В л а д и к. Детей он хотя бы выручил?
Н и н а. Да. Судебные репортеры передали его показания на суде в несколько газет. Было громкое дело, вмешалась настоящая организация Красного Креста. Но его-то приговор суд пересматривать не стал.
В л а д и к. Не повезло.
Н и н а. Ему присудили двенадцать лет. Он пытался бежать — четыре раза!.. Каждый раз ему добавляли…
В л а д и к. Если только это все правда…
Н и н а. Владик!
В л а д и к. Но ты обо всем этом знаешь с его слов! А ведь если бы он был так правдив, предан тебе, он бы не рванул от тебя в неизвестные дали…
Н и н а. Не говори об отце в подобном тоне. Или я перестану с тобой разговаривать.
В л а д и к. Могу замолчать. Пожалуйста.
Н и н а. Теперь он уехал на Смоленщину, где сражался его полк, на место последнего боя. Для него это очень важно.
В л а д и к. А для чего ему это важно, ты можешь представить? На местах тех сражений уж небось давно сеют этот… Лен-долгунец или пятиэтажных Черемушек настроили. Их ему не терпелось увидеть? Срочно, да? Ты, взрослый человек, слепо ему веришь? Приехал, видит, что перед ним уши развесили, он и давай заливать и давай зали…
Н и н а (дает Владику пощечину). Замолчи! Не смей! Ты… ты манекен! Кукла безмозглая! Кукла! (Плачет.)
Потрясенный, Владик отступает от матери.
В л а д и к (после паузы). Мама… Не плачь.
Н и н а. Прости, Владик…
В л а д и к. Это ты меня прости, мама. Я не думал, что… что он для тебя… Просто котелок отказывает…
Н и н а. Сама поеду на Смоленщину. Вдруг он там заболел, моя помощь нужна?
Входит П е т р.
П е т р. С днем рождения, мама.
Н и н а. Спасибо. Раздевайся, Петя, чаю попьешь.
П е т р. Я позже зайду. Сейчас я по пути забежал, поздравить. Иду к начальству, бороться против твоих козней. После твоих звонков, визитов к моему начальству — на меня стали поглядывать с улыбкой.
Н и н а. Улыбаются — уже хорошо.
П е т р. Но и в нашей среде… есть всякие товарищи. Кто-то пустил слух, что я струсил. Понимаешь, как это выглядит?
Н и н а. А как выглядит твой обман? Ты сказал мне, что это приказ железный. Помнишь? А на самом деле что? Добровольно, сам напросился!
П е т р. Хорошая моя..
Н и н а. Пускай посмеиваются… Мой сын — трус?! У кого еще столько орденов? Вот они, вот! Советские, иностранные… В двадцать четыре-то года! Я сделала все, чтобы ты остался, — и не стыжусь.
В л а д и к. Почему же ты мешаешь ему стать вполне героической личностью, мама? Не способствуешь моему воспитанию.
Н и н а. Это жестоко, Владик. (Выходит.)
П е т р. Ты опять?
В л а д и к. Что «опять»? Все учишь жить? Про письмо я уже признался маме. Вот только что. А ты-то сам?.. За подвигами мчишься? Между прочим, оттуда ведь не только на красную дорожку возвращаются, а иной раз и прямиком на кладбище, в цинковом гробу. Об этом никогда не думал?
П е т р. Думал.
В л а д и к. Ах, думал! Так хватит, оставайся.
П е т р. Нет, Влад, я дал слово.
В л а д и к. Кому?..
П е т р. Ребятам. С которыми я там работал.
В л а д и к. Они — черные?
П е т р. Разные. Нормальные ребята.
В л а д и к. Дал слово.. А, черт! В этом что-то есть… (Смотрит на брата.)
П е т р. Ладно, пока.
В л а д и к. Погоди, я тебя провожу. (Уходит с Петром.)
Появляется С т е б л о в, усаживается возле ящиков своей картотеки. Входит Н и н а.
Н и н а. Только что были Петя, Влад. Где же они?
С т е б л о в. Испарились. Тебе звонили из твоего КБ. Чертеж там какой-то потерялся.
Н и н а. Один листок. Случайно я унесла его домой, в книге.
С т е б л о в. Растеряха.
Н и н а. Нет, самая большая моя потеря нашлась!
С т е б л о в. Да снова канула.
Входит Ч е р е д н я к с букетом алых гвоздик и современным деловым портфелем.
Ч е р е д н я к (более, чем обычно, собран). Добрый день.
Н и н а, молча кивнув, выходит.
С т е б л о в. Сижу в президиуме, а счастья нет… Эта переменчивая погода… Сегодня смерил давление: верхнее — двести.
Ч е р е д н я к. Разрешите? (Ставит в вазу цветы.) Сегодня день рождения Нины.
С т е б л о в. Все вылетело из головы.
Ч е р е д н я к. Вы даже осунулись. А от него слышно что-нибудь?
С т е б л о в. Ничего нет.
Ч е р е д н я к. Бумаги на подпись, Родион Иванович. (Вынимает из портфеля бумаги.) Геннадий Петрович, Семен Иосифович, Лидия Гавриловна — все, все! — вам привет передают… Справляются о вашем самочувствии.
С т е б л о в. Приятно. (Берет бумаги, рассматривает.)
Ч е р е д н я к. Да, Маша Тяглина из плановой группы двойню родила.
С т е б л о в. Пусть позовет меня в крестные отцы.
Ч е р е д н я к. Федор Матвеевич въехал в новую квартиру. Благодарит и ждет на новоселье.
С т е б л о в. Тоже мне рабочий Иван Козырев. (Подписывает один из документов.)
Ч е р е д н я к. Ах, некстати вам сейчас вся эта ситуация… Помните, я вам говорил, что воевал на Смоленщине, там, где и Мытников? Одна воинская часть полегла там, несколько сот бойцов и офицеров — разом… А погубил всех подлец, перебежчик.
С т е б л о в. Та-ак… и что же?
Ч е р е д н я к. Вот здесь, в уголочке, вашу визу. Это пойдет на коллегию.
С т е б л о в. И что же, я спрашиваю?
Ч е р е д н я к. Даже и продолжать не хочется…
С т е б л о в. Если уж начал…
Ч е р е д н я к. Вдруг этого Мытникова начнут проверять? Хоть и отдаленно, а все же вас коснется… Вряд ли полезна сейчас возня вокруг вашей фамилии. Тем более — в предвидении больших перемен…
С т е б л о в. Ты — о каких переменах?
Ч е р е д н я к. Да все о тех же… Вы котируетесь на столь высокий пост — заместителя министра. А тут… мелочь, но может вам подпортить при рассмотрении вашей кандидатуры. Можно сказать, родственник, и кто он такой?
С т е б л о в. Думаю, это не приняли бы в расчет.
Возвращается В л а д и к. С т е б л о в выходит.
В л а д и к. Жизнь проходит, а в Африке я так и не побывал… Паршивая осень… Отрастить бы всем нам пух, как гагарам. Была бы решена социальная проблема.
Ч е р е д н я к. Стремись ближе к солнцу. Там теплее. Кстати, могу тебя поздравить, Влад. Тебя переводят в Центральный салон.
В л а д и к. Неужели? Владька Мытников принят в сборную страны?
Ч е р е д н я к. Завтра, прямо к десяти, поезжай туда. В отделе кадров уже лежит письменное распоряжение Вербочкина. Оформишься — и к нему самому. Как покажешься Вербочкину, так и определится на первых порах твое положение в Центральном салоне.
В л а д и к. Вы волшебник, Александр Степанович! Пойду обрадую маму. (Выходит.)
Входит А н н а.
А н н а (не поздоровалась с Чередняком). Я Нине и Якову комнату подыскала. Нина меня просила.
Ч е р е д н я к. О комнате можно было и по телефону позвонить.
А н н а. По телефону всего не скажешь.
Ч е р е д н я к. Чего — всего? Пожалуйста, не касайся этой болезненной темы — отношений моих с ней. Слышишь?
А н н а. Не лезь со своими указаниями.
Ч е р е д н я к. Что за тон, Анна?
А н н а. А какой ты хотел бы? Мне надоело покорно вилять хвостом, как Тяп. Тяп умирает. Он уже не ест и не пьет, реагирует только на стук лифта и шаги на лестничной площадке… А я умирать не хочу. Я еще могу доставить тебе кучу неприятностей.
Звонок телефона. Вошел В л а д и к.
В л а д и к (на ходу). Здравствуйте, Анна Николаевна… (Поднял трубку телефона.) Да, да… Родиона Ивановича? (Громко зовет.) Дед!
Входит С т е б л о в.
С т е б л о в (взял трубку). Стеблов. Кто? А-а… очень приятно, конечно, соединяйте… Слушаю Тимофей Васильевич… Когда звонит министр, надо не просто слушать, но еще и стоять по стойке смирно!.. Так себе… Пришла веселая пора гипертонии и горчичников… Да?.. С этим поздравлять негоже… Но спасибо за то, что сам позвонил… Ну, все-таки… Хорошо, к одиннадцати ноль-ноль буду… Есть. До завтра. (Опустил трубку.)
Ч е р е д н я к. Министр?
С т е б л о в. Да… Вот так… вот так…
Ч е р е д н я к. Видите, как важно сейчас вас уберечь, авторитет ваш…
С т е б л о в. Спасибо тебе, Александр Степанович. Мне авторитета хватит — для персональной пенсии. Ухожу я, милый, на покой.
Ч е р е д н я к. Вот уж, простите, не смешная шутка, Родион Иванович.
