Зоя. Какой тетке?
Пров. Ну, ты говорила, у которой пенсия маленькая.
Зоя. Не знаю.
Пров. Давай как-нибудь подрабатывать в ее пользу. Тимур и его команда… Я, знаешь, боюсь.
Зоя. Чего? Мать замяла это дело.
Пров. Нет, не этого. Чтоб не как Коля Хабалкин…
Зоя. Ты что? Что ты!
Пров. Нет-нет… Не бойся!..
Зоя. Вы приятели были?
Пров. Нет. Так, иногда вместе до метро шли, и то редко. Он как видит, что кто-то за ним идет, шагу прибавляет, не хочет. Кто же будет навязываться… В тот день я еще удивился, что он меня догнал. Идем, говорит, вместе. Я, знаешь, почему-то даже обрадовался. Думаю: «Со всеми молчит, а ко мне сам подошел». Лестно вроде. Глупо, конечно… И как-то он это так сказал – «Пойдем вместе»… Что-то у него в голосе было.
Зоя. О чем говорили-то?
Пров. Так. Болтали. Про кино, про последние известия. Я вот в уме все перебираю… Во-первых, почему он ко мне подошел. Вернее, не почему, а зачем. Ему что-то надо было. Дошли. Он говорит: «Будь-будь!» Я тоже: «Будь-будь. Пока!» А этого «пока» уже и нет. Есть «все», а не «пока». А ведь он чего-то ждал, я это чувствовал. Ведь зачем-то догнал. Он же ко мне, вроде как к печке погреться, прислонялся, а я… Мне бы, понимаешь, вместо «пока» спросить: «Коля, ты что-то темнишь, выкладывай». Я понимал, что эту фразу надо было произнести, но из-за какой-то вшивой фанаберии не сказал. Мол, ты мне «пока» и я тебе «пока». Идиот! Надо слушать внутренний голос, а не дурацкие мозги. Они только крутят, крутят…
Зоя. А во-вторых?
Пров. Что – во-вторых?.. А… А… Во-вторых, среди трепа нашего он меня спросил – и ты знаешь, ни с того ни с сего: «У тебя много злых мыслей?» Я подумал, что он это обо мне, – дескать, не злюсь ли я на него, что он всегда в стороне. «Нет, – говорю, – немного, чего мне на тебя злиться». Он засмеялся: «Да я не о себе, не все ли мне равно, как ты обо мне думаешь». Это он с досады, что я именно о нем подумал. «Я тебя вообще спрашиваю: много у тебя в голове злых мыслей?»
Зоя. Ну, а ты чего?
Пров. Я говорю: «Бывают, конечно, но потом, слава Богу, испаряются».
Зоя. А он?
Пров. «Завидую», – говорит. А потом добавил: «Звери, наверное, счастливее людей, они не мыслят». Я ему говорю: «Ну, тогда, знаешь, растения еще счастливее». А он уже прямо как-то с остервенением: «Верно, самые счастливые – камни! Я бы хотел быть камнем. Существовать миллионы лет, все видеть и ни на что не реагировать».
Зоя. Жуть какая!
Пров. «Откуда ты знаешь, – я ему говорю, – что камни ничего не чувствуют? Вот выяснилось: растения чувствуют. Цветы реагируют, например, когда к ним приближаются с целью сорвать, и по-другому – когда понюхать».
Зоя. Ерунда какая! Что, по-твоему, если я рву цветы, им больно?
Пров. Говорят.
Зоя. Ты уж извини. Тогда вообще жить невозможно.
Пров. Я когда с портфелем побежал, у меня противная мысль была, даже, знаешь, не столько противная – злая. Злоба, конечно, от бессилия возникает.
Зоя. Да что у тебя?
Пров. Я хочу, чтоб дом был чистый.
Зоя. А я совсем по-другому все чувствую. Отец в тюрьме, мать пьет часто, но я ее понимаю… Я люблю жизнь и детей учить хочу. Я буду их учить любить жизнь… Хочешь, я тебя поцелую?
Пров смотрит на Зою. Та подходит к нему и частыми поцелуями покрывает его лицо. Прижимаются щека к щеке.
Не надо. Проша! Не надо!..
Пров (улыбаясь). В глазах светлеет.
Зоя. Проша, я не люблю злых.
Во время разговора Прова с Зоей Искра и Наталья Гавриловна переносят вещи Искры из ее квартиры в комнаты Судаковых.
Наталья Гавриловна. Проша!
В столовую вошел Пров.
Ты пока в кабинете отца останешься. В твоей комнате будет Искра.
Пров. Пожалуйста!
Слышны удары молотка, забивающего гвозди.
Что это?
Наталья Гавриловна. Понятия не имею.
Пров идет на стук, возвращается и проходит в кабинет. Входит Егор.
Егор. Мне никто не звонил, Наталья Гавриловна? Наталья Гавриловна. Нет. А вы встретились с товарищем?
Егор. Да. Славно поболтали, я его давно не видел. В школе учились вместе. Он из Челябинска приехал на праздник…
Входит Судаков.
Я, Степан Алексеевич, вчера забыл вам сказать: на заседании в главке…
Судаков. Наташа, ты Севостьяновых помнишь? Нат алья Гавриловна. Каких Севостьяновых? Судаков. Из наших же, он еще на Подшипнике инженером…
Наталья Гавриловна. Конечно, помню. Судаков. Мы же лет двадцать не встречались. Позвони, авось они вечером свободны, подъедем. Старое вспомним… И Орлову бы позвонить.
В столовую входят Пров и Зоя. Все смотрят на Егора. Егор пошел на свою половину. Входит Искра.
Искра. Там закрыто. Возьми ключи и пройди своим парадным.
Егор. Я пройду здесь.
Искра. Не сметь!.. (Швыряет ему ключи.)
Звонят в дверь. Пров бежит открывать. Возвращается с двумя неграми, очень рослыми и респектабельными, с ними – переводчица. Очень маленькая юная девочка – Соня.
Пров. Папа, к тебе.
Соня. Здравствуйте. Вы, Степан Алексеевич, любезно разрешили побывать у вас…
Судаков. Да-да! Милости просим!.. Пожалуйста, присаживайтесь! Наташа, кофе, коньяк. (Здоровается с гостями.) Жена – Наталья… моя, как у нас говорят, половина… Это мое семейство… Сын… мой сын Пров, ученик девятого класса… Дочь – Искра… я ей дал это имя… Знакомая девочка сына…
Пров (тихо). Зоя.
Судаков. Зоя… Мать работает в торговой системе обслуживания трудящихся… (Смотрит на Егора.) Это… это… (Губы его задрожали, и хрипота сдавила горло.)
Наталья Гавриловна. Это Георгий Самсонович Ясюнин – наш сосед.
Судаков. Живем мы хорошо…
Пауза. Гости заметили черные маски и стали на них молиться со своими, ритуальными жестами.
Занавес
1978
