
СОН:
Да. Думаю, вы будете довольны.
ВАЛЬС:
Я вас ждал с величайшим нетерпением. С тех пор как я решил этот кабинет покинуть, он возбуждает во мне скуку, неприязнь и даже, знаете, Сон, какой-то страх. Ну, что ж, — когда смотрины?
ПОЛКОВНИК:
Я, разумеется, не вправе вмешиваться... однако разрешите узнать: вы что же, собираетесь переехать?
ВАЛЬС:
Как, дорогой полковник, разве я вас еще не посвятил в свою маленькую тайну? Какая неосмотрительность! Да, уезжаю.
ПОЛКОВНИК:
И куда, смею спросить?
