Ремунда (озадаченно). Сад? Нет.
Гупперт. А у меня есть. Я развожу овощи, жена — розы. У нас овощи дешевые. Мы в саду работаем просто так, из спортивного интереса. Мне, например, нравится помидоры разводить. Уже из-за одного названия. Знает Ремунда, как по-немецки помидор? Paradiesapfel — райское яблоко! Да… Здоровый томат созревает только на здоровом, сильном побеге. Тогда он вырастает большим и сочным. Но, чтобы сильный побег был в самом деле сильным, все слабые нужно вырвать и выбросить на помойку. Знаете, мы, немцы, допустили много ошибок и были наказаны, жестоко наказаны. Но прошло пятнадцать лет и… сильный побег — снова сильный. Трибуналы выносили свои приговоры, а жизнь — свои. Взгляните на вещи реально, господа. Кому сейчас в Европе живется лучше всех? Я вас приглашаю, на мой счет! Приезжайте, увидите!
Ремунда. Калоус, что с тобой?
Калоус. Ничего.
Ремунда. Э-э, Эмиль, да ты тоже, оказывается, слабый побег.
Гупперт. Скучно, господа.
Калоус (слабым, изменившимся голосом). Брось, старик. Видишь, господину скучно.
Ремунда. Эмиль, возьми себя в руки!
Калоус (настойчиво и отчаянно. Говорит, словно обращаясь к самому себе). Вздор все это. Сплошная комедия! (Отсутствующе.) Не угодно супчику? Биточков? Бифштексов с кровью? А может, ракетный снарядик с начиночкой? А? Гробиков на складе хватит и мраморных ангелочков тоже. Угодно? Алоис, сторожи свой камень, пригодится на большую могилу… Тьма неизвестных солдат!.. Прикажете подать счетик?..
Гупперт. У меня был однокашник. Вот он так же — разговор идет о девочках, а он ни с того ни с сего спрашивает: «Что такое экстенсивная кривая?» Я и говорю ему однажды: «Извини меня, Карл…»
Ремунда. А как сейчас идет стекло?
Гупперт (удивленно). Стекло? Хорошо! Отлично! Фабрики работают полным ходом, в три смены. Мы никогда не упускаем случая. Вы — да! На это вы, чехи, мастера. На то вы чехи, чтоб упускать шансы. Плохо торгуете, господа!
Ремунда. А война будет?
Гупперт (добродушно). Кого Ремунда спрашивает? Человека с улицы? (Продолжает развивать прерванную мысль.) Шансы. Шансы есть у каждого! Шансы, Ремунда, нужно схватить, как быка за рога. И держать! И держать! (Сжимает руки в кулаки. Неожиданно продолжает другим тоном, вновь примирительно.) Я, Ремунда, живу вовсю. Когда война — воюю, когда мир — торгую…
Ремунда. Вовсю.
Гупперт. Еду на машине, так уж еду. И выпью, и поем… И в ванне долго валяюсь, и зарядку делаю… А есть время для любви, тоже займусь. Но мало времени, мало.
Ремунда. А… дальше?
Гупперт. Дальше? Дальше ничего!
Ремунда (дерзко). Значит, стекло идет хорошо?
Калоус, сильно возбужденный, уходит за стойку. Гупперт лениво глядит на часы, хлопает Ремунду по плечу, подходит следом за Калоусом к стойке.
Гупперт. Иду спать. Пан кельнер принесет наверх две порции пражской ветчины, два крепких кофе — один со сливками. Нет? Тогда с молоком, только чтобы было свежее! (Протягивает деньги.) Счет утром, а это вам пока — за услуги.
Калоус (срывающимся голосом). Ах ты шут гороховый! Свинья фашистская! Мне — чаевые! Ты — мне!.. Пусть он уходит! Пусть уходит! Проваливай отсюда!
Гупперт. О! О-о-о! Чтоб в Европе, да такое… (Пятится к выходу.)
Калоус, выхватив из ящика револьвер, стреляет — раз, другой, третий.
Ремунда. Эмиль! Эмиль!
Гупперт, толкнув своим телом дверь, вываливается за порог — дверь за ним захлопывается.
Второй акт начинается с того момента, когда кончился первый. Пораженные случившимся, стоят в молчании Ремунда и Калоус. Внезапно слышатся шаги. Кто-то медленно, осторожно спускается по лестнице. Два шага — и тишина, снова два шага — опять остановка. Калоус и Ремунда замерли, прислушиваются. Ремунда забирает у Калоуса револьвер, хочет его спрятать. Появляется Яна — одетая как в первом акте, но без плаща, немного растрепана, по-видимому, лежала. Мужчины смотрят на нее, как на привидение. Увидев в руке Ремунды револьвер, Яна вытаращила глаза, в ужасе трясет головой, словно говоря: «Нет, не может быть!» Тяжело опускается на первый попавшийся стул, взволнованно дышит.
Ремунда. Откуда вы? (Яна молчит.) Фрейлейн понимает по-чешски? (Яна качает головой — нет.) Совсем не понимает? (Яна снова отрицательно качает головой.) А по-немецки? Абер вир дойч нихт филь. Hyp айн биссель. (Яна молчит.) Вы — «мерседес»?
Яна. Нет. Яна.
Ремунда. Ах так! Яна… Что вы здесь делаете?
Яна. Была наверху…
Ремунда. Наверху? Где наверху?.. Калоус, посмотри, что там на улице?
Калоус. Никуда я не пойду.
Ремунда. Говорят тебе, иди! Живо!
Калоус опускается на стул, закрывает ладонями лицо, Ремунда подходит к нему, слегка трясет его за плечи.
Калоус. Ежиш Мария, Ремунда, что случилось? Что тут произошло?
Ремунда. Беги скорей!
Калоус испуганно смотрит на Ремунду, медленно подходит к стойке, вынимает из ящика большой фонарь, выходит на улицу.
Ремунда. Боитесь?
Яна. Я? (Через силу.) Нет.
Ремунда (кладет револьвер в средний ящик стойки). Вы… с ним?
(Кивает головой в сторону улицы, где стоит «мерседес». Яна не отвечает, Ремунда несколько повышает голос.) Так как же? С ним или не с ним?
Яна (тихо). Не с ним…
Ремунда. Но приехали с ним?
Яна (отрицательно качает головой, но при этом говорит). С ним. (Испуганно.) Вы его убили, да?
Ремунда. И он повел вас наверх? В номер? (Яна расплакалась. Всхлипывает как-то по-детски и чуть-чуть притворно.) Брось, это на меня не действует… Годы не те.
Яна (решительно вытирает слезы тыльной стороной ладони, говорит почти дерзко). Разговариваете со мной, будто вы из полиции, а сами…
Ремунда. Ну-ну, договаривайте. Что сами?
Яна. Не скажу.
Ремунда. Не бойтесь.
Яна. Убийца!
Ремунда. А вы кто?
Яна (детским голоском). Я еще, дедушка, в школу хожу.
Ремунда. В школу? Чему же тебя там учат?
Яна. Чешский у нас, русский, история, география, физика, химия… Дальше перечислять?
Ремунда. Предметов многовато. А немецкий?
Яна. По немецкому я беру частные уроки.
Ремунда. По немецкому частные? Тогда скажи, девушка, как будет по-немецки шлюха?
Яна (с обидой). Красиво выражаетесь!
Слышен шум машины, идущей в гору.
Калоус (в дверях). Нигде никого.
Ремунда. Как так, никого?
Калоус. Нигде никого.
Ремунда (вздохнув). Наверняка в милицию побежал.
Яна. Напрасно стараетесь. Все равно вас обоих посадят. (Калоус молчит.) Нет у вас порошка?
Калоус. Нет. Воды, может быть? (Подходит к стойке, Яна бросается к дверям.)
Ремунда (бежит за ней). Отсюда — ни шагу!
Через минуту Ремунда возвращается с запыхавшейся Яной. Калоус стоит с полным стаканом в руках. Яна подбегает к нему, почти вырывает у него стакан, залпом выпивает, передохнув, садится на стул у столика возле стойки — руки на столе, голова на руках. Ремунда с Калоусом попеременно смотрят то на нее, то друг на друга.
Яна. Ну, давайте!
Ремунда. Что… давайте?
Яна. Стреляйте. Сколько ждать? Надоело. (Длительное молчание. Яна начинает потихоньку насвистывать песенку, которую перед тем заводил Гупперт. Вдруг говорит.) А вы меня боитесь отпустить. Отпустили бы, да боитесь. Боитесь, я вас выдам. Конечно выдам! Если захочу. А может, и не выдам. Если захочу…
Ремунда молча смотрит на нее.
Яна. А я думала — больше такого уже не бывает… Тихих заезжих гостиниц, где убивают.
Ремунда продолжает смотреть на нее.
Яна. Но я… я умею молчать.
Ремунда. Вижу…
Яна. А вы бы мне этот магнитофон не дали?
Ремунда Сколько тебе лет?
Яна. Семнадцать… стукнуло.
Ремунда. Завтра тебе в школу?
Яна. Завтра воскресенье.
Ремунда. А в понедельник?
Яна. Тоже вряд ли.
Ремунда. Папа записочку в школу напишет, да?
Яна. Мне в милиции записочку напишут… (Ремунда покачал головой.) И еще выгородят. А вот вас — едва ли. Ох и плохи же ваши дела!
Калоус. Старик, через двадцать минут прибудет автобус, а с ним мама.
Ремунда (смотрит на часы). Через семнадцать. (Выходит.)
Яна (быстрым движением закидывает ногу на ногу, одна туфля сползает на пол. Яна достает сигарету, ищет спички. Калоус по привычке услужливо зажигает спичку. Яна начинает петь). Que sera, sera… Официант, есть у вас зеркальный карп? И французский салат?
Калоус (с изумлением). Нет.
Яна. А откуда у вас такие глаза?
Калоус. Какие?
Яна. Добрые. Послушайте, отпустите меня. Я как-нибудь доберусь до Праги. И никому ни слова. А магнитофон себе оставьте. Понимаете, никто не знает…
