Коллектив авторов - 12 великих трагедий

Подумай: ценный наш убор
Стащил у Гретхен поп, как вор.
Мамаше Гретхен показала,
А той сейчас же жутко стало:
В молитвы вся погружена
И чуткой быть приучена,
Повсюду нюхает она,
Свята ли вещь или грешна, —
А тут разгадка, видимо, простая:
Что святость в этом ларчике плохая.
«Дитя мое, – старуха шепчет ей, —
Неправое именье – лютый змей!
Снесем его царице мы небесной —
И манны нам пошлет она чудесной».
Бедняжка Гретхен от таких речей
Поморщилась, надула молча губы:
Дареному коню не смотрят, дескать, в зубы;
И чем же, мол, уж так безбожен был,
Кто мне сережки подарил?
Мать между тем попа призвать успела.
Тот сразу видит, в чем тут дело.
«Поступку вашему я рад, —
Им говорит он с постной рожей, —
Кто воздержался, тот богат».
Желудок, мол, хорош у церкви божьей;
Немало стран уж слопала она
И несвареньем все же не больна.
Одна лишь церковь может, без сомненья,
Переварить неправые именья.

Да, все берет она сегодня, как вчера!
Король и ростовщик – такие ж мастера.

Потом браслеты, кольца, брошки
Загреб он, как грибы в лукошке,
Прибрал – спасибо не сказал,
Как будто горсть орехов взял,
И посулил за то награды
В раю, а те стоят – и рады!

А Гретхен?

Мучится, жалеет:
Подарок спать ей не дает,
И день и ночь с ума нейдет,
А с ним – кто так дарить умеет.

Бедняжка! Как ее мне жаль!
Другой достать для ней нельзя ль?
Да не такие безделушки.

Для вас, конечно, все игрушки!

Я так хочу – хоть разорвись!
Да ты к соседке подберись:
Будь бес как бес, не размазня!
Чтоб был подарок у меня!

Так точно, сударь: рад служить на славу!

Влюбившийся дурак на глупости горазд:
И солнце, и луну, и звезды он отдаст
На фейерверк – красотке на забаву!

Господь с тобой, мой муж! Скажу правдиво:
Ты поступил со мной несправедливо!
Пропал куда-то с буйной головой,
И жить теперь мне суждено одной!
А чем его я в жизни оскорбила?
Свидетель Бог, как я его любила!

Давно уж он и умер, может быть!
О смерти б хоть свидетельство добыть.

Ах Марта!

Гретхен, что с тобою?

Колена гнутся подо мною:
В шкафу я вновь ларец такой
Нашла, с чудесною резьбой;
А вещи – просто загляденье
И лучше прежних без сравненья.

Ты матери о том не говори,
А то опять снесет на покаянье!

Ах, погляди! Ах, посмотри!

Ах ты, счастливое созданье!

Что толку в том! Ведь в них не смею я
Ни погулять, ни в церкви показаться…

А ты бывай почаще у, меня:
Тихонько здесь ты можешь наряжаться.
Пред зеркальцем повертишься часок:
Вот нам и радость будет, мой дружок!
А там, при случае – ну, в праздник, что ли, – станем
Мы вещь за вещью в люди надевать:
Цепочку, серьги там… Твоя старуха-мать
И не заметит их; а то ведь и обманем!

Но кто два ящика поставил мне?
Тут дело чисто не вполне.

Ах, Боже мой, не мать ли уж за мною?

Какой-то господин; сейчас ему открою.

Пожалуйте.

Прошу простить меня,
Что прямо к вам вхожу я так свободно.

Я к Марте Швердтлейн.

Марта – это я.
Что, сударь, будет вам угодно?

Благодарю: теперь я знаю вас;
Но барышня в гостях у вас сейчас…
Итак, прошу прощенья за помеху.
Я к вам зайду попозже: мне не к спеху.

Вы, сударь, приняли за барышню ее?
Подумай, что за честь тебе, дитя мое!

Ах, вовсе нет! Я девушка простая…
Вы чересчур добры… Цепочка золотая
И эта брошка – не моя.

Сударыня, судил не по цепочке я!
Осанка, взгляд ваш-как у дамы знатной.
Так я могу остаться? Как приятно!

Ну что ж, какую вы приносите мне весть?

О, как желал бы я вам лучшую принесть!
Да, тяжело слова мне выговорить эти:
Ваш добрый муж велел вам долго жить на свете.

Он умер? Мой дружок, супруг мой дорогой!
Ах, я не вынесу! За что беда такая!

Ах, Марта, не тужи, утешься, дорогая!

Угодно ль выслушать рассказ печальный мой?

Нет, лучше жить, любви совсем не зная:
Я б умерла от горести такой!

Нет худа без добра, и нет добра без худа!

Скажите ж, как и где он дух свой испустил?

Лежит он в Падуе, там, далеко отсюда,
Его святой Антоний приютил.
Он спит теперь сном вечным и отрадным
В священном месте, тихом и прохладном.

Что ж поручил он вам?

Мне долг велит
Большую передать вам просьбу: непременно
Просил он отслужить три сотни панихид.
Карманы ж у меня пустые совершенно.

Как? Ни одной монетки? Ни одной
Вещицы? Да любой мастеровой
В своей котомке что-нибудь приносит
На память в дом и делится с женой;
Скорей не ест, не пьет и милостыню просит!

Мадам, мне очень жаль; а впрочем, ваш супруг
Не расточитель был. Он вынес много мук,
Когда в грехах своих он каялся душевно
И жаловался всем, как жизнь его плачевна.

О, как несчастны люди! За него
Я помолюсь от сердца моего.

Вы замуж выйти хоть сейчас достойны:
Такое вы премилое дитя!

Ах нет, мне рано!..

Будьте в том спокойны,
И поручусь вам чем угодно я,
Что лучший кавалер обрадовался б счастью
Такую прелесть обнимать со страстью.

Обычай скромный наш на это не похож.

Обычай или нет – бывает это все ж!

Ну, продолжайте же!

Я был при смертном ложе
Супруга вашего: под ним всегда была
Солома лишь одна навозная, но все же
Он умер во Христе, кляня свои дела.
«Увы! – он восклицал, – достоин я проклятья
За то, что бросил так жену и все занятья!
Воспоминание об этом-казнь моя!
Ах, если бы жена грехи мне отпустила!»

Мой добрый муж, давно я все тебе простила!

«Но, видит Бог, она еще грешней, чем я!»

Он лжет! Бездельник! Лгать у гробового края!..

О да! Поверьте мне, подумал сам тогда я,
Что это бредил зря в предсмертных муках он.
Он говорил: «Я жил не праздно, не зевая,
В трудах больших детей и хлеб свои добывая,
Ел только черствый хлеб, измучен, истощен,
Но и того не мог ни разу съесть в покое».

А всю мою любовь, денное и ночное
Страданье он забыл? Вся верность – нипочем?

О нет, он свято помнил обо всем!
Он говорил: «Из Мальты уезжая,
Молился я о детях, о жене —
И милость небо ниспослало мне:
Нам в море барка встретилась большая
Турецкая, которая везла
Несметные сокровища султана.
Напали мы, и храбрость верх взяла,
И мне уделена частичка тут была
При дележе богатства басурмана».