ПАТРУЛЬЩИК: Что-то случилось?
ГУМБЕРТ: Нет, нет. Я только хотел свериться с картой.
ЛОЛИТА: (услужливо-поспешно перегнувшись через Г. Г. и говоря с не свойственной ей учтивостью) Боюсь, мы остановились в неположенном месте. Дело в том, что у нас возник вопрос, как проехать короткой дорогой, и мы подумали —
ПАТРУЛЬЩИК: Хорошо, если вы хотите сделать остановку, здесь в трехстах ярдах есть стоянка.
ЛОЛИТА: Ах, спасибо!
Густобровый полицейский награждает красотку своей самой широкой улыбкой и плавно отъезжает. Лолита прижимает к груди свою трепещущую руку.
ЛОЛИТА: Экий балда! Он должен был тебя сцапать.
ГУМБЕРТ: Помилуй, почему же — меня?
ЛОЛИТА: Потому что предельная скорость в этом дурацком штате всего пятьдесят миль в час. Нет, нет, не замедляй. Он теперь далеко.
ГУМБЕРТ: Нам еще предстоит длинный перегон, так что веди себя как хорошая девочка.
ЛОЛИТА: А свет был красный. Я никогда не видала такой езды.
Они безмолвно проезжают через безмолвный городишко.
ГУМБЕРТ: Ты сказала, что вела себя… не знаю… гадко? Не желаешь ли ты рассказать об этом?
ЛОЛИТА: А тебя легко ошарашить?
ГУМБЕРТ: Нет. Так чем ты занималась?
ЛОЛИТА: Ну, я принимала деятельное участие в лагерной жизни.
ГУМБЕРТ: Ensuite?[64]
ЛОЛИТА: Ансуит, меня учили жить групповой жизнью, счастливой и полной жизнью, и при этом развивать собственную гармоничную личность. Словом, быть паинькой.
ГУМБЕРТ: Да, я читал об этом в лагерной брошюрке.
ЛОЛИТА: Мы любили петь хором у костра.
ГУМБЕРТ: Что-нибудь еще?
ЛОЛИТА: (восторженно) Гэрл-скаутский девиз — это также и мой девиз. Мой долг быть полезной животным мужского пола. Я исполняю их прихоти. Я всегда в хорошем настроении. И я всегда грешу мыслью, словом и делом.
ГУМБЕРТ: Это всё, моя остроумная детка?
ЛОЛИТА: Мы пекли пироги на солнечной плите с рефлектором. Как интересно, правда? Здорово! Мы делали рентгеновские снимки. Мы распознали трех птиц в лесу, больше учитель не знал. Вот весело!
ГУМБЕРТ: C'est bien tout?[65]
ЛОЛИТА: C'est. He считая малюсенькой вещи, о которой я, может быть, расскажу попозже, если будем сидеть в темноте.
Дорога. Придорожный указатель: «ОТЕЛЬ „ЗАЧАРОВАННЫЕ ОХОТНИКИ" — 8 МИЛЬ». Далее, другой указатель: «БРАЙСЛАНД, 759 ФУТОВ НАД УР. М.». Наконец, щит на перекрестке: «ДО ВАШЕГО НЕЗАБЫВАЕМОГО ОТЕЛЯ „ЗАЧАРОВАННЫЕ ОХОТНИКИ" -3 МИЛИ».
ЛОЛИТА: Ах, давай остановимся в «незабываемом»!
ГУМБЕРТ: Я забронировал две комнаты в гостинице для туристов в Лепингвиле, но…
ЛОЛИТА: Ах, пожалуйста! Остановимся в «Зачарованных». Это известное романтичное место. Люди будут думать, что мы любовники. Пожалуйста!
…И вот он предстал перед нами, дивно и неотвратимо, в конце плавного поворота, под призрачными деревьями, наверху, где кончался обсыпанный гравием въезд, — белый чертог «Зачарованных Охотников».
ЛОЛИТА: (выбираясь из машины) Ну и шик!
Старик Том, седой, горбатый негр, уносит чемоданы.
Это большая, старая, вычурная, семейного типа гостиница с колонной галереей. Гумберт и Лолита входят в богато украшенный холл. Участники двух съездов, медицинского (в стадии убытия) и флористического (в стадии прибытия), заполняют помещения отельной конторы.
Лолита опускается на корточки, чтобы осыпать ласками кокер-спаниеля, который, разлегшись на ковре, тает под ее ладонью.
ГУМБЕРТ: (невнятно, обращаясь к отельному клерку у стойки конторы, мистеру Ваткинсу) Могу ли я снять комнату на ночь?
ВАТКИНС: Простите, сэр?
ГУМБЕРТ: Могу ли я снять две комнаты или одну комнату с двумя кроватями?
ВАТКИНС: Боюсь, мы ничем вам не сможем помочь. Гостиница переполнена участниками съезда медиков, включая тех, кому не нашлось места в другом отеле. И, кроме того, встреча экспертов по розам как раз началась. Это для вас и вашей девочки?
(Добродушно смотрит на Лолиту.)
ГУМБЕРТ: Ее мать больна. Мы очень устали.
ВАТКИНС: Мистер Свун!
Появляется Свун, другой отельный служащий.
ВАТКИНС: Что слышно о докторе Лаве?[66] Он телефонировал?
СВУН: Да, он отменил свою бронь.
ВАТКИНС: А как обстоит дело с семьей Блисс?[67]
СВУН: Они намерены сегодня освободить номер.
ВАТКИНС: (к Гумберту) Раз так, я могу поселить вас в номере триста сорок два. Но там имеется только одна кровать.
ГУМБЕРТ: В таком случае, может быть, вы поставите дополнительную кровать?
ВАТКИНС: Нет ни одной свободной, но мы что-нибудь придумаем позднее.
ГУМБЕРТ: Хорошо, я беру номер.
ВАТКИНС: Наши кровати довольно
(открывает журнал регистрации постояльцев)
широкие. Прошлой ночью на такой кровати у нас уместилось трое докторов, и тот, что спал посредине, был весьма упитанный
(протягивает Гумберту конторское перо, так как его собственное застопорилось)
джентльмен.
Коридор на третьем этаже. Дядя Том, с чемоданами и ключом, занят отпиранием двери номера. Он возится с ключом.
ЛОЛИТА: Смотри, это ведь номер нашего дома — триста сорок два.
ГУМБЕРТ: Забавное совпадение.
ЛОЛИТА: Да, очень забавно. Знаешь,
(смеется)
прошлой ночью мне приснилось, что мама утонула в Рамздэльском озере.
ГУМБЕРТ: Неужели?
Комната. Двуспальная кровать, зеркало, двуспальная кровать в зеркале, зеркальная дверь стенного шкафа, такая же дверь в ванную, чернильно-синее окно, отраженная в нем кровать, та же кровать в зеркале шкафа, два кресла, стол со стеклянным верхом, два ночных столика, между ними двуспальная кровать: точнее, большая кровать полированного дерева с бархатистым покрывалом пурпурного цвета и четой ночных ламп под оборчатыми красными абажурами. Гумберт дает старику Тому один доллар, подзывает его обратно и дает еще один. Том уходит с ухмылкой признательности на лице.
ЛОЛИТА: (динамически гримасничая) Как же так — мы оба будем спать здесь?
ГУМБЕРТ: Я просил у них отдельную комнату или хотя бы добавочную койку — для тебя или для меня, если хочешь.
ЛОЛИТА: Ты с ума сошел.
ГУМБЕРТ: Почему же, моя дорогая?
ЛОЛИТА: Потому, мой дорогой, что, когда дорогая мама узнает, она с тобой разведется, а меня задушит.
Она стоит напротив зеркальной двери шкафа, с удовольствием щурясь на свое отражение. Гумберт садится на краешек низкого кресла, нервно потирает ладони и обращается к ее довольному отражению.
ГУМБЕРТ: Послушай меня, Ло. Давай установим кое-что раз навсегда. Я твой приемный отец. В отсутствие твоей матери я отвечаю за твое благополучие. Нам придется много быть вместе. И поскольку мы небогаты, мы не сможем
(привстает и подхватывает свой плащ, который соскочил с крючка)
всегда занимать две комнаты.
ЛОЛИТА: Ладно, ладно. Мне нужна моя расческа.
Гумберт пробует ее обнять — так, невзначай, капля сдержанной нежности перед ужином.
ЛОЛИТА: Слушай, я предлагаю похерить игру в поцелуи и пойти жрать.
Он открывает чемодан с вещами, которые купил для нее.
ГУМБЕРТ: Кстати, здесь несколько платьев и вещиц, которые я купил для тебя в Паркингтоне.
«Ах, мечта мечты моей! Она направилась к раскрытому чемодану, как будто подстерегая издали добычу, как будто в замедленном кинематографе, вглядываясь в эту далекую сокровищницу на багажных козлах». Она поднимает за рукавчики кофточку, вытаскивает медленную змею блестящего пояска и примеряет его на себе. «Затем она вкралась в ожидавшие ее объятия, сияющая, размаянная, ласкающая меня взглядом нежных, таинственных, порочных, равнодушных, сумеречных глаз — ни дать ни взять банальнейшая шлюшка. Ибо вот кому подражают нимфетки — пока мы стонем и умираем». Их поцелуй прерывается стуком в дверь. Старик Том входит с вазой великолепных роз.
ГУМБЕРТ: Вот это да! От кого цветы?
ТОМ: Я не знаю.
ГУМБЕРТ: Что значит, не знаете? От управляющего гостиницы?
