Стомил. Неслыханно! Чтобы человек даже у себя дома не мог быть таким, как ему хочется… (Пытается привести пижаму в порядок.)
Евгений. Два…
Евгения (кладет руки на головы Али и Артура). Благословляю вас, дети мои… А ну вас ко всем чертям!
Евгений (взволнованный). Как в старину, как в старину…
Артур (встает и целует Евгении руку). Спасибо, Бабушка.
Евгений. Стомил застегнулся! Мы свидетели новой эры!
Стомил. Элеонора, ты плачешь?
Элеонора (всхлипывая, взволнованная). Простите… но все же… как-никак… обручение Артурчика… это же наш сын… Я знаю, что я старомодна, но это так трогательно, извини меня.
Стомил. А, делайте что хотите! (Рассерженный, убегает в свою комнату.)
Эдик. Разрешите вас сердечно поздравить по случаю такого счастливого события, и вообще… (Протягивает руку Артуру.)
Артур (не подавая ему руки). На кухню! И ждать, пока не позову.
Евгений (подражая Артуру). На кухню! (Патетическим жестом показывает ему на кухонную дверь. Эдик флегматично выходит.)
Элеонора (сквозь слезы). Когда свадьба?
Артур. Завтра.
Евгений. Ур-р-ра! Наша взяла!
Дневной свет. То же помещение, но ни следа от прежнего беспорядка. Перед нами классическая мещанская гостиная начала века. Никакой беспорядочности, расплывчатости, бесформенности. Драпировки, которые до этого полусвисали, полулежали, придавая своими случайными складками сцене вид неубранной постели, теперь висят на своих местах. Катафалк, правда, стоит на прежнем месте (ниша открыта), но он закрыт салфетками и заставлен безделушками, как обыкновенный буфет. На сцене группа: Элеонора, Евгения, Стомил, Евгений. Евгения сидит на тахте, передвинутой на середину сцены. Она в длинном темно-сером или темно-коричневом, застегнутом до подбородка платье с кружевными манжетами и кружевным жабо, на голове — чепец. В руках у нее лорнет, которым она часто пользуется. Справа от нее сидит Элеонора, с коком, серьгами, в длинном платье в талию, в лилово-голубую или фиолетово-бордовую полоску или что-то в этом роде. Обе сидят прямо и неподвижно, руки на коленях. Возле них стоит Стомил, гладко причесанный на прямой пробор, волосы напомажены, голова поднята вверх, глаза смотрят куда-то вдаль. Впрочем, иначе он держать голову и не может, потому что подбородок его подпирает необычайно высокий жесткий воротничок. Стомил в «тройке» песочного или табачного цвета, заметно ему тесной, в белых гетрах… Одной рукой он опирается о круглый столик, на котором стоит ваза с цветами, другую держит на бедре. Одна нога выпрямлена, другая согнута в колене и небрежно поставлена на носок. Перед ними на просцениуме старинный фотоаппарат на штативе с куском черного бархата. Возле аппарата Евгений, как и раньше, в черной визитке, но уже не в шортах, а в полосатых брюках. В петлице красная гвоздика. На полу стоит его цилиндр, на нем белые перчатки и палка с серебряным набалдашником. Евгений возится у аппарата, остальные неподвижно позируют. Через минуту раздается крещендо — «Ааа… ааа…» — Евгении, а потом неудержимое чихание.
Евгений. Не двигайтесь!
Евгения. Ничего не поделаешь, это нафталин.
Евгений. Внимание! (Стомил отнимает руку от бедра и чешется.) Стомил, рука!
Стомил. Но если чешется? Заела, черт!
Элеонора. Кто тебя заел?
Стомил. Моль.
Элеонора. Моль (срывается и бегает по сцене, гоняясь за невидимой молью, и хлопает в ладоши).
Евгений. Так мы никогда не сделаем снимка. Элеонора, сядь!
Элеонора (с упреком). Это от мамы столько моли.
Евгений. Перестаньте пререкаться. Моль с чердака.
Эдик (входит в качестве лакея. Бордовый жилет в черную полоску, брюки). Вы меня звали?
Элеонора (перестает хлопать). Что? Нет… хотя да. Принесите мне, Эдуард, соль.
Эдик. Какую соль, сударыня?
Элеонора. Ну, соль… Вы знаете…
Эдик. Слушаюсь, сударыня… (Выходит.)
Стомил (глядя ему вслед). Все-таки приятно видеть человека на своем месте.
Евгений. Правда? Подожди, ты еще не то увидишь. Все получается очень хорошо. Ты не пожалеешь.
Стомил (пробуя расширить воротничок). Если бы так не давил воротничок…
Евгений. Зато Эдик прислуживает тебе за столом. Ничего не дается даром.
Стомил. А что будет с моими экспериментами?..
Евгений. Не знаю. Артур еще не дал на этот счет распоряжений.
Стомил. А он разрешит? Ничего не говорил?
Евгений. На это у него не было времени. Он ушел с самого утра.
Стомил. Дядя, замолвите за меня словечко, пожалуйста.
Евгений (покровительственно). Постараюсь с ним поговорить.
Стомил. Хоть бы раз в неделю. После стольких лет мне трудно сразу отвыкнуть. Вы должны это понять.
Евгений. Это будет зависеть от твоего поведения.
Стомил. Ведь я на вашей стороне. Чего вы еще хотите от меня? Я даже терплю этот воротничок (опять пробует расширить воротничок).
Евгений. Я ничего не обещаю.
Входит Эдик, открыто неся на подносе бутылку водки.
Евгений. Что это?
Эдик. Соль, сударыня.
Евгений (грозно). Элеонора, что это значит?
Элеонора. Я не знаю (Эдику). Ведь я просила нюхательную соль.
Эдик. Сударыня, вы уже не пьете?
Элеонора. Унесите это немедленно!
Евгения. Почему? Если уж он принес… Я тоже чувствую себя неважно.
Эдик. Хорошо, сударыня (выходит. По пути, не замеченный никем, за исключением Евгении, провожающей его тоскливым взглядом, потягивает из бутылки).
Евгений. Чтобы это было в последний раз!
Евгения. Матерь божья, какая скука!
Евгений. По местам! (Элеонора, Стомил, Евгения выпрямляются и застывают, как в начале сцены. Евгений скрывается под бархатом, раздается шипение автоспуска. Евгений поспешно берет палку, цилиндр и перчатки и садится на тахту возле Евгении, позируя так же, как и они. Шипение автоспуска прекращается. Присутствующие с облегчением начинают двигаться.)
Стомил. Могу ли я расстегнуть воротничок? Хоть на минуту.
Евгений. Ни в коем случае. Свадьба будет только в двенадцать.
Стомил. Видимо, я растолстел. Последний раз я надевал это сорок лет назад.
Евгений. Ты растолстел от своих экспериментов. Экспериментальное искусство сейчас хорошо оплачивается.
Стомил. Это уже не моя вина.
Элеонора. Когда будут готовы фотографии? Мне кажется, что я моргнула. Наверное, выйдет ужасно.
Евгений. Не волнуйся. Аппарат не работает. Он уже давно испортился, от старости.
Элеонора. Как? Зачем же тогда мы снимались?
Евгений. Ради правил. Этого требует традиция.
Стомил. Вы упрекаете меня за мои невинные эксперименты, а чем лучше этот ваш старинный испорченный аппарат? Вот фиаско вашей контрреволюции. Вы только напрасно уничтожаете мои достижения.
Евгений. Взвешивай свои слова.
Стомил. Я не перестану это повторять, хотя я и подчиняюсь вашему насилию.
Элеонора. Что вы на это скажете?
Евгения. Хорошенький у вас вид. И это только начало.
Евгений. Ничего не поделаешь, пока мы должны заботиться о форме. Содержание придет потом.
Стомил. Мне что-то кажется, Евгений, что вы совершаете безумие. Формализм не избавит вас от хаоса. Лучше уж примириться с духом времени.
Евгений. Замолчи наконец! Пораженчества мы не потерпим.
Стомил. Хорошо, хорошо… Разве я протестую? Но могу же я иметь собственное мнение?
Евгений. Разумеется, если оно совпадает с нашим мнением, почему бы нет?
Элеонора. Слышите? (Слышен далекий звон колоколов.)
Стомил. Колокола…
Евгений. Свадебные колокола… (Входит Аля в подвенечном платье, с фатой. Стомил галантно целует ей руку.)
