С а н и т а р к а. Слышь, дочка, врачи! Улетучивайся, милая…
К р е т о в а. Улетучиваюсь, Арина Семеновна. (Горелову.) Еще одно уточнение. О своих близких вы успели подумать?
Г о р е л о в. Нет.
К р е т о в а. А о своей любимой девушке?
Г о р е л о в. К сожалению, у меня ее нет.
К р е т о в а (Санитарке). У него нет любимой девушки! (Убегает.)
С а н и т а р к а. Нет, нет любимой девушки. (Уходя.) Сегодня никаких посещений…
З а н а в е с
КАРТИНА ТРЕТЬЯСтартовый командный пункт. В окнах малиновые краски заката. Е р м а к о в за столом.
Г о л о с д е ж у р н о г о п о п о л е т а м. Товарищ полковник, у нас генерал какой-то появился. Ходит, присматривается, с летчиками разговаривает… Просит принять.
Е р м а к о в. Что за робкий такой генерал? Просит принять, говоришь? Немедленно пригласи. Ясно. Значит, проверяющий инспектор появился…
Через некоторое время появляется Р а к и т и н.
Р а к и т и н. Товарищ полковник… Генерал Ракитин без вашего вызова прибыл.
Е р м а к о в. Сережка! Вот не ожидал! Ты из Москвы? Какими ветрами в наши края?
Р а к и т и н. Попутными, Гордей, попутными.
Е р м а к о в. Уразумел. (Придвигает стул, оба усаживаются за столик руководителя полетов.) Сколько же мы не виделись?
Р а к и т и н. Порядочно, друг, порядочно.
Е р м а к о в. Да, время летит, все меняется, и ты малость изменился…
Р а к и т и н. Морщин время прибавило, сединой украсило. Смотрю на тебя — ты, а вроде и не ты. Помнишь, как в сорок втором меня за линией фронта спас?
Е р м а к о в. Ладно, хватит, а то подумаю, что под старость ты становишься сентиментальным. Лучше скажи, к нам зачем прибыл? Меня спасать?
Р а к и т и н. Зачем и от кого?
Е р м а к о в. Да понимаешь, у меня тут ЧП случилось. Начальство инспектора прислать грозилось для расследования. Уж не тебе ли выпала эта почетная миссия?
Р а к и т и н. Нет, друже, не волнуйся, я не ревизор и к вашим делам прямого отношения не имею.
Е р м а к о в. Чем же занимаешься?
Р а к и т и н. Командую особым отрядом космонавтов.
Е р м а к о в. Ты? Извини, вроде и годы не те, да и делом этим никогда не занимался.
Р а к и т и н. Примерно и я так же говорил, когда назначали. Да что поделаешь! Поначалу трудно было, но чертовски интересно.
Е р м а к о в. Ну, а в наши-то края зачем пожаловал? Надеюсь, не только мои морщины пересчитать да коньяку за них выпить.
Р а к и т и н. Нет, конечно. Надо мне из молодых летчиков кандидата на вакантное место космонавта подыскать. А кто же лучше тебя поможет?
Е р м а к о в. Хоть целую дюжину предоставлю.
Р а к и т и н. Дюжина мне не нужна, Гордей. Ты мне одного предложи, но такого… сам понимаешь…
Е р м а к о в. А у меня все один к одному — молодые, красивые и здоровьем не обижены. (Передает стопку личных дел. Одно откладывает.)
Ракитин быстро просматривает папки.
Боевые ребята…
Р а к и т и н. У твоих ребят я личных заслуг не отнимаю, но пойми, дорогой, критерий очень жесткий.
Е р м а к о в. Кого же тебе порекомендовать? Просто и не знаю.
Р а к и т и н. Слышал я, кого-то у вас космонавтом прозвали.
Е р м а к о в. А-а, это так, в шутку.
Р а к и т и н. Как его фамилия?
Е р м а к о в. Горелов.
Р а к и т и н. Расскажи-ка о нем.
Е р м а к о в. Что о нем рассказывать? Летчик еще молодой, но, полагаю, в будущем неплохой командир из него получится. Ну, еще что?.. Живописью увлекается.
Р а к и т и н. А что за картины пишет?
Е р м а к о в. Да разные… Если бы не любовь к авиации, мог бы неплохим художником стать.
Р а к и т и н. Слушай, друже, ты меня заинтриговал… Горелов… (Просматривает личные дела.) Что-то не припомню такой фамилии…
Е р м а к о в. Не ищи.
Р а к и т и н. Ох, Гордей, а ты, однако, феодал!
Е р м а к о в. Лобовая атака?
Р а к и т и н. Считай, что так… Художник? Интересно…
Е р м а к о в. Подумаешь! Да у меня вот пианист есть. Консерваторию закончил. Вот мастер спорта по боксу, а этот попугаев дрессирует.
Р а к и т и н. Ладно, признаюсь, меня интересует Горелов. Очерк о нем прочитал в газете…
Е р м а к о в. Сочинение мадам Кретовой? Знакомился, как же…
Р а к и т и н. Сочинение?.. Прекрасный очерк. Ты знаешь, что мне сынишка заявил? «Такой подвиг, пожалуй, не ниже космического!»
Е р м а к о в. Не ниже? Выше! У меня летуны все будь здоров! Ну и Алешка Горелов тоже. Только я тебе его не отдам.
Р а к и т и н. Это почему же?
Е р м а к о в. А потому что он для меня как сын родной. Я его еще в училище пестовал, а теперь, скажу тебе по совести, серьезнее, толковей испытателя, чем Горелов, не знаю.
Р а к и т и н. А мне такой и нужен. Ведь я, пойми, на какую дорогу хочу его вывести! На космическую!
Е р м а к о в. Ну и что? Разве авиация хуже вашего космоса?
Р а к и т и н. Эх, Гордей, Гордей! И как тебе только не стыдно! Ты, пожалуй, и на обывательскую позицию скатишься…
Е р м а к о в. Думаешь, я не уважаю ваши полеты или полеты ваших коллег — американских космонавтов — на Луну? Я понимаю, вы стремитесь заглянуть в будущее. Но я-то живу настоящим! Ну, посуди сам, Сережа. Зачислят Алешку в ваш отряд, и будет парень дожидаться своей очереди год, два, а то и больше. Подойдет очередь — врачи его обследуют и скажут, что за это время холестерин у него появился, гемоглобин не в том количестве и к старту он не готов. Оглянется он, а целая полоса жизни уже прошла. И в космонавтике не прижился, и в семью летчиков-испытателей возвращаться поздно. А у меня он за это время знаешь на какую дорогу выйдет! Нет, не отдам!
Р а к и т и н. Загибаешь, Гордей. Как ты можешь решать за человека, не поговорив с ним, не выслушав его! Почему его прячешь?
Е р м а к о в. И не собирался: не невеста… Можешь с ним хоть сейчас беседовать, если возымел такое желание.
Р а к и т и н. Представь себе, возымел.
Е р м а к о в (по телефону). «Лазурь»! Немедленно Горелова ко мне! Генерал вызывает. (Бросает грибку.) Мне остаться или уйти?
Р а к и т и н. Пожалуй, оставайся.
Е р м а к о в (бросает на стол личное дело Горелова). Вот, изучай.
Ракитин просматривает личное дело. Входит Г о р е л о в.
Г о р е л о в. Товарищ генерал, старший лейтенант Горелов по вашему вызову прибыл.
Р а к и т и н Садитесь, товарищ старший лейтенант, и подождите немного.
Горелов садится.
Давно живописью занимаетесь, Алексей Павлович?
Г о р е л о в. Шалю с детства.
Р а к и т и н. Говорят, ваши картины профессиональны, почему же так пренебрежительно говорите о своем увлечении?
Г о р е л о в. Потому что для меня прежде всего штурвал самолета, а краски, кисти — потом, на досуге.
Р а к и т и н. Что ж, довольно логично. Вы хотели бы перейти на другую технику?
Г о р е л о в (взволнованно). На другую? А разве для этой техники я уже не подхожу? Товарищ генерал, я больше никогда не нарушу режим полета. Я люблю самолет, который испытываю. Скорость машины, на которой я сейчас летаю, самая высокая.
Р а к и т и н. Есть и повыше.
Г о р е л о в. Какая же?
Р а к и т и н. Одиннадцать километров в секунду.
Е р м а к о в. Вторая космическая…
Р а к и т и н (Ермакову). Вот теперь мы начинаем понимать друг друга. (Горелову.) Я приехал, чтобы подобрать кандидата в отряд летчиков-космонавтов, и не тороплю с ответом. Возможно, это предложение вам не по душе?
Г о р е л о в. Что вы, товарищ генерал… Это же мечта… самая заветная… Только я и думать не мог, что я, то есть нет, что вы… Гордей Васильевич, это же моя мечта!.. Совсем запутался, простите, товарищ генерал.
Р а к и т и н. Космонавт должен всегда владеть собой.
Г о р е л о в. Я еще не космонавт, товарищ генерал.
Р а к и т и н. Верно, но считаю, что вы дали согласие? Передумывать не будете?
Г о р е л о в. Нет, товарищ генерал…
Р а к и т и н. Тогда свободны. Свободны до особого распоряжения.
Г о р е л о в. Слушаюсь. (Уходит.)
Р а к и т и н. Вот видишь! Во-первых, была у него мечта, а во-вторых…
Е р м а к о в. Что «во-вторых»?
Р а к и т и н. Во-вторых, я привез с собой распоряжение отозвать из летной испытательной части полковника Ермакова капитана Горелова Алексея Павловича…
Е р м а к о в (прерывая). Старшего лейтенанта!
