С т е б л о в. С каким фактом?
Ч е р е д н я к. С появлением вашего зятя, Якова Мытникова. Этот несчастный человек бросает тень на всю семью, фамилию и на вас в особенности, поверьте.
С т е б л о в. Как это можно бросить на меня тень?.. Мытников не имеет к моему уходу ни малейшего отношения. (Выходит.)
Ч е р е д н я к (вслед Стеблову). А если уйдете, могут подумать, что из-за него! Совет искреннего друга: откровенно переговорите с министром и оставайтесь работать. Да займите пост, который вам предлагали.
Входит Л е к а.
Л е к а. Развесьте меня по частям на веревочке. Просохнуть хочется.
В л а д и к. Не по частям, а целиком бы тебя повесить, деточка. Холодильник у тебя пустой, денег на хлеб нет ни копейки. В таком состоянии ты оставляешь будущего мужа… и бежишь рисовать пейзажи осенней Москвы!
Л е к а. В Священном писании сказано: «не печитесь о том, что будете есть и пить; ни о своем теле, чем будете одеты…» Это — от Матфея.
В л а д и к. Как вам нравится, Александр Степанович?
Ч е р е д н я к. Мудрость Евангелия бесспорна. А если приблизиться конкретно, мужчина должен сам зарабатывать деньги, набивать холодильник, убирать квартиру. Я это делаю неукоснительно и с удовольствием.
Л е к а. Послушайте, а не пересмотреть ли мне кандидатуру жениха? Александр Степанович, вы мне больше подходите.
В л а д и к. Скоро я завалю тебя купюрами: перехожу работать в Центральный салон.
Л е к а. Ай-ай-ай! Растут молодые таланты.
Ч е р е д н я к. Владик отзывается на человеческие потребности. Люди, к сожалению, перестают удивляться красоте души и все больше увлекаются красотой вещей.
В л а д и к. Одной красотой? Вы знаете, как пахнет новенький «Москвичонок»?! Лучше, тоньше розы.
Л е к а. Да, вполне современно — нюхать не цветы, а вещи.
В л а д и к. Пока еще мне лично приходится только нюхать. (Листает маленькую записную книжку.) Мы сэкономили с тобой, Лека, за прошлую неделю семь рублей двадцать две копейки.
Л е к а. Не могу присваивать чужие добродетели. Экономил ты.
В л а д и к. Все равно капнет в фонд «Москвичонка» (Достает из бокового кармана пиджака сберегательную книжку, поднимает ее, показывает.) Сбережанс! Это больше, чем Ренессанс…
Л е к а. Пойду лучше к Нине Родионовне.
В л а д и к. Мамы нет дома. Между прочим, она собирается в поездку.
Л е к а. Куда?
В л а д и к. На Смоленщину. Вообразила, что он… что мой отец заболел и… вот, решила его спасать.
Л е к а. Знает ли она, где точно он находится?
В л а д и к. Ну, искать будет. Село Браженки.
Л е к а. Едет она когда?
В л а д и к. Может, сегодня ночью, или завтра утром.
Л е к а. Отпустишь ее одну?..
В л а д и к. Меня не приглашали.
Л е к а. Тогда я с ней поеду. Александр Степанович, одолжите деньжонок, с полсотни? А то — авансом дайте, напишу ваш портрет.
Ч е р е д н я к. Благодарю. Предпочитаю фотографию.
Л е к а. Напишу для вас сельский пейзаж, хотите?
Ч е р е д н я к. Если бы я собирал коллекцию современной живописи… Нет у меня к этому вкуса, Лека. И денег нет при себе, к сожалению. (Выходит.)
Л е к а (набирает номер телефона). Сусанна, это я. Сусанна, где бы мне стрельнуть полсотни? Ты мне должна сорок рэ? Верно, должна, я и забыла.
В л а д и к (выхватывает у Леки телефонную трубку). Сузи! Деньги ты отдашь мне… Леке?.. Лека — это я!.. Жаба… (Возвращает трубку Леке.)
Л е к а. Сусанна, а что такое срочный вклад?
В л а д и к. Темнота. Она не знает, что такое срочный вклад.
Л е к а. Наскребешь? Жди меня, Суночка… (Опускает трубку.) Может, все же тебе с мамой поехать? Мама — это мама.
В л а д и к. А папа — это папа. Сами пускай разбираются.
Л е к а. Такой уж ты нейтральный? А тем, что носа не показывал домой, — разве этим ты ничего не сказал маме и ему? Просто удивительно, Владька! А между прочим, все эти годы, пока ты рос, болел, пил теплое молоко из маминых рук, получал в школе свои пятерки и двойки, танцевал, влюблялся, — он в это время, все эти годы, страдал. Рвался сюда, к твоей маме, к тебе!.. И теперь он должен перед тобой оправдываться?!
В л а д и к. Что ты завелась? При чем тут я?..
Л е к а. Все — при чем! И твой любимый Александр Степанович… Вот в его благородство ни минуты не верю. Потому что знаю его. Знаю! А ты отшатнулся от родного человека… Ладно, поеду и напишу серию этюдов смоленской осени. Пока! Я — к Сусанне. (Уходит.)
В л а д и к. Неумолимо надвигается матриархат!
Появляется Я к о в. В руке у него рюкзак.
Я к о в. Здравствуй, Влад.
В л а д и к. Здравствуйте.
Я к о в. Ну, парень, меня приветливей встречали случайные люди! Где мама?
В л а д и к. Пошла снимать комнату.
Я к о в. А я, понимаешь, везу свой клад бесценный и все представляю, как покажу его Нине, тебе, Пете…
В л а д и к. Вы что же, за кладом ездили?
Я к о в. Я не был уверен в том, что найду. Во-первых, место призабылось. После ведь было множество, как бы это поделикатней сказать, сильных впечатлений. И ощущений… Ну, и найти могли бы за это время, а то и сгнило бы все… Но повезло! Видно, уж если началась счастливая пора… (Открывает рюкзак, осторожно извлекает из него слежавшееся, потрепанное в давних боях знамя.) Знамя нашего полка. В ясеневое дупло засунул я тогда весь сверток. Забросал сухими листьями…
Владик присматривается к куску красного, потемневшего и местами вылинявшего тяжелого шелка. Подошел ближе, прикоснулся.
В л а д и к. Странно… Я держал в руках знамя только один раз в жизни, в пионерском лагере. Мне его нести перед строем дали — за хорошее поведение… (Взял знамя, развернул.) Дырки…
Я к о в. Следы пуль.
В л а д и к. А что в этой полевой сумке?
Я к о в. Документы кое-какие. Военные карты, трехверстки. Списки потерь личного состава, наградные листы. Теперь надо сдать все это.
В л а д и к. Ничего себе! В дупле…
Я к о в. Иного выхода не было, фашисты наседали.
В л а д и к. А потом что было?
Я к о в. Потом? Осталась нас горсточка… Отбивались, пока могли, — я, Иван Горюнов, Костя Восьмибратченко… Меня захватили в плен простреленного, без сознания… Теперь искать начну своих ребят, однополчан. А то ведь пока было утеряно знамя, полк вроде бы и не существовал… Наш полк. Такой порядок в армии. Знаешь?
В л а д и к. Слышал.
Я к о в. Вот те на! У меня здесь такой клад, а у тебя — ничего! Я тебе подарю одну штукенцию, чтобы тебя не мучила черная зависть. (Дает сыну комочек свинца.)
В л а д и к. Свинец?
Я к о в. Это свинец от пуль, которыми я уложил двух типов.
В л а д и к. Сувенирчик…
Я к о в. Морщишься? Благородный ты очень… Ладно, давай назад.
В л а д и к. Нет.
Я к о в. Эти пули были вещественным доказательством на суде. А потом в мою камеру заглянул стражник. «Возьми, — говорит. — Я украл из шкафа следователя твои пули. И выплавил из них свинец». Стражник еще добавил: «На твоем месте я сделал бы то же самое».
В л а д и к (всматривается в комочек свинца). Любопытно.
Я к о в. Все годы каторги я берег этот «сувенир». Зашивал в арестантскую одежонку.
В л а д и к (оглядывая свой экстрамодный костюм). Куда же мне его зашить?
Я к о в. А ты заводной! Как я до войны…
В л а д и к (в прежнем, холодноватом тоне). Здесь все изменилось, или кажется иным?
Я к о в. Во! Всё — замечательно! Эта деревня Браженки… Если бы наши ребята, те, что полегли в сорок третьем… если б могли увидеть эту жизнь!..
В л а д и к. Привыкнете, начнутся будни.
Я к о в. Будни-то уже начались… Еще до отъезда моего на Смоленщину. Будни шустрей праздников… А, caraco-oles![7]
В л а д и к. Слушайте, а не пойти ли вам помыться, поесть? Выпейте хотя бы чашку чая, съешьте бутерброд.
Я к о в. Ты знаешь, я в деревне такие ел щи, настоящие! (Выходит.)
Входит Ч е р е д н я к. Рассматривает знамя, полевую сумку.
В л а д и к. Вот, оказывается, за чем он ездил!.. Интересно, да?
Ч е р е д н я к. Плюсквамперфект.
В л а д и к. Плюс что?
Ч е р е д н я к. Не «плюс что», а грамматическое понятие такое есть в немецком языке, означает давно прошедшее время. Давно прошедшее, понял? В настоящем же времени меня волнует другое. Деда твоего — на пенсию… Все рушится в дорогом для меня доме!
Входит Н и н а.
Н и н а. Привет! Где он, отец? Клава сказала, он пришел…
