человек, как не смирение и послушание, которые ведут его от года к году к счастливую концу, тогда как гордость и самодовольство тащат его в вечный огонь, из которого нет возврата? Боюсь, что большинство людей с легкостью выбирают именно второй путь, даже не удосужившись посмотреть в сторону первого, а это значит, что ангелы небесные уже рыдают и над каждым человеком, и над целым миром, а человек вдруг видит себя лишенным какими бы то ни было опор, которые прежде радовали и оберегали его. А потом он медленно превращается в животное, которому нет дела ни до Истины, ни до Бога, ни до собственной судьбы…(Подходя, почти шепотом, наклоняясь к собеседнику.) Иногда мне кажется, что все они – совсем не люди, Мартин. И дело ведь не в том, что они выкинули и отбросили прежних богов, а в том, что они наплодили богов новых, таких, которые убивают взглядом и смеются, когда встречаются с твоей болью, страданием и смертью.
Лютер: А тебе не кажется странным, бес, что все это рассказывают мне не Ангелы и не святые, а слуга мрака и молчания?
Дьявол: Должно быть, ты забыл – когда молчит Господь, начинают разговаривать камни.
Лютер: Что это значит, бес?
Дьявол: Только то, что ты слышал. Когда Бог далек, камни начинают говорить, земля петь, а железо проповедует на каждом углу, и тогда не бывает недостатка ни в человеческой крови, ни в человеческой плоти, ни в человеческом страдании. (Прислушиваясь.) Слышишь?.. Слышишь?
Свет на сцене медленно гаснет. Одновременно откуда-то издали доносится ржание лошадей и лошадиный топот, звон оружия, человеческие крики, стоны раненных, звуки боевых рожков.
Посмотри – камни заговорили и теперь они разбудят других, а те, в свою очередь, разбудят новые камни, из которых уже сочилась кровь от Эльзаса и до Саксонии, от Тироля и до Швабии, от Тюрингии и до Лотарингии, от Франконии и до Зальцбурга, от Преисподней до Небес.
Лютер: Ты опять богохульствуешь, бес!
Дьявол: Всего лишь напоминаю тебе о том, что ты, наверное, уже давным-давно позабыл. О том, что не будь тебя двадцать лет назад и все, может быть, пошло бы по-другому или, по крайне мере, не так жестоко, как оно было.
Лютер: О чем ты, бес?
Дьявол: О том, что тебе стоило бы быть тогда в стороне от мирских забот, предоставив другим думать, что они заняты важными делами и не слыша, как смеются над ними ангелы небесные. Историки назовут эту войну «крестьянской», хоть мне кажется – ее следовало бы лучше назвать «радость Преисподней».
Лютер: Но причем здесь я, клеветник?
Дьявол: А разве ты ни при чем?
Лютер: Может, ты еще скажешь, что я во всем виноват?
Дьявол: А кто же это, если не ты, милый? Разве ты не помнишь? Почти десять лет они слушали твои проповеди или лучше сказать – пили твой яд и вкушали твое отречение, о котором, кстати сказать, не было ни слова в Писании. (Смеется.) Дьявол, конечно, тоже при чем, но ведь не до такой же степени, чтобы начать проповедовать и учить с кафедры ничего не подозревающих прихожан. Тем более что потом флюгер показал в другую сторону, и ты начал проповедовать совсем не то, что проповедовал вчера… Хочешь, я прочитаю тебе кое-что?
Лютер: Убирайся к черту!
Дьявол: Но не прежде, чем ты вспомнишь те слова, которые в состоянии повернуть время вспять… Вот, послушай. (Читает.) «Три года ужасных грехов против Бога и людей навлекают на себя эти крестьяне, поэтому они заслужили много раз смерть – и телесную и душевную. Во-вторых, так как они поднимают мятеж, дерзко расхищают и грабят монастыри и замки, которые им не принадлежат, то уже за это одно они дважды повинны смерти телесной и душевной, как общественные придорожные грабители и убийцы. Всякий мятежник, которого в этом могут уличить, находится уже в опале Божией и императорской, так что всякий, кто раньше других сможет такого человека удавить, сделает справедливо и хорошо. Ибо по отношению к нарушителю мира каждый является высшим судьей и палачом, подобно тому, как при пожаре всякий, кто прежде всех тушит, наилучший человек. Ибо мятеж – не простое убийство, но подобен большому пожару, который воспламеняет и опустошает страну, потому что мятеж наполняет страну убийством, кровопролитием, создает вдов и сирот и приводит все в расстройство, как величайшее бедствие. Поэтому всякий, кто может, должен их [крестьян] бить, душить, колоть тайно или явно и помнить, что не может быть ничего ядовитее, вреднее, ничего более дьявольского, чем мятежник. Его надо убивать, как бешеную собаку: если ты его не убьешь, то он убьет тебя и вместе с тобою целую страну. В-третьих, подлежат смерти за то, что такие ужасные, великие грехи прикрывают евангелием, называют себя братьями во Христе, принимают присягу и (выражение) преданности и принуждают людей вместе с ними поддерживать эти ужасы. За то, что они величайшие богохульники и поносители святого имени Божия, и за то, что чтят дьявола и служат ему под видом евангелия, они десять раз заслуживают смерть телесную и душевную, ибо я не слыхал о более отвратительном грехе. Обрати внимание на то, что дьявол предчувствует близость Страшного суда, так как он берется прямо за неслыханное дело. Он будто бы хочет сказать: это – последнее, потому должно быть наихудшим, надо взболтать осадок и выломить дно. Да воспрепятствует ему Бог. Посмотри, какой могущественный князь – дьявол, как он держит в своих руках мир и как все может перемешать, если он в состоянии в такое короткое время обольстить, соблазнить, ослепить, ожесточить, взбунтовать столько тысяч крестьян…».
Небольшая пауза.
Дьявол: А между прочим, я тоже бывал на местах сражений, на разных полях, в долинах и замках… Ах, какое же это поучительное зрелище! Лежат как братья. И никто не гневается, никто не кричит, никто не надсмехается, как примерные ваши ученики.
Лютер: Ты врешь, собака! Врешь! Я никогда не учил их грабить и убивать!
Дьявол: Неужели?.. А разве это не ты благословлял их своими речами о том, что они свободные дети Неба, которым все позволено?.. Почти десять лет ты говорил им это с амвона, и вот когда пришло время экзамена, ты с честью его сдал, да и они, конечно, тоже… Сто тысяч человек! Сто тысяч человек, прежде чем уйти в Преисподнюю, посылают тебе последнюю благодарность и последний привет, прежде чем навсегда скрыться в адском огне!
Лютер: Ты врешь!
Дьявол: Ах, Мартин, Мартин… Сто тысяч человек, которые погибли, разорваны на куски, проткнуты копьями, повешены вдоль дорог. Не всякий великий полководец может похвастаться таким уловом!
Лютер: Сгинь!
Дьявол
