Она. Чем-нибудь попрозрачнее… Чтобы темно не было.
Он. Стаканом как раз… Вот так… И Антонину Степановну… тоже стаканом…
Она. Осторожно, не придави.
Он. А вон я… с рожками!..
Она. Урод какой…
Он. А меня – рюмочкой…
Она. Несчастье мое…
Он. Вот так… Ничего, ничего…
Она. Остальных – с глаз долой!
Он. Кыш!.. Кыш!.. Кыш!..
* * *
Шестая.
…Днем. Еще пяти не было… Теперь я понимаю, он меня отслеживал, ждал… Я вошла в парадную, он сразу набросился, нож к горлу… в угол прижал… вас технология интересует?.. Да, у нас темный закуток сразу налево, грязный, вонючий, я даже испугаться не успела… «Пикнешь – убью!..» А я: «Спокойно, спокойно!..» Низенький, на полголовы меня ниже, руки крепкие, а у меня: «спокойно, спокойно!..» И потом, больно когда стало, только одно: скорее бы… И он еще меня боялся, понимание этого было совершенно отчетливое, что боялся, боится… не то что закричу там, а просто боится – вообще боится меня, трус.
А насчет того, что «расслабься и получи удовольствие», это я не знаю, кто придумал, это полная чушь. И насчет «расслабься», и насчет «удовольствия»… Посмотрела бы я на этих расслабленных…
Он кончил и убежал. Сумочка так и осталась на плече висеть, кожаная, итальянская – с деньгами, с ключами, с паспортом, не тронул… Я поднялась на третий этаж, открыла дверь ключом, вошла в прихожую. Тут у меня в голове и образовалось это слово: что со мной сделали. Я села на пол и зарыдала. Такая истерика была, никогда такой не было. И в ванной все плакала, под душем, и потом зачем-то занавески сняла, не знаю зачем, и все плакала, плакала.
Муж пришел, подвыпивший, я уже успокоилась, у мужа, у начальницы мужа, день рождения был на работе, он уставился в телевизор, я ему цветной капусты пожарила. Сказала, что плохо чувствую себя, наверное, заболела, не могу, спать легла, а он смотрел детектив… или триллер. Мужу нельзя говорить, твердо решила. Нельзя.
Утром к врачу пошла, в платную, анализы сдавала, и еще через неделю сдавала, через две, и на СПИД тоже, в анонимном, там за сутки определяют, хотя он и не сразу проявляется, надо, чтобы время прошло, но ничего, обошлось.
А на работу пришла, у нас бабский коллектив: «Девочки, говорю, меня изнасиловали». Уже смеюсь. Они: ах, ох! Нас четверо, меня первую.
А муж так и не узнал ничего. Зачем? У него свои проблемы.
Седьмой.
Ну да, было дело. Что тут рассказывать, история давняя, лет восемь назад со мной произошла, то есть не со мной, я неправильно выразился… с нами… с моей тогдашней женой – ее изнасиловал проводник в поезде. А меня не было. Я в Питере был. Она в Казахстан ездила, к матери, без меня. Помните, время было какое? Бардак. Хуже, чем сейчас, бардак. Все равно б не нашли. И никто б даже искать не стал, а потом еще доказательства надо и все такое…
Я к ней бережно относился, с пониманием. Я ведь понимаю, это как, что ли, кирпич с крыши, или молния, что ли, если образно… случай… Ну хорошо еще так… было одно осложнение, поправимое, и все, а могло бы и хуже быть. Радуйся, что жива осталась, по большому-то счету. Я ее ни в чем не укорял, ни разу. Во всяком случае, вслух.
Во-первых, ездить не надо одной, тем более, куда сама не знаешь… И с кем не знаешь, тем более. Мне эта поездка с самого начала не нравилась, я говорил, будь осторожней… А во-вторых…
Вот молния та же… Не стой под деревом, сами знаете… Есть правила. Не провоцируй. Я вообще не понимаю, как это физически можно – взять и изнасиловать? Ну показывали миллион раз в кино, пишут в газетах, а по жизни – вот я, нормальный мужчина – как это, как? По-моему, если женщина сама не хочет, ее никто не изнасилует. Мое личное мнение.
Я, конечно, ей ничего такого не говорил… не помню, чтобы говорил что-нибудь. Но что-то у нас изменилось, не так стало. Перестало получаться как-то, холодно как-то стало, не так. Однажды мне сказала, совсем по другому случаю: Кешенька, а ты ведь брезгливым стал, – я запомнил. Я ведь не был брезгливым, я никогда не был брезгливым.
Мне тут один мысль подал, что нас всех в этой стране изнасиловали. И что весь мир к нам так и относится, как к изнасилованным. Не слышали такого?
И еще я читал, что жертву часто влечет к насильнику, даже фильм есть про это, «Ночной портье». Может, я к тебе с любовью, с лаской, а тебе, может, совсем другое надо, нет?
Она сама от меня отстранилась. Будто это не она, а я изнасилован. Будто я виноват в чем-то. А в чем?
Гадкое чувство. Не передать. Я действительно ощущал себя изнасилованным – через нее.
Между нами все так и сошло на нет, разошлись потихонечку… Я вздохнул с облегчением, она другого нашла. У нее дочь теперь. У меня все вполне, не жалуюсь, жизнь идет, есть время еще. Хочется настоящего – настоящей любви, чистоты отношений…
* * *
Журавлев. Доктор, меня, кажется, сглазили. В половом отношении. Или, не знаю, как правильно… околдовали…
Врач. Вы так думаете?
Журавлев. Не то что думаю – убежден!
Врач. Я хирург, но вас понимаю. Нервно-психический фон в структуре половых расстройств занимает далеко не последнее место. Порой достаточно одной только мысли, я уже не говорю об убеждениях… и – патология на лицо! Заметьте, при полном отсутствии органических поражений!.. Однако, судя по вашему внешнему виду, вы должны обладать высокой половой конституцией. Прежде всего я имею в виду отношение тотального роста тела к длине ног. Готов держать пари, у вас больше двух!
Журавлев. Двух ног?
Врач. Отношение длины тела к длине ног – больше двух. Два ноль пять, на глазок…
Журавлев. Но при чем тут мои ноги?
Врач. О, вы не знаете всех тонкостей сексопатологии… Хотя я и хирург, но…
Журавлев. Можно я все-таки расскажу вам свою историю?
Врач. Отчего же нет? С удовольствием вас послушаю. Итак?
Журавлев. Я был всегда любвеобилен.
Врач. А я о чем? Видите, вы подтверждаете мое наблюдение.
Журавлев. Женщины висли на мне. И я их никогда не разочаровывал. У меня было это… как его… ли… ли…
Врач. Либидо?
Журавлев. Потом я женился.
Врач. Так, так. Любопытно…
Журавлев. Моя жена красавица.
Врач. Не сомневаюсь.
Журавлев. Доктор, если б вы знали, как начинался наш медовый месяц!.. Я вел себя, как маньяк! Страсть переполняла меня! Я… я… все в прошлом, доктор, все!..
Врач. Продолжайте, я слушаю.
Журавлев. Мы получили бандероль, маленькую такую коробочку… По почте. Когда я показал ее жене, она сразу спросила меня, откуда…
Врач. И откуда же?
Журавлев. Из Новых Скуделиц.
Врач. Гм.
Журавлев. Вам о чем-нибудь говорит это название?
Врач. Нет. Продолжайте.
Журавлев. Я сказал: любовь моя, вот уже неделя прошла, как мы поженились, а до сих пор приходят подарки… Что это за Новые Скуделицы? Это кто-то из твоих, у меня нет никого ни в каких Скуделицах…
Врач. И что же сказала ваша жена?
Журавлев. Доктор, она была настолько напугана, что долгое время не могла произнести ни одного слова…
Врач. По-видимому, она догадывалась, что в коробочке лежало нечто?..
Журавлев. Нечто ужасное, доктор. Я сам испугался. Там лежал – палец! Мизинец!
Врач. Чей?
Журавлев. Ее бывшего жениха… из этих… как их…
Врач. Вы сказали, Новых Скуделиц. Ну и кто же вам послал палец бывшего жениха вашей жены?
Журавлев. Он сам, доктор. В отместку, доктор. За то, что она пренебрегла им и вышла за меня. Он сказал ей когда-то, что если она выйдет за меня замуж, он отрубит себе палец и пошлет его нам после свадьбы. Вот какой негодяй!..
Врач. Почему же негодяй? Его можно понять. Наверное, хотел, чтобы вы на всю жизнь запомнили.
Журавлев. Да, но ведь это же идиотизм.
Врач. Не будем обсуждать чужие поступки. Кстати, не называла ли ваша жена имя ею покинутого?
Журавлев. Морщиненко.
Врач. Вот как. Интересно. Что же еще сказала ваша жена? Меня это очень интересует.
Журавлев. Она сказала, чтобы я ни в коем случае не распечатывал бандероль, а пошел на помойку и немедленно выкинул эту гадость, а еще лучше, закопал где-нибудь в землю… подальше от дома.
Врач. Что вы и сделали?
Журавлев. Да. Я закопал эту дрянь в клумбе, в соседнем дворе.
Врач. Таки не распечатывая?
Журавлев. Сознаюсь, не утерпел, заглянул в коробочку…
Врач. А зря. Это была ошибка. И что же вы там увидели?
Журавлев. То и увидел… Отрубленный… Лежит крючочком….
Врач. Надеюсь, на той клумбе не выросли анютины пальчики?
