Трундлебен. Ну, еще какие–то поэмы, как он пишет.
(Держит список)
Сэр Уэбли. И о чем они все?
Трундлебен. Ну, есть одна под названием… Ох! Мне не стоило и упоминать ее; возможно, лучше бы ее совсем пропустить.
Никс. Не…?
Сэр Уэбли. Не совсем…?
Трундлебен. Нет, даже совсем.
Сэр Уэбли и Никс. Гм!
Трундлебен. Пропустим ее совсем. А потом идут «Сонеты», и… и «Венера и Адонис», и… и «Феникс и голубка».
Сэр Уэбли. Феникс и что?
Трундлебен. Голубка.
Сэр Уэбли. Ох! Дальше…
Трундлебен. Одна поэма называется «Страстный пилигрим», а другая — «Жалобы влюбленного».
Сэр Уэбли. Я думаю, все это недостойно внимания.
Никс. Я тоже так думаю, сэр Уэбли.
Трундлебен (мрачно). Совсем перевелись поэты с тех пор, как умер бедняга Браунинг. Как можно именоваться поэтом… Настоящий абсурд!
Никс. Именно так, Трундлебен, именно так.
Сэр Уэбли. И все эти пьесы? С какой стати он назвал их пьесами? Их же никогда не ставили.
Трундлебен. Ну…эээ…нет, не совсем так, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Что значит не совсем, Трундлебен?
Трундлебен. Ну, я уверен, что их ставили в Америке, но, разумеется, не в Лондоне.
Сэр Уэбли. В Америке? Что там у них такое творится! Америка? Ну, это же по другую сторону Атлантики.
Трундлебен. О да, сэр Уэбли, я… я полностью с вами согласен.
Сэр Уэбли. Америка! Они, конечно, это сделали. Они поставили его пьесы. Но это не сделает Шекспира достойным членом «Олимпуса». Скорее наоборот.
Никс. Да, скорее наоборот.
Трундлебен. О, разумеется, сэр Уэбли, разумеется.
Сэр Уэбли. Рискну заметить, что «Макбет» будет как раз такой штукой, которая подойдет этим американским ирландцам. Самое для них подходящее дело!
Трундлебен. Да, самое подходящее, сэр Уэбли. Точно!
Сэр Уэбли. У них там, уверен, более чем свободные нравы; они, вероятно, не стали обвинять его в браконьерстве.
Трундлебен. Не сомневаюсь в этом, сэр Уэбли. Скорее всего.
Никс. Полагаю, так оно и было.
Сэр Уэбли. Ну что ж, Трундлебен; стоит ли нам принимать в «Олимпус» человека, который будет приходить сюда, набив карманы чужими кроликами?
Никс. Кроликами и зайцами.
Сэр Уэбли. И даже олениной, если на то пошло.
Трундлебен. Да, конечно, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Слава Богу, члены «Олимпуса» могут добыть оленью ногу, не впуская в свой круг подобных личностей.
Никс. Да, конечно.
Трундлебен. Надеюсь на это.
Сэр Уэбли. Да, теперь об этих пьесах. Я не хочу сказать, что мы полностью уверены в абсолютной безнадежности этого человека. Нам следует убедиться.
Никс. Да, так точно.
Трундлебен. О, сэр Уэбли, я боюсь, что они и в самом деле очень плохи. Там есть некоторые совсем неудачные…эээ…замечания.
Сэр Уэбли. Как я и подозревал. Да, именно так я и подозревал.
Никс. Да, да, конечно.
Трундлебен. Например, в этой пьесе о забавном корабле — у меня есть список действующих лиц… и я боюсь, что…эээ…ну, посмотрите, сами. (Передает листок). Вы увидите, что все сделано, боюсь, в самом дурном вкусе, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Определенно, Трундлебен, определенно. И впрямь дурной вкус.
Никс (всматривается). Ну и что там, сэр Уэбли?
Сэр Уэбли (указывает). Вот, взгляните.
Никс. Пьяный… пьяный лакей! Весьма прискорбно.
Сэр Уэбли. Вполне достойный класс. Ничем не оправданное оскорбление. Я не хочу сказать, что никто ни разу не видел пьяного лакея…
Трундлебен. Именно.
Никс. Да, конечно.
Сэр Уэбли. Но включить это прямо в афишу — значит практически заявить, что все лакеи — пьяные.
Трундлебен. Это никак не соответствует истине.
Сэр Уэбли. Они, естественно, будут как–то протестовать, а если член «Олимпуса» вмешается в подобный конфликт, это будет…ну…вовсе уж…
Трундлебен. Да, конечно, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. И тогда, конечно, если он один раз сотворил нечто подобное…
Никс. Потом могут случиться и другие конфузы.
Трундлебен. Я не просматривал весь список, сэр Уэбли. Я нередко думаю об этих современных писателях, что чем меньше они делают, тем меньше…ну…
Сэр Уэбли. Да, именно.
Никс. Истинная правда.
Сэр Уэбли. Ну, мы не сможем просмотреть весь этот список действующих лиц, чтобы решить, пригодны ли они для сценического представления.
Трундлебен. О нет, сэр Уэбли, это абсолютно невозможно; их… их тут сотни.
Сэр Уэбли. Боже милосердный! Он, должно быть, потратил очень много времени.
Трундлебен. О, очень много, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Но нам следует до конца со всем этим разобраться. Мы не можем…
Никс. Я вижу, там сидит мистер Глик, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. А, да, это он.
Никс. «Образцовая вечерняя газета» должна все знать об этом Шекспире, если что–то о нем стоит знать.
Сэр Уэбли. Да, конечно, они знают.
Никс. Может, следует у него спросить?
Сэр Уэбли. Ну, Трундлебен, предоставьте это нам. Мы с мистером Никсом все обсудим и сделаем все, что нужно.
Трундлебен. Спасибо, сэр Уэбли. Я в самом деле очень сожалею, что так получилось… очень сожалею.
Сэр Уэбли. Очень хорошо, Трундлебен, мы посмотрим, что можно сделать. Если о нем и о его пьесах ничего не известно, вам придется ему написать и предложить, чтобы он снял свою кандидатуру. Но мы посмотрим. Посмотрим…
Трундлебен. Спасибо, сэр Уэбли. Мне и правда очень жаль, что так сложились обстоятельства. Спасибо, мистер Никс.
(Уходит, медленно, вразвалку).
Сэр Уэбли. Ну что ж, Никс, вот мы и нашли решение. Если о нем больше никто ничего не знает, мы не можем принять его в «Олимпус».
Никс. Именно так, сэр Уэбли. Я обращусь к мистеру Глику.
(Он привстает, с надеждой глядя на мистера Глика, когда между ним и Гликом появляется Джергинс. Он пришел забрать чашки).
Сэр Уэбли. Времена меняются, Джергинс.
Джергинс. Боюсь, что так, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Быстро меняются. В клуб вступают новые члены.
Джергинс. Да, боюсь, что так, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Вы тоже это замечаете, Джергинс.
Джергинс. Да, сэр Уэбли, это происходит так неожиданно. Как раз на прошлой неделе я видел…
Сэр Уэбли. Ну, Джергинс…
Джергинс. Я видел лорда Пондлбарроу, надевшего…
Сэр Уэбли. Надевшего что, Джергинс?
Джергинс. Надевшего одну из этих морских шляп, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Ну–ну. Я полагал, что все меняется, но не до такой степени…!
Джергинс. Нет, сэр Уэбли.
(Уходит, тряся головой).
Сэр Уэбли. Что ж, нам следует разузнать про того парня.
Никс. Да, я обращусь к мистеру Глику. Он все знает о подобных вещах.
Сэр Уэбли. Да, да. Как раз…
(Никс встает и направляется к креслу Глика).
Никс. Э…э….
Глик (оборачиваясь). Да?
Сэр Уэбли. Вы знаете что–нибудь о человеке по имени Уильям Шекспир?
Глик (щурясь из–за пенсне). Нет!
(Он несколько раз отрицательно качает головой и возвращается к своей газете).
Занавес
Действующие лица
Гарри Де Риз - Поэт
(Это имя, несомненно, французского происхождения, но произносится на английский манер Де Ривз).
Дик Прэттл - старший лейтенант королевской морской кавалерии.
Слава
Квартира Поэта в Лондоне. Окна на заднем плане. Высокий экран в углу.
Время действия — 30 февраля
Поэт сидит за столом, пишет. Входит Дик Прэттл.
Прэттл. Привет, Гарри.
Де Риз. Привет, Дик. Боже правый, откуда ты явился?
Прэттл. С края света.
Де Риз. Ну, будь я проклят!
Прэттл. Думаю, я присяду и взгляну, как у тебя дела.
Де Риз. Что ж, это чудесно. Что ты делаешь в Лондоне?
