Орест и Пилад уходят в дом.
Пахарь выходит из дому.
КорифейО, радуйся ж, Электра… будто солнце
Зимой из туч пригрело нас, судьба
Твоя чуть-чуть, но к благу изменилась.
Ты потерял рассудок – из углов
Нужда глядит, а он – вельмож к обеду.
О, если вид их души отразил,
Над нищетой они не посмеются.
Назвать назвал, а только как же их
Накормим мы? К отцовскому кормильцу
Ступай скорей. Живет он на Танае,
Который, через Аргос пробежав,
Спартанские пределы орошает.
Приход гостей поведав старику,
Ты на обед проси припасов… Боги,
Как будет рад узнать он от тебя,
Что жив Орест, когда-то им спасенный.
К царице ж нам теперь заказан путь:
Иль, горестной внимая вести, стала б
Она послов Ореста угощать?..
Изволь, изволь. От старого ни слова
Не утаю… Ты ж по углам пошарь,
Сготовь, чтó есть. В нужде ль не извернется
Хорошая хозяйка? Ведь гостям
Насытиться бы только на сегодня —
Уж будто ты и хлеба не найдешь?
Порассудить, так деньги нам потребны
На два конца: принять друзей да их
Врачам платить, коль занемогут. Точно,
Без денег здесь беда. А сытым быть
И завтра и сегодня может всякий,
И за двоих богач едва ли съест.
Уходят.
ХорСтрофа IСлавой горды, когда-то триеры[8] во Трое
Мириадами плещущих весел
В вихорь пляски морских увлекали нимф,
А меж них, очарованный
Трелью флейты, дельфин играл,
Вияся меж синих…
Он за сыном Фетиды плыл,
Чтó с Атридом-царем к Илиону
Бурь соперник, направил бег
К шумным волнам Симунта.
В оны дни из Евбеи богини моря
С наковальни Гефеста златой
Дивный труд оружейный, любя, несли
Через Пелий, чрез горных глубь
Славной Оссы святых долин,
Чрез выси нагие,
Меж тенями скиталиц нимф,
В край, где вырастил конник Пелей
Славу эллинов, чадо волн
И соперника вихрей[9]…
Щит твой, о сын Нереиды, навплиец, в гавани бывший,
Восторгом объят,
Речью такой мне прославил:
Дивный свод окружали там
Образы, ужасом сердце хитро наполняя:
В ободе, щит обегающем,
Голову срезав Горгоне лютой,
На окрыленных стопах Персей
Морем летел, с ним и Гермес, Майи рожденье,
Нив плодородных хранитель дивный.
А посредине щита, ослепляя, сиял
Гелий ликом лучистым,
Быстрых коней владыка…
Там кружили созвездия
Ярких Гиад и Плеяд, Приамида сразивших.
Шлем же златой его сфинксами
Так и горел, и в когтях у вещих
Билась добыча, а грудь ему
Лев украшал, чтó за дивно крылатым конем
Огненным взором следил так жадно.
Дрéвко копья его хищного быстрые красили кони,
И черный прах вокруг летел…
Таких бойцов владыку ты,
Тиндарова дочь, о злая жена, решилась убить.
Но смерть и тебе суждена
Бессмертными, и я когда-нибудь
В твоей груди увижу меч тяжелый,
Облитый кровью мщенья…
Входит старик, вскоре затем Электра.
СтарикГде, где ж она, царевна молодая,
Юница – дочь великого царя,
Которого ребенком я лелеял,
Увы, давно… О, как тяжел подъем
К ее жилью для дряхлых ног, а все же
Дрожащие колени старый горб
К друзьям несут… О дочь моя, ягненка
Отборного я из-под матки взял
Вам на обед, вот пироги в корзине,
(доставая из-за спины мех)
И цвет сыров, и Вакха старый дар.
Немного здесь его осталось, правда,
Но если им домашнее вино
Заправишь ты, то дивным ароматом
Оно сердца гостей твоих пленит.
Иди же, стол уставь дарами старца,
А у меня так слезы и бегут,
И край плаща за ними не поспеет…
О старый друг! Росою слез, скажи,
Какая скорбь лицо твое покрыла?
Скорбишь ли ты, что после долгих дней
Меня узрел и в рубище и в муках?
О брате ли изгнаннике скорбишь?
Иль об отце, которого баюкал
Ты для себя и для друзей напрасно?
Напрасно, но смирился и молчу…
Лишь нынче я, с пути свернув, к могиле
Хотел припасть и, благо глаз вокруг
Там не было, поплакать на свободе,
И только что из меха, где гостям
Я нес вино, свершил я возлиянье
И миртом гроб Атрида увенчал…
Как в очи мне овечья кровь мелькнула,
Пролитая недавно, и волос
Отрезанный, и золотистый локон…
И подивился я, ужели кто
Из Аргоса прийти дерзнул к могиле?
Не может быть… Иль прах отца почтить
Сюда твой брат явился гостем тайным?
Вот эта прядь. Прикинь ее к своим:
Подходит ли по цвету – с кровью отчей
Подобие вселяется в детей…
Из мудрых уст такие речи странны.
Иль думаешь, что мой отважный брат
Здесь прятаться бы вздумал от Эгисфа?..
А эта прядь? Да разве цвет волос
Царевича, возросшего в палестре,
И нежный цвет взлелеянных гребнем
Девичьих кос сберечь могли бы сходство?
Иль не роднит и кровью чуждых масть?
Нет, локоном почтил его могилу,
Конечно, кто-нибудь заезжий, а не то
Украдкою аргосец помолился.
А если след сандалии сравнить
С твоей ногой, дитя, найдем ли сходство?
На камне след? Что говоришь, старик?
Да если б след его и оставался,
Неужто же у брата и сестры
Подобиться размером ноги могут?
Скажи еще: работу детских рук,
Узнаешь ли Орестову одежду,
Которую ты выткала ему
Пред тем, как мне нести его в Фокиду?
Иль бредишь ты? Да ведь тогда, старик,
Ребенком я была: хламиду эту
Неужто брат наденет и теперь?
Иль, может быть, растут одежды с нами?
А гости где? Мне повидать бы их
И расспросить хотелось об Оресте.
Они идут сюда… и спешен шаг…
Из дому выходит Орест и Пилад.
СтарикВельможи, да. Но разве не бывает,
Что он и князь, а низкая душа?
А все-таки – привет вам, чужестранцы.
Какого друга тень
Перед тобой, царевна, этот дряхлый?
Он вынянчил отца Электры, гость.
Что говоришь? И сохранил Ореста?
Когда-то да, не знаю, как теперь…
Ба!..
Он глаз с меня не сводит, как с монеты
Сверкающей… Похож я на кого?
Ты люб ему, мой гость, как сверстник брата.
И друг его… Он пляшет вкруг меня.
Дивлюсь сама, что сделалось со старым.
Царевна, дочь моя, молись, молись…
А за кого молиться: за отшедших
Иль за живых молиться мне, старик?
Сокровище тебе послали боги.
Я им молюсь… Но только за кого?
Вот за кого: он твой желанный друг.
Боялась я давно, что он помешан.
Помешан я? Иль это не Орест?
Старик, зачем будить надежду в сердце?
Перед тобой Агамемнонов сын…
Но признаки… Иначе… Как поверю?
А этот шрам над бровью? Помнишь, вы
За телкою гонялись и, свалившись,
Он бровь ссадил. Ты видишь этот знак?
Ты бредишь… Шрам?.. О нет… О да, о да!
И медлишь ты обнять его, Электра?
О, больше нет, старик: ведь это ж брат…
О, как мне сладко верить! Мой желанный,
Ты здесь? Ты здесь?
Единый мститель твой.
И только бы не оборвалась петля,
Не дрогну я, – коль боги не обман,
А истина не под пятой обиды.
Загорелся ты, о желанный день!
Как сигнал в ночи[10], ярким пламенем
Далеко летишь… Из изгнания
Он, блуждая, пришел…
Это бог, это бог нам победу опять
Подает, сестра,
К небу вы, персты… В небеса – уста!..
О, молись со мной, чтобы счастливо
Для тебя вступил в отчий город брат…
Ну, будет же!.. Как нежны вы, объятья!
Но разве нас опять разлука ждет?..
А ты, старик, ты, благо здесь, советом
Наставь меня злодею отомстить
Отцовскому и матери, его
Союзнице на ложе нечестивом.
Хоть несколько осталось ли, скажи,
У нас друзей среди аргосцев? Или
За златом вслед исчезли и друзья?..
Кого ж возьму в союзники, и ночью
Иль днем, и как проникнуть во дворец?
Дитя мое, у бедного Ореста
Здесь нет друзей. И часты ли они,
Друзья пиров, делящие невзгоду?..
Ты разорен дотла, ты понял, – зги
Надежды нам, твоим последним верным,
Во тьме невзгод твоих не различить.
Остались нам рука с мечом и жребий,
Лишь в них твоя отчизна и престол.
О, цель ясна… Но средства, старец, средства.
Два трупа – мать с Эгисфом, и конец…
Победный лавр… Но как его добьешься?
Ну, во дворце трудненько, это так.
Охрана там надежная – всё копья?
Да, трусит он. И по ночам не спит…
Так, так… Еще сообрази, подумай…
Не знаю, что и вздумать… разве… вот…
Тебе – совет, а мне бы – разуменье…
Эгисфа я, как шел сюда, видал…
Известие приятное… далеко?
Близ здешних нив, на пастбище коней.
Что делал он? Мелькает луч надежды.
В честь нимф Эгисф готовил торжество.
Благословить в утробе плод иль чадо?
Не знаю… Я видал коров и нож…
Велик ли был отряд иль только слуги?
Чужие все… аргосцев ни души.
Как думаешь: меня бы не узнали?
Из них никто тебя и не видал.
А, в случае победы, челядь – наша?
Ты счастлив – да: где сила, там и раб.
А как бы мне к Эгисфу подобраться?
Ну, раз-другой в глаза ему метнись.
А далеко ль от нив его дорога?..
О, зов на пир до слуха долетит.
На горький пир, коли богам угодно.
Как дальше быть, увидишь сам, Орест…
Спасибо, дед. Но где же мать найду я?
Та в Аргосе… Лишь под вечер – на пир…
Что ж так, старик, зачем не вместе с мужем?
Глумления аргосского бежит.
Ее клянут, и это ей известно?..
А что же, их, безбожных, прославлять?
Но как же мне убить обоих разом?..
Оставь мне мать: я заманю ее.
С Эгисфом же я и один покончу.
Пусть даст судьба обоим отомстить.
Да будет так. Но в чем твой план, скажи мне.
Ступай сейчас же во дворец, к царице,
Скажи, что ей я внука родила.
А как давно? Иль только что, царевна?
Десятый день, день жертвы и молитв…
Но где ж тут смерть? Мне невдомек, Электра!
Иль дочь она поздравить не придет?
О бедная, ты ль у царицы в думах?
Поплачем с ней над долею внучат…
Ну, может быть… Но где же мета?[11] Ты сбилась…
Тут будет ей, проклятой, и конец…
Я не пойму. Ну, за ворота ступит…
Иль в адские их долго обратить?
Глаза смежить, насытив пиром мести!
Скорей же путь рассказывай ему…
Туда, где жрец готовит нимфам телку?
А слов моих царице не забыл?
Так передам – сама не скажешь лучше…
Смелее, брат! Начало за тобой.
Ну, проводник! Готовы, собирайся!..
Не откажусь… и рад, что мы идем…
О Зевс, о бог отцов моих и кара
Врагов отца! Уныл наш жребий, сжалься!
Нас, кровь свою, Зевес, ты пожалей!
Владычица микенских алтарей,
Коль правы мы, дай нам победу, Гера.
И отомстить за кровь отца позволь…
О наш отец, подземный мрак узревший,
Несчастием убитый, о земля —
Владычица, к тебе простерты длани,
Спаси детей царя – он нас любил.
Отец, с собой товарищей похода
Фригийского зови к нам, если спят
Они в гробах, всех тех веди, которым
Безбожный враг здесь сердце отравил…
Ты слышишь нас, о жертва Тиндариды?
Все слышит он. Пора, пора, Орест!
Срази ж его. Рыдая, умоляю:
Не промахнись, царевич. Если ж бой
Тебя пожрет, не думай, что останусь
Я жить. С мечом двуострым в сердце разве!
Домой пойду и меч я приготовлю.
Коль от тебя счастливой будет весть,
Весь дом наполнят радостные вопли.
Погибнешь ты – и я погибну вслед.
Орест уходит.
