Хиппантинг. Я никогда этого не говорил.
Слэддер. Нет. Но вы заставили меня это почувствовать. Я никогда не думал о себе так плохо, никогда. Но вы, мистер Хиппантинг, вы оказались ангелом высокого полета с новеньким жестяным нимбом, будто явились сюда ненадолго. Интересно, какое влияние на вас окажут тайные романтические отношения, мистер Хиппантинг? Как с вашей точки зрения, это нормально?
Хиппантинг. Тайные, мистер Слэддер? Я плохо вас понимаю.
Слэддер. А я так понимаю, что вы ухаживали за моей дочерью.
Хиппантинг. Признаю. Это так.
Слэддер. Ну, я не слышал, чтобы вы что–то мне об этом говорили до сих пор. Вы сказали ее матери?
Хиппантинг. Э…нет.
Слэддер. Возможно, вы сказали мне. Весьма вероятно, что я об этом забыл.
Хиппантинг. Нет.
Слэддер. Ну, и кому же вы сказали?
Хиппантинг. Мы…мы еще никому не говорили.
Слэддер. Ну, я думаю, что «тайные» в данном случае самое подходящее слово, мистер Хиппантинг. У меня никогда в жизни не было времени интересоваться точным значением слов и прочей ерундой в том же роде, но я полагаю, что «тайные» — слово самое подходящее.
Хиппантинг. Это грубое слово, мистер Слэддер.
Слэддер. Может быть. А кто начал использовать грубые слова? Вы явились сюда и изобразили меня каким–то карманником только потому, что я использовал несколько красивых плакатов, чтобы продавать свои товары. И все это время вы тайком пытались украсть у бедного старика его единственную дочь. Так, мистер Хиппантинг?
Хиппантинг. Я… я никогда раньше не рассматривал ситуацию с подобной точки зрения, мистер Слэддер. Я не задумывался об этом. Вы заставили меня стыдиться (опускает голову), стыдиться.
Слэддер. Ага! Ага! Думаю, что заставил. Теперь вы знаете, на что это похоже — когда люди стыдятся самих себя. Вам не нравится, когда так поступают с вами. Ага! (Слэддер явно доволен собой).
Хиппантинг. Мистер Слэддер, я говорил с вами так, как велела мне совесть, а вы показали мне, что я совершил ошибку, не побеседовав с вами раньше о нашей помолвке. Я говорил с вами, и я не мог беседовать о том и о другом в один и тот же день. Я хотел все вам рассказать… но я не рассказал, я знаю, что это выглядит дурно. Я поступил неправильно и признаю это.
Слэддер. Ага! (по–прежнему доволен).
Хиппантинг. Но, мистер Слэддер, вы же не станете на этом основании разрушать счастье вашей дочери, не станете так сурово мстить мне. Вы же не откажете в согласии на наш…
Слэддер. Подождите минутку; мы к этому переходим. Я слышал о каких–то ужасных зверях, которые водятся во Франции; когда люди нападают на них, они защищаются. Я просто защищаюсь. Думаю, что я уже продемонстрировал вам, что вы не чистенький невинный ангел с вершины шпиля.
Хиппантинг. О…я…эээ…никогда…
Слэддер. Именно так. Что ж, теперь мы переходим к следующему вопросу. Очень хорошо. Эти лорды и господа, они женятся на чьих–то дочерях, потому что знают, что сами они совершенно бесполезны. Они боятся, что это выйдет наружу, и заносят свои проклятые средневековые идеи туда, где они причиняют только вред. Так что они все равно сохраняют семью. Но мы, люди, которые должны полагаться сами на себя, мы не можем отдавать своих дочерей молодым людям, на которых нельзя положиться. Понятно?
Хиппантинг. Уверяю вас, мистер Слэддер, что я…ну…
Слэддер. Она — моя единственная дочь, и если мой внук попадет в работный дом, он окажется в том, где у директора высокий доход, а он будет там директором.
Хиппантинг. Боюсь, мистер Слэддер, что у меня совсем немного денег; с вашей точки зрения очень мало.
Слэддер. Дело не в количестве денег. Вопрос в другом: являетесь ли вы молодым человеком, которому деньги пойдут на пользу? Если я умру и оставлю вам миллион, будете ли вы знать, что с ним делать? Я встречал людей, которые тратили миллион за шесть недель. Потом они начинали рвать и метать из–за того, что никто не дает им еще один миллион. Я не собираюсь отдавать свою дочь подобному субъекту.
Хиппантинг. Я был третьим на классическом экзамене в Кембридже, мистер Слэддер.
Слэддер. Я не стану проклинать классиков, я не стану проклинать Кембридж, я даже не знаю, что такое классический экзамен. Но все же могу вам сказать, что если б я был так глуп, чтобы тратить свое время на классиков, третье место мне показалось бы не самым лучшим. Да, мистер Хиппантинг, вы избрали местом своей деятельности церковь, и я не стану возражать против вашего выбора; у нас свободная страна, и я не стану порицать ваш труд. Он хорошо оплачивается, если вы достигнете высших степеней, но вы, похоже, туда никак не попадаете. Я избрал своим делом бизнес, в этом, по–моему, больше смысла; но если бы я избрал Церковь, я не задержался бы в приходских священниках. Нет, даже не епископ. Я не позволил бы архиепископу указывать и делать выговоры. Нет. Я добрался бы до самого верха, добился бы немалого дохода и проживал бы его.
Хиппантинг. Но, мистер Слэддер, я мог бы стать викарием завтра же, если б моя совесть позволила мне прекратить протестовать против некоторого убеждения, которого придерживается епископ…
Слэддер. Я все об этом знаю. Меня не заботит, что именно удерживает вас на нижней ступени лестницы. Вы говорите, совесть. Ну, у каждого человека есть своя причина. У кого–то совесть, у кого–то выпивка, у большинства обычная глупость. Там уже полно народу, на этой нижней ступени, ни к чему мне идти и оставлять там свою дочь. Где, по–вашему, я оказался бы сегодня, если бы позволил совести стоять у меня на пути? Э?
Хиппантинг. Мистер Слэддер, я не могу изменить свои убеждения.
Слэддер. Никто вас об этом не просит. Я только прошу вас оставить в покое епископа. Он говорит одно, а вы проповедуете другое при всяком удобном случае; этого достаточно, чтобы разрушить любую фирму.
Хиппантинг. Я верю, что вечное наказание несовместимо с…
Слэддер. Теперь, мистер Хиппантинг, это надо прекратить. Когда я говорил, что задам вам хорошую взбучку, я не имел в виду, что вы такой уж плохой парнишка. Но моя дочь не выйдет замуж за человека с нижней ступеньки лестницы. На этом и покончим.
Хиппантинг. Но, мистер Слэддер, можете ли вы сами поверить во что–то столь ужасное, как вечное наказание, вопреки…
Слэддер. Я? Нет.
Хиппантинг. В таком случае как же вы просите об этом меня?
Слэддер. Это конкретное убеждение никогда не становилось преградой между мной и вершиной лестницы. Было множество преград, но теперь они все остались далеко внизу, мистер Хиппантинг, далеко внизу, так низко (показывает вниз), что я уже не замечаю их. Оставьте эту нижнюю ступеньку, как сделал я много лет назад.
Хиппантинг. Я не могу взять свои слова назад.
Слэддер. Я не хочу ничего усложнять. Просто скажите, что вы верите в вечное наказание, и тогда оставим этот разговор. Вы можете сказать это мне, если хотите. Мы можем пригласить еще кого–нибудь, чтобы не возникло никаких сомнений — мою дочь, если пожелаете. Я дам знать епископу, и он не будет стоять у вас на дороге; сейчас вы просто вынуждаете его. Либо вы, либо правила фирмы.
Хиппантинг. Я не могу.
Слэддер. Вы не можете просто сказать мне и моей дочери, что вы верите в вечное наказание, и предоставить мне отправиться в Эксминстер и сообщить это прямо епископу?
Хиппантинг. Я не могу сказать то, во что не верю.
Слэддер. Подумайте. Епископ, возможно, и сам в это не верит. Но вы пожмете его руку — и уберете его с дороги.
Хиппантинг. Я не могу сказать ничего подобного.
Слэддер (поднимаясь). Мистер Хиппантинг, существуют два типа людей — те, которые преуспевают, и те, которые не преуспевают. Мне неведомы другие. Вы…
Хиппантинг. Я не могу пойти против своей совести.
Слэддер. Меня не заботит, какова причина вашего поступка. Вы принадлежите ко второму типу. Мне очень жаль, что моя дочь полюбила такого человека. Мне очень жаль, что такой человек вообще переступил порог моего дома. Раньше я был маленьким, грязным, скандальным мальчишкой. Вы показали мне, каким я был бы сегодня, будь я человеком вашего типа. Я лучше останусь таким же, каким был — скандальным и грязным (Его голос звучит все громче по ходу монолога).
(Входит Эрминтруда).
Эрминтруда. Папа! Что ты говоришь, папа? Я слышала такие громкие голоса.
(Хиппантинг стоит, погруженный в горестное молчание).