Верлен. Постой. Не уходи. Выслушай меня. Присядь на минутку.
Рембо не садится, но перемещается чуть ближе к середине сцены.
Рембо. А вдруг она вернется?
Верлен. Не волнуйся. Это не играет никакой роли.
(Рембо с улыбкой плюхается в кресло.)
Понимаешь, она хочет, чтобы мы эмигрировали. В Канаду.
Рембо. Вот как?
Верлен. Да.
Рембо. Ну-ну.
Верлен. Как по-твоему, стоящая затея? Рембо. Нет.
Верлен. Почему же нет? Какая разница, куда уехать? Пойми, для меня это шанс. Там у нас есть друзья, живется спокойно, я смогу писать, отдыхать, брошу пить…
Рембо. …избавлюсь от дурного влияния Европы…
Верлен (помолчав). А что? Прогулки на природе…
Рембо. Простая жизнь. Назад, к Руссо. Благородный дикарь. «Поль и Матильда, заблудившиеся в лесу, и нашедший их пес Фидель». Человек в борьбе со стихией. Это она сама придумала?
Верлен. Да.
Рембо. Или папочка? Злобный папочка?
Верлен. Я вижу с твоей стороны полное безразличие к моему семейному счастью.
Рембо. Верно; и с твоей стороны хотелось бы видеть то же самое.
Молчание.
Верлен. Ну да, да, я собирался отослать ее в Париж. Но тебе не понять, как сильно я ее люблю. Она так прекрасна. Сегодня утром вхожу к ней, без стука, а она лежит на кровати, обнаженная. Такая красивая, такая молодая и растерянная…
(Умолкает. Рембо не в силах сдержать смех.)
Что смешного?
Рембо. Она действительно лежала голышом?
Верлен. Да.
Рембо. Мне это нравится. Бесподобно!
Верлен. А что такого?
Рембо. Я даже начинаю лучше о ней думать.
Верлен. Почему?
Рембо. Ну, как же: доперла наконец, что от нее требуется, и не ломалась.
Верлен. Циничный подонок. Она устала с дороги. И не могла знать, когда я приду.
Рембо. Это у нее привычка такая — валяться нагишом?
Верлен. Нет. (Пауза.) Слушай, к чему этот разговор?
Рембо. Просто к слову. (Пауза.) Она твоя жена, ты ее любишь, вот и катись к ней. (Встает.)
Верлен. Господи, не знаю, что делать.
(Молчание. Рембо начинает двигаться к выходу.)
А ты как считаешь?
Рембо. Я считаю, что мне пора. Я считаю, что ответ за тобой.
Верлен. Боже правый.
Рембо. Буду ждать твоего решения здесь, внизу.
Верлен. Не уходи.
Рембо (с улыбкой). Стаканчик-другой — и ситуация, надеюсь, немного прояснится.
Рембо уходит. Верлен сидит в луче прожектора, угрюмо глядя перед собой.
Занавес.
СЦЕНА 1
Голос Верлена. Как много было ночей, когда я любовался его трогательным спящим телом и гадал, почему он всеми силами старается убежать от реальности. Мне еще не встречался человек, для которого это стало бы целью жизни. Я понимал, что от него исходит угроза обществу, а больше всего — ему самому. Быть может, он знал тайные способы изменить жизнь? Нет, отвечал я себе, он лишь хочет их найти. Его доброта имеет магические свойства. Я — ее пленник.
Во время этого монолога постепенно загораются огни рампы, освещая зал в георгианском стиле, превращенный в однокомнатное жилое помещение по адресу: Лондон, Хауленд-стрит, дом 34, квартира 5.
24 ноября 1872 года.
Верлен, сидя за обеденным столом, пишет письмо. Рембо валяется на кровати, подмяв под себя одеяло; он читает и время от времени делает пометки в школьной тетради. Разговор не носит связного и последовательного характера; обстановка домашняя.
Рембо. Чего ты боишься больше всего на свете?
Верлен. Мм?
Рембо. Спрашиваю: чего ты боишься больше всего на свете?
Верлен. Не знаю. Положить свои яйца не в ту корзину. (Не отрываясь от письма.) А ты чего боишься?
Рембо. Что люди увидят меня так, как вижу их я.
(Молчание.)
В котором часу у них открывается?
Верлен. До часу дня все закрыто. Черт бы побрал эту нелепую страну.
Рембо. Терпеть не могу воскресные дни.
Верлен. Ничего, кроме теплого пива; и, ко всему прочему, его полагается пить стоя. Откуда только берется здешняя респектабельность, чтоб ей пусто было! Даже у нищих башмаки начищены до блеска.
Рембо. Всегда ненавидел воскресные дни. Даже в Шарлевиле. Что ни воскресенье, наша семья тащилась к обедне, как… крокодил, составленный из пингвинов. Впереди Витали с Изабеллой. Следом — Фредерик и я. Замыкала процессию матушка Рембо — рот, извергающий тьму. На нас показывали пальцем. Она требовала, чтобы мы держались за руки.
Вопреки общему мнению, я всегда считал, что Христос умер в воскресенье, в пять часов пополудни.
Молчание.
Верлен. Очисти грушу, а?
(Рембо чистит грушу.)
Передать от тебя привет Лепеллетье?
Рембо. Еще чего.
(Молчание.)
Обожаю эти идиомы. «Давать деру», «лизать пыль», или вот: «испытывать собачью задницу». Угадай, что это значит?
Верлен. Действие, которое совершают англичане, перед тем как варить… этот… как его… суп из бычьих хвостов. (Берет со стола листок бумаги, читает вслух.) «Книжный магазин Уильяма Джорджа на Касл-стрит предлагает широкий выбор произведений французской литературы». Мы с тобой пойдем сегодня слушать Джорджа Оджера? Рембо. Это еще кто?
Верлен. Джордж Оджер, республиканец… (читает из какой-то листовки) «…выступит сегодня в Гайд-парке в защиту уволенных и заключенных под стражу констеблей».
Рембо. Меня это не колышет.
Верлен. Зато бесплатно.
(Молчание. Рембо раскуривает трубку.)
Ты же знаешь, мы сейчас на мели.
Рембо. Не надоело повторять?
Верлен. Как по-твоему, не пора ли нам устроиться на работу?
Рембо. Я же говорил, что не собираюсь ходить на службу. Мне есть чем себя занять.
Верлен. А если на неполный день — преподавание или что-нибудь в этом роде?
Рембо. Нет. Но тебя никто не держит: хочешь работать — пожалуйста.
Верлен. Я не хочу: жизнь заставляет.
Рембо. А меня не заставляет. Ладно… Я здесь надолго не задержусь.
Верлен. Интересно.
Рембо. Будет лучше, если я тебя на время покину.
Верлен. С какой стати?
Рембо. Скажи, ты собираешься разводиться с Матильдой?
Верлен. Ни в коем случае.
Рембо. А куда ты денешься? Она укажет, что ты ушел из семьи, а если приплетет сюда еще и содомию — пиши пропало.
Верлен. Понимаю.
Рембо. Я не хочу, чтобы это каким-то боком коснулось меня.
Верлен. Тогда тебе, наоборот, лучше остаться. Пойми, если ты сейчас сбежишь, это будет равносильно признанию вины, так ведь? Однозначно. Единственный выход — блефовать. С этой целью я и написал Лепеллетье, что мы с тобой готовы пройти медицинское освидетельствование, если отец Матильды будет настаивать.
Рембо. Ты рехнулся?
Верлен. Нет, ну, я выразился обтекаемо…
Рембо. И что же ты написал?
Верлен (читает выдержку из своего письма). «Мы с Рембо готовы в случае необходимости показать этой банде наши задницы».
Рембо. А вдруг он поймает тебя на слове?
Верлен. Не поймает.
Рембо. На следующей неделе меня здесь не будет.
Верлен. У него руки коротки.
Рембо. Ты ведь не думаешь, что он выдвинул это обвинение, чтобы скрасить себе долгие зимние вечера? Он явно что-то знает.
Верлен. Глупости, просто театральный жест.
Рембо. Ты вечно судишь о людях как о литературных персонажах, то есть по преимуществу ошибочно трактуешь их мотивы.
Верлен. Все равно, он и сам не без греха. Сколько раз я его просил сходить в дом к тестю за моими вещами, а он даже пальцем не шевельнул.
Рембо. Это ты не без греха.
Верлен (неожиданно взрывается холодной яростью). Хорошо, я не без греха, раз ты так считаешь, но теперь-то можно считать, что эта тема закрыта! Ты позволишь мне дописать письмо?
