Наталья Гавриловна. Тихо! Сделал из меня домашнюю курицу. Думаешь, совсем переродилась? Я тебе Натку Пузыреву напомню! Я не до конца твоей этой жизнью пришиблена. Уют он нам, видите, создал, жратву. А хочешь, я сейчас все это твое шмотье в окошко повыкидываю! Я тебе так дверью хлопну, ты меня потом обратно и Новодевичьим кладбищем не заманишь!
Судаков. Но ты понимаешь, что на работе…
Наталья Гавриловна. Очумели вы все со своей работой, обалдели!
Судаков. Я хочу…
Наталья Гавриловна (подавляя его). Молчать!
Как стоишь? Пузо подбери. Как стоишь, я тебе говорю? Кругом!.. Что тебе сказано?!
Егор. Наталья Гавриловна, но согласитесь, Искра может скомпрометировать всех – и Степана Алексеевича, и меня, и вас, даже Прова.
Наталья Гавриловна. Министр иностранных дел, и ты айда отсюда! Выметайтесь! Иди-иди, утром к станку, у вас завтра трудный рабочий день. Идите, я сказала! Ну! (Схватила большую вазу и подняла вверх.) Сейчас как начну ахать!
Судаков и Егор выходят.
Судаков (проходя через столовую). Черт с ней, взбесилась. Она знаешь в молодости какая бешеная была… У нее медаль за отвагу и два боевых ордена.
Егор. Думаю, слуха не будет. Никто же не видел.
Ушли. Пров подходит к матери, целует ее.
Наталья Гавриловна (подошла к дочери, обняла ее). Что, моя миленькая… Это нервы… нервы… после больницы… Все-таки операция была… Нервы.
Искра начинает потихоньку всхлипывать. Сильней, сильней…
Истерика.
Тихо, Искра, тихо… Всегда надо держаться, всегда… Пройдет, все пройдет. (Ведет ее через комнаты.) Вот у нас на батарее лейтенанту Курочкину на моих глазах обе ноги оторвало. На моих глазах! А я любила его. Я знаешь как его любила. А увидела… (Голос ее начал дрожать.) Он сознание еще не потерял, видит, что ног у него нет. Лежит, а в чернеющих глазах его… Какие у него глаза были, Искра… (Увела дочь.)
Пров (падая на колени перед иконами). Господи, сделай так, чтобы Егор сдох!
Занавес
Утро Первомая. Та же декорация, только убраны все иконы, на их месте висят черные африканские маски из дерева. В столовой Егор делает утреннюю гимнастику. Каждое движение делает точно, с полной отдачей. Музыка из кассетофона. А за окном праздничный шум собирающейся первомайской демонстрации.
Входит Пров.
Пров. Тебя бы под купол цирка, на трапецию.
Егор продолжает упражнения. Взял пружину.
Входят Наталья Гавриловна и Искра. Накрывают на стол.
Наталья Гавриловна. С праздником вас, Георгий.
Егор кивнул головой, но не прекратил упражнений.
Искра (брату). Ты что не умываешься?
Пров. Отец в ванной полощется. Значит, на полчаса.
Наталья Гавриловна. Приучил бы и ты себя к гимнастике, Проша.
Пров. Видала, у нас во дворе по утрам двое лысеньких бегают трусцой? Я по ним в школу выхожу. Точно мыши. Есть в этом цеплянии за жизнь что-то трусливое, неблагородное.
Искра. Жажда жизни запрограммирована в человеке. Один мудрый сказал: надо любить жизнь больше, чем смысл ее.
Пров. Смешно! Будто твой мудрый знал этот смысл.
Искра. У тебя обыкновенная лень.
Пров. Ну и что же? Говорят, лень – сестра свободы.
Слышно пение Судакова: «Я на подвиг тебя провожала…»
Искра. Поди ополоснись, авось мировоззрение переменится.
Пров ушел.
Наталья Гавриловна. Георгий, ради праздника съешьте рыбного пирога. При вашей строгой диете один раз согрешить можно.
Егор кивнул головой в знак согласия, но не прервал занятия.
Вошел Судаков.
Судаков. Дай-ка и я! (Пристраивается к Егору и делает упражнения.)
Наталья Гавриловна. Не наклоняйся, прильет кровь.
Судаков. Да… не могу! Опоздал… (Подходит к окну.) Денек! (Дочери.) Есть в этих праздниках что-то особенное. Дух поднимает.
Звонок в дверь. Возвращается Прове телеграммой в руках.
Пров (отцу). Судакову Степану Алексеевичу. (Отдает отцу телеграмму.)
Судаков (читает). «От всей души поздравляю тебя и твоих близких светлым праздником Первомая. Желаю здоровья и счастья. Диму защите не допускают. Все равно благодарю за хлопоты. Любящая тебя Валентина».
Пров. Пап, ты же обещал!..
Судаков. «Обещал», «обещал»!.. Были звонки отсюда, да теперь местные свою власть любят показывать, ломят амбицию. Это надо же!.. Ну, люди!.. Ну…
Егор (закончил упражнения, выключил кассетофон). Вы, Степан Алексеевич, не расстраивайтесь. Свое слово сдержали, пытались оказать помощь, но…
Пров. Так не вышло же ничего!
Егор. А ты думаешь, все в жизни получается?
Пров. Но ты представляешь того парня? Он же как кролик перед теми удавами.
Егор. А нарушать дисциплину ему было раз плюнуть… Ничего, воспитательные меры – вещь небесполезная. Защитит на следующий год, зато навек запомнит.
Искра. Отец, ты должен что-то еще предпринять.
Судаков. А что? Что?! Вы все думаете, у меня в руках волшебная палочка. А у меня ее нет!
Егор. Эта штука – вещь переходящая. И никогда не знаешь, у кого она в данный момент и кто ею машет.
Пров. Но этот Димка от злости может что-нибудь выкинуть…
Егор. А если твой Димка при первой трудности…
Судаков. Да! Очень вы любите все справедливость. Я еще подумаю, может быть…
Пров. Искра, садись в самолет и лети туда, от газеты, я тебе обещаю: не пойду на философский, пойду, как и ты…
Наталья Гавриловна. Ей нельзя, она еще плохо себя чувствует…
Егор. Товарищи, ну мы всё обдумаем. Главное, без спешки. И не надо портить себе праздник.
Наталья Гавриловна. За стол, за стол!
Все усаживаются за стол.
Судаков (подняв рюмку). За мир во всем мире!
Телефонный звонок.
Не подходи, леший с ним. Ты, Егор, не слыхал чего-либо? Вчера, говорят, у Коромыслова совет держали.
Егор. Нет, не слышал. Но совершенно уверен – пройдет ваша кандидатура. Я фигуры двигал.
Судаков. Ну, братцы, если ваш отец в горку двинется, значит, он еще не старая развалина, а ого-го! Егор, оттуда и тебя кверху легче тянуть будет.
Егор. Спасибо, Степан Алексеевич.
Пров. Вот уж именно тот случай: не бывать бы счастью, да несчастье помогло.
Судаков. А Хабалкина жаль. Сломило. И зря он сам заявление подал. Может, и не тронули бы.
Егор. Говорят, из Москвы уезжает, совсем. В родной край, в Саранск кажется. Мальчишка-то у него один был, а жены давно нет. Не то ушла к кому-то, не то умерла. Горе одних ожесточает, а других мягче делает.
Наталья Гавриловна. Все-таки нехорошо, Степа, что ты не был на похоронах.
Судаков. Я же тебе говорил – не мог освободиться. Приехали голландцы… Кстати, черт! Я же разрешил сегодня ко мне привести не помню кого. Чуть не забыл… Приведут…
Пров. Ох!
Судаков. Да, милый, тебе «ох», а это моя работа.
А телефон все звонит.
Пров. Нельзя же так! (Выскочил из-за стола, подбежал к телефону.) Алло!.. Да, это я… Да что ты… Когда?.. Ночью?.. Ты оттуда и звонишь?.. Я к тебе приеду. Сейчас… Ну и что, что там демонстрация? Я проберусь. Адрес скажи… Ага!.. Восемь… Сто двадцать три… корпус четыре… Я запомню: восемь, сто двадцать три, корпус четыре. Это же близко. Ты не очень… Тихо, тихо… Я же слышу… Бегу!
Наталья Гавриловна. Ты куда, Проша?
Пров. Надо.
Наталья Гавриловна. Поешь сначала.
Пров. Не могу. Девочка ждет, сами понимаете… (Пробегает, переодеваясь на ходу.) Пап, насчет лекарства…
Судаков. Тьфу ты, черт! Третьего принесу, клянусь, как штык!
Пров. Нет, я говорю, лекарства не надо. Больной поправился. Совсем, абсолютно.
Судаков. Вот! Аты суетишься. И других дергаешь. Я забыл, а человек лишнюю химию не глотал… Что это у тебя там за девочка?
Пров. Зовут Зоя.
Судаков. Надеюсь, из приличных?
Пров. Абсолютно. Самого пролетарского происхождения. Мать в нашем овощном ларьке торгует, отец водопроводчик. Но он пока в тюрьме.
