все жертвы твои не имеют услады,
А сам ты питаешься царской наградой.
Наверно ты знаешь Деметры ответ,
что будет нам завтра-погибель иль нет?
Теперь ты мой сродник, Гигея-сестра
нас кровью связала у персов костра,
О страсти твоей я наслышен давно
И сердце твое ей полно до краев.
И в этот меж нами таинственный миг
Дух предков-эллинов в нас снова возник.
Так что же богами нам завтра дано?
Демарат.
Я рад монологу, о, брат, Александр!
Твои слова мне бодрость прибавляют,
Мой дух трепещет перед новым днем
И как тебя
меня страшит победа сил чужих,
Она и радует, и огорчает.
Мардоний победит! Что мы приобретем?
Подачки призрачных кормлений
с разграбленных эллинских городов?
Павсаний? Павсания богатства возрастут!
И греки к Македонии поближе станут.
Так пусть же бьются в прах,
пусть жены их рыдают,
не будет пусть здоровых и рабов.
Но дух эллинов в нас играет
и позволяет нам дать грекам в том совет,
чтоб перед битвой жребий свой бросали
и в битву не вступали до тех пор,
пока Мардоний Дельфы не разрушит.
А после их черед.
Александр. Тебя я понял, друг!
Совет твой мудр. Его мы принимаем.
Да будут боги милостивы к нам.
Мы ждем, а ждем-уже страдаем.
Демарат.
Клянешься ль ты, что в случае победы
Павсания над нашей стороной,
ты дашь мне кров и города в кормленье,
которые Бубара получил
при сватовстве сестры- Гигеи?
Александр.
Наверное за этим шел ко мне!?
Демарат.
И за этим.
Александр.
Ведь царь царей Бубаре дал совет.
Демарат.
А он его исполнил.
Отдать Гигею в жены мне.
Оставив золото себе, но без ее кормленья.
Александр.
Пока ты муж ее, ее же все твое.
И мной истребовано быть не может.
Мой брат погиб, наследница она.
Демарат.
Мы обсудили главное с тобой.
Теперь едины мы.
Эллины мы-семья по духу, телу и страстям.
Прощаюсь до утра. Да будет мир с тобой.
Шатер Демарата.
Демарат.
Я полагал, — брат Александра жив!?
Царю царей исправно в Азии он служит.
Так это знак судьбы!
И коли Александр умрет,
наследником престола македонским
быть может сын мой от Гигеи?!
Он может умереть. Он смертен как и я.
Так значит муж Гигеи есть совладелец
всех кормлений македонских. Как хорошо.
Законы Спарты отрицают право
на собственность наследства.
У Спарты все для всех.
А ведь Мардоний Дельфы не разрушит.
И в этом мой ему совет.
Входит Мардоний.
Мардоний.
Как бедно ты живешь!
Казалось, царь царей тебя не то, что любит,-
обожает, советов требует, и ты ему даешь.
Так мудро все ты изъясняешь, так мудро,
словно пифия поешь.
Демарат.
О, славный полководец, мир тебе!
Входящему ко мне, всех благ, всего земного!
Я лишь спартанец, изгнанный по злобе и
злорадству моих врагов.
Ведь Левтихид проклятый,
клятвопреступник Клеомен
своею силой сокрушенья меня изгнали из царей.
Мардоний.
Но на тебя и Геро клеветала!
Наверно как супруга Леонида,
которого не мог терпеть наш царь царей.
Демарат.
Но это дочь для Клеомена!
Мардоний.
Чем дольше я с эллинами живу,
тем больше я их ненавижу.
Все о достоинстве, о славе говорят,
одолевают страсти отношений,
себя богов подножьем мнят,
во тьме из словоизвержений
хотят прозреть свою судьбу,
готовы к подлости и сечи,
но в нищите едят и спят,
в гражданском пафосе их речи
мы слышим громкие слова
в них лишь самим себе хвала.
Демарат.
Не раздражайся, полководец!
Восточной мудрости слова,
для нас ведь тоже, что молва.
Я понял так, что ты, к примеру,
пришел ко мне не лицезреть
ни бедность, нищету моих покоев…
Тебя ведь что-то тяготит?
И я как младший пред тобой
достоин испросить тебя
какая помощь недостойного эллина
и в чем она тебе нужна?
Мардоний.
Известно мне слово оракула Дельфов,
что персы в Элладу с войсками придут.
Какая судьба нас сейчас ожидает,
и кто из оракулов что говорит
о гибели персов в бою предстоящем?
Ответ твой награду оценит твою.
Демарат.
Я знаю, Мардоний, что царь из царей
на этот пост тебя недавно назначая
и в Сарды спешно уезжая,
тебе оставил мягкие ковры,
столы из серебра и утварь золотую…,
а я так нищ, а я так беден,
а я в добавок и женат,
Ты сам все это лицезреешь,
ты сам об этом говоришь.
Мардоний.
Я вижу нищету твою. И сострадаю.
Я думаю, что твой народ и все вы,
пусть даже поколений минует череда,
в ней прозябать останетесь навеки.
Ведь размышленья ваши
вам не прибавят лишнего куска.
Так заработай дружеским советом.
Демарат.
Ты чести, слова верный господин.
И потому открою я тебе
последнее известие из Дельфов.
Не разрушая храмов, двигайся вперед.
Наутро, начиная битву, пусть каждый в битве той возьмет, что всем судьбой отмерено на месте.
Но помни, полководец и стратег,
что Александр, гостеприимец афинян,
тобою ранее поссоривший их с Спартой,
Павсания предупредить готов.
Мардоний.
Вот таковы элины все.
Друг друга предают и презирают,
Они с судьбой своей играют,
А козни персам вечно шьют.
Мне ясно все. Тебя благодарю я.
И свой заклад сейчас тебе пришлю.
Украсишь утварью царя царей,
Ты свой шатер, пока убогий(уходит).
Шатер Демарата в роскошном персидском убранстве.
Гигея одна.
Гигея.
Мардоний оказался прав
и слово честное сдержал.
Отвыкла я без роскоши персидской жить.
Без мягкости ковров, без шелковистой ткани
серебряных и золоченых лож. Как трудно
жить без роскоши персидской, без дивных
ароматов восточных стран, без притираний,
без слуг с услужливостью рабской нам
подающих тьму безделиц женских.
Мардоний прав, — Бубара равнодушен
и жесток. На ложе уподоблен он волу,
весь интерес его в пересыпаньи
золотой монеты из жирных рук в мешки
да кладовые.
Я жить хочу. Я молода еще.
А Демарат ревнив и страстен, хитер и злобен
как юнец, которого игрушкой обделили.
Ему не интересен пыл души еще и молодой,
и жаркой,
ему пыл страсти сластолюбцу подавай.
В его руках я лишь безделица,
красивый лепесток, которым хочет
всласть он насладиться.
Не может он на сына надышаться.
Единственный ребенок для него
как часть от моего начала, пронизавшая
кровь и плоть его, в котором видит он
наследника престола всей Македонии!
Чудак, безумец и игрок, ведомый
не пророчеством Деметры, а темным
духом вечного Аида!
Тщеславен Александр! Как скорпион хитер
и кровожаден.
Не он эллин,
а я по сущности своей всегда
всех греков в мыслях понимала!
Но роскошь полюбила больше мыслей,
их мудрости
— отмычек слова самоправданья тех,
кто хвалится стихами "Илиады","Одиссея".
Душа моя всей страстью так трепещет и жаждет пламенной любви Мардония опять.
Он есть герой моей души.
Я с ним в Аид пошла бы, не дрогнув, бросив все, что дорого и мило.
Меня любовью опоила не красота лица, а мужество души его и преданность мужчины
и матери своей, сестре и брату.
Входит Мардоний.
Гигея.
Любовь моя!
Страдаю я,
что ночью ложе на нашей роскоши делю,
но не с тобой!
Мардоний.
Я Демарату предложил все это,
он принял знак любви моей
как будто все, что видишь,
можно получить за жалкие слова
оракулов дельфийских.
Нет, правду говорят, что бедные эллины
лишь словеса такие чтят, где
мудрость хвалят и лелеют,
а сами даже не краснеют
дары подачек принимать,
не понимая глупостей словесных.
Не слово-дело душу окрыляет!
Гигея.
И любовь!
Любовь без меры и границ
для двух в любви оплавившихся лиц
и жаждущих продолжить наслажденье, где
страстное дыхание и пенье двух сердец и
