К у з ь м а. Вот те раз! Ты же депутат, дядя Валя!
Н е д о б е ж к и н. На ферме запарка! Самый опорос начался, а ты про баптистов.
К у з ь м а. Очень уж вы инди… индифурентны, Филарет Иванович.
Н е д о б е ж к и н. Чего?!
К у з ь м а. Безразличны вы очень, вот что! Опиум же! Духовный наркотик!
Н е д о б е ж к и н. Я вот по шее тебе, болтун… позволяешь много!
К у з ь м а (удаляясь). Не положено.
Н е д о б е ж к и н. Я ведь к тебе, Павла Андреевна.
П а в л а. Ну, беседуй.
Н е д о б е ж к и н. Беседовать-то особо некогда. Бычка выложить надо. Возьмешься?
П а в л а. Сам-то не можешь? Вроде мужик… штаны носишь.
Н е д о б е ж к и н. Штаны теперь и женщины носят… (Смущенно.) Я крови боюсь, Павла Андреевна. Увижу кровь — с души воротит.
П а в л а. Слабонервный какой! Ладно уж, забегу на минутку.
Н е д о б е ж к и н уходит.
За воротами, у кучки железного хлама, стасканного сюда хозяйственным Кузьмой, стоит ж е н щ и н а, поглаживая искрученный винт вертолета.
Входит К у з ь м а.
Ж е н щ и н а. Мальчик, ты давно здесь живешь?
К у з ь м а. С тех пор, как аисты принесли.
Ж е н щ и н а. Аисты? Не понимаю.
К у з ь м а. Наверно, потому, что вас среди капустных грядок нашли.
Ж е н щ и н а. Смешной! Не знаешь, откуда этот винт?
К у з ь м а (помрачнев). Были хорошие люди — летчики. Геологам трубы везли на вертолете. Шутили, наверно, анекдоты рассказывали. А вертолет упал…
Ж е н щ и н а. И не досказан последний анекдот. И не доставлены трубы…
К у з ь м а. Жили бы… научили бы меня, как построить летающую амфибию.
Ж е н щ и н а. Саша… Сашенька… (Обессиленно села на землю.)
К у з ь м а. Вы встаньте, тетя! Земля сырая.
Ж е н щ и н а. Сырая, а муж мой… в ней.
К у з ь м а. Я вас с Петькой познакомлю… хотите? По-гречески Полифем. Он хоть и Полифем, а совсем нестрашный. (Сбегал за козленком, принес.) Погладьте его!
Ж е н щ и н а (нацеловывая козленка). Какая прелесть! Ты бы его Угольком назвал. Весь черный…
К у з ь м а. Петька — и все тут. И никаких угольков. Нельзя, тетя. Целовать нельзя. У вас губы в помаде. (Отнял козленка.)
Ж е н щ и н а. Ты видел, как это все… случилось?
К у з ь м а. Мы с мамой ягоды собирали. Вертолет завалило. Он бы выровнялся, да ветер дул боковой. А под брюхом трубы болтались. Потом у меня в глазах все поплыло… Вы лучше у мамы спросите. Она больше моего знает.
Ж е н щ и н а. Это не нужно… не нужно теперь. Все остальное я знаю. Я будто голос его слышала в ту минуту. Он звал меня: «Таня! Танюха! Мне страшно!..»
К у з ь м а. Ну, летчик же! Летчики — народ отчаянный.
Ж е н щ и н а. Хотела что-нибудь из вещей его отыскать… ничего! Одно железо.
К у з ь м а (достав шариковую авторучку). Вот, возьмите! Я подобрал на месте аварии. Не его?
Ж е н щ и н а. Возможно. Да-да, возможно! Я, кажется, узнаю… вот трещинка на колпачке. Впрочем, не знаю… не уверена. Уж год, как мы порознь. Я полюбила другого. Но я и Сашу люблю…
К у з ь м а. Дайте сюда! Это не его… это моя ручка. Давайте! (Выхватив ручку, убежал.)
Ж е н щ и н а. Мальчик! Мальчик! Какой дикий! (Отерла слезы, начала прихорашиваться.)
В ограде П а в л а.
Входят В и т а С о р о к а, П у т н и к о в.
П у т н и к о в (у него привычка — пятиться от собеседника и дергать за свою бородку, словно хочет сам себя удержать). Медку нам не продадите ли? Товарищ наш простудился.
П а в л а. Много ли брать будете? Вдвоем пришли.
С о р о к а. Я Алешу повидать хотела.
П а в л а. Ночи-то не хватило? Повод нашла… Проваливайте отсюда! И с острова тоже проваливайте! Все исковыряли…
П у т н и к о в. Нам исполком разрешил… мы не самовольно.
П а в л а. Исполком — пусть, а я не разрешаю. Ройтесь там, где людей нет.
П у т н и к о в. Не нужно злиться. Все это было уже… Мы должны быть терпимыми… Меду-то продадите?
П а в л а. Меду?! Продам. Кило десятка.
П у т н и к о в. Ого! Кусается!
П а в л а. Дорого? А пчел держать подороже.
С о р о к а. Мы возьмем… возьмем, Павла Андреевна.
П а в л а уходит.
П у т н и к о в. Какая неприятная особа! А хороша прямо-таки до неприличия!
С о р о к а. Влюбились? Сказать ей об этом?
П у т н и к о в. В кого я влюблен, вам известно… лучше, чем кому-либо.
П а в л а возвращается.
П а в л а. Я вам два кило взвесила. Других гирь нету. Устраивает — берите. Нет — другим продам. Желающих много.
П у т н и к о в. У вашего меда какой-то цвет необычный.
П а в л а. На севере добыт — потому. (Сложив деньги, уходит.)
П у т н и к о в. Красота и жадность… В голове не укладывается. Ведь это страшно так жить, бессмысленно!
С о р о к а. Она не ради себя… Ради детей жадничает. А их тяготит это. По крайней мере Алешу…
П у т н и к о в. Как нежно вы это сказали… мне стало завидно.
Появляется К у з ь м а.
К у з ь м а. Сорока прилетела! Ах ты, сорока! Мам!
П а в л а (высовывается из окна). Чего тебе?
К у з ь м а. Дядя Легеза баню велел истопить. К нам шефы приедут… бригада Попова. Они покосничать помогают.
П а в л а. Пускай сами топят. Вам что еще?
П у т н и к о в. Уходим, уходим… (Уходит.)
П а в л а (задергивает занавеску, но снова отдергивает). Сюда пореже заглядывайте. А лучше стороной обходите. В ваших же интересах.
С о р о к а (она уже за калиткой). Кузьма! Передай вот это Алеше…
К у з ь м а. Сама-то не можешь?
С о р о к а. Мне запретили с ним видеться.
К у з ь м а. Кто запретил? Тот, с рыжей бородкой?
С о р о к а. Тот не имеет права. Пожалуйста, передай.
К у з ь м а. Передам, рука не отсохнет. Вот эта штука тебе нравится? (Достает фигурку медведя.)
С о р о к а. Замечательно! Сам сделал?
К у з ь м а. Не-а, умелец один. Велел продать по дешевке.
С о р о к а. Я бы купила… только денег при себе нет.
К у з ь м а. Ладно, потом принесешь. (Входит в ограду.)
Входит П а в л а.
П а в л а. Был у баптистов-то?
К у з ь м а. Закрылись. Молятся. Иннокентий им на аккордеоне наяривает. Опять патоки в мед добавила?
П а в л а. Добавила маленько… чтоб не загустел. Игрушки-то продал?
К у з ь м а. Х-хэ! Не сразу. Покупателей-то не много на острове. Мам, дала бы мне деньжонок… с отдачей, конечно. Позарез движок нужен.
П а в л а. А ты сам заработай. Сегодня бычка у Недобежкиных выхолостим. Завтра у Легезы окна застеклим, Коробейников печку просит изладить… за все-то и набежит.
К у з ь м а. Когда еще набежит-то! А тут такое дело — амфибия…
П а в л а. Оно, конечно, легче за мамкин-то счет… Сама я у мамки единой копейки не попросила. Вот эти руки меня кормили… и вас кормят.
К у з ь м а. Кабы у тебя денег не было, а то ведь куры не клюют.
П а в л а. Денег вдосталь, не жалуюсь.
К у з ь м а. Ну вот, а ты жадничаешь.
П а в л а. Жадничаю? На вас же коплю, охламоны! Сама до замужества в лаптях щеголяла! Да и после замужества легко не жила: война, голодуха… муж израненный… Он с войны-то получеловеком воротился! Глаза нет, нога не гнется… Ко всему еще и трясучка била.
К у з ь м а. Теперь-то не бьет.
П а в л а. А что толку? Все одно никакого толку! Не от хорошей жизни окна стеклю, бычков выхолащиваю… мое ли это дело? Он только и знает свистульки вырезать да кнутом хлопать.
К у з ь м а. Ты не сетуй, мам, не сетуй! Мне денег твоих не надо. Сам заработаю.
П а в л а. Пойдем к Недобежкиным-то. А то Легезу позовут.
Вбегает Т о н ь к а.
Т о н ь к а. Брус, я бурундучка покормить хотела… нет бурундучка. Всю норку разорили…
К у з ь м а. Кто? Кто разорил?
Т о н ь к а. А я знаю?
К у з ь м а сорвался, побежал.
П а в л а. Кузя! Кузя! Вот вертун! Мы с ним как раз к вам собирались. (Уходит в дом.)
Тонька поджидает Кузьму в ограде.
К у з ь м а (подходит). Узнать бы, кто там разбойничал! Только узнать бы…
П а в л а (выходит из дома в кожаном фартуке, с сумкой). Может, соболь изловчился или лиса подсмотрела.
К у з ь м а. Следы-то там человечьи!
П а в л а. Вечереет. Пойдем, пока не стемнело.
