Эдстейстон (поднимаясь, в глубочайшем изумлении). Мой союз с Екатериной… Да вы с ума сошли!
Потемкин (словно не слышит). Тот день, когда вы намекнете на это, будет днем вашего падения. К тому же быть мужем Екатерины — не такое уж счастье. Вы знаете, что случилось с Петром?
Эдстейстон (кротко, снова садясь). Я не желаю этого обсуждать.
Потемкин. Вы думаете, она его убила?
Эдстейстон. Говорят.
Потемкин (вскакивая на ноги, громовым голосом). Ложь! Его убил Орлов. (Немного успокоившись.) Он и мне глаз вышиб, но (садится безмятежно) все равно я занял его место. И (нежно похлопывая Эдстейстона по руке) хотя мне и неприятно тебе это говорить, душенька, если ты станешь царем, тебя убью я.
Эдстейстон (в свою очередь с ироническим видом похлопывая по руке Потемкина). Благодарю. У вас не будет к тому оснований. (Встает.) Имею честь откланяться, ваша светлость.
Потемкин (вскакивая и преграждая ему путь). Та-та-та! Я отведу вас к императрице сейчас, не медля ни минуты.
Эдстейстон. В этих сапогах? Немыслимо. Я должен переодеться.
Потемкин. Глупости. Пойдете как есть. Еще успеете показать ей свои икры.
Эдстейстон. Но мне надо всего каких-нибудь полчаса, чтобы…
Потемкин. Через полчаса будет поздно, petit lever[3] уже кончится. Пошли, пошли, дружок. Черт подери, должен же я выполнить просьбу английского посла и французского посла, и старого Фрица, и господина Вольтера, и всей остальной шатии. (Грубо кричит за дверь.) Варенька! (Эдстейстону, со слезами в голосе.) Варенька вас уговорит, никто не может отказать Вареньке. Моя племянница. Сокровище, уверяю вас. Красавица! Преданная! 06ворожительная! (Снова кричит.) Варенька, куда ты запропастилась, черт тебя подери!
Варенька (входя в комнату). Я не позволю на себя кричать. Ревет, как медведь, выражается, как ломовой извозчик!
Потемкин. Те-те-те… Ангел мой, матушка, веди себя прилично перед английским капитаном.
Снимает халат и кидает его на бумаги и остатки завтрака, поднимает с полу мундир и скрывается за ширмой, чтобы завершить туалет.
Эдстейстон. Мадам! (Кланяется.)
Варенька (приседая). Monsieur le Capitaine…[4]
Эдстейстон. Я должен принести свои извинения за то, что нарушил ваш покой, мадам.
Потемкин (за ширмой). Не зови ее «мадам». Зови ее матушкой, душенькой, красавицей.
Эдстейстон. Мое уважение к даме не позволяет мне этого.
Варенька. Уважение! Как вы можете уважать племянницу дикаря?
Эдстейстон (протестующе). О, мадам!
Варенька. Бог свидетель, батюшка-англичанин, нам нужен человек, который бы его не боялся. Он такой сильный. Я надеюсь, вы будете сбивать его с ног еще много, много, много раз.
Потемкин (за ширмой). Варенька!
Варенька. Да?
Потемкин. Пойди в парадную спальню ее величества, посмотри в замочную скважину: встала императрица или еще нет.
Варенька. Fi-donk[5]. Я не люблю подсматривать.
Потемкин (выходит из-за ширмы; он застегнул сорочку и надел усыпанный бриллиантами мундир). Тебя плохо воспитали, душенька. Разве леди или джентльмен войдет в комнату без доклада, не посмотрев сперва в замочную скважину? (Берет со стола шпагу и надевает ее.) Величайшая вещь в жизни — быть простым. И простейшая вещь — подсматривать сквозь замочную скважину. Опять сострил, пятый раз за утро. Где этот осел канцлер? Секретин! Где Подыхайкин?
Эдстейстон с трудом подавляет смех.
(Довольный.) Душенька, вы оценили мою остроту.
Эдстейстон. Простите. Подыхайкин! Ха-ха-ха! Не могу удержаться. А кстати, как его настоящее имя, если нам доведется встретиться?
Варенька (удивленно). Настоящее имя? Подыхайкин, конечно. Почему вы смеетесь, батюшка?
Эдстейстон. Да как же не смеяться, если у тебя есть хоть какое-то чувство юмора! Подыхайкин! (Корчится от хохота.)
Варенька, глядя на дядю, многозначительно стучит себе пальцем по лбу.
Потемкин (в сторону, Вареньке). Нет, просто англичанин. Он позабавит царицу. (Эдстейстону.) Пошли, расскажете об этой шутке Екатерине; она у нас тоже шутница, в своем роде. (Берет Эдстейстона за руку и ведет к дверям.)
Эдстейстон (упираясь). Нет, право… Я в неподходящем…
Потемкин (Вареньке). Уговори его, мой ангел.
Варенька (беря Эдстейстона за другую руку). Да, да, да, батюшка-англичанин, бог свидетель — ваш долг быть храбрым и представиться императрице. Идемте.
Эдстейстон. Нет, я лучше…
Потемкин (волочит его вперед). Идем, идем! Варенька (тянет Эдстейстона. за собой, улещивая). Идем, миленький, идем, хорошенький. Прошу вас. Неужто вы мне откажете?
Эдстейстон. Но как же… в…
Потемкин. Почему нет? Не съест она тебя.
Варенька. Съест, но все равно надо пойти.
Эдстейстон. Уверяю вас… об этом не может быть и речи… В таком виде… мое платье…
Варенька. У вас превосходный вид.
Потемкин. Живо, душенька.
Эдстейстон (упираясь). Не могу!
Варенька. Живенько! Живенько!
Эдстейстон. Нет. Поверьте мне… мне бы не хотелось… Я…
Варенька. Отнеси его, дядя.
Потемкин (берет его на руки, как ребенка). Да, я вас отнесу.
Эдстейстон. Будь оно все проклято, это же смешно!
Варенька (хватая его за щиколотки и приплясывая, в то время как Потемкин несет его к дверям). Придется вам пойти. Если вы станете брыкаться, наставите мне синяков!
Потемкин. Полно, детка, полно…
Они скрываются за дверью, и дальнейшие слова не достигают нашего слуха.
Утренний прием у императрицы. Центральные двери парадной спальни закрыты. Те, кто входят через них, видят налево от себя кровать под великолепным балдахином, стоящую на возвышении, куда ведут две широкие ступени. За ней дверь в деревянных панелях в будуар императрицы. У подножия кровати, посреди комнаты, золоченое кресло с резным императорским гербом и вышитым императорским вензелем. Вдоль стены, противоположной кровати, двумя унылыми рядами выстроились придворные. Застыв от важности и скуки, они ожидают пробуждения императрицы. Княгиня Дашкова и еще две фрейлины стоят немного впереди остальных у императорского кресла. Молчание нарушается лишь зевками и шепотом придворных. У изголовья кровати гофмейстер граф Нарышкин. Из-за балдахина слышится громкий зевок.
Нарышкин (предостерегающе поднимает руку). Тс-с-с…
Придворные мгновенно перестают перешептываться, выравнивают ряды и застывают в неподвижности. Наступает мертвая тишина. Из-за балдахина раздается звон колокольчика. Нарышкин и княгиня торжественно раздвигают его, выставляя императрицу всем напоказ. Екатерина переворачивается на спину и потягивается.
Екатерина (зевает). O-хо-хо… а… а-а-а… о… ох… которое время? (Говорит с немецким акцентом.)
Нарышкин (по всем правилам этикета). Ее императорское величество изволили проснуться. (Придворные падают на колени.)
Все. Доброе утро, ваше величество.
Нарышкин. Половина одиннадцатого, матушка-императрица.
Екатерина (резким движением садясь на постели). Potztausend![6] (Глядя на коленопреклоненных придворных.) Ах, встаньте, встаньте.
Все встают.
Ваш этикет мне надоел. Не успею я раскрыть глаза, как он уже начинается. (Снова зевает и сонно откидывается на подушки.) Почему они это делают, Нарышкин?
Нарышкин. Видит бог, не ради вас, матушка-царица. Но поймите и вы их. Не будь вы великая императрица, они были бы никто.
Екатерина (садясь). Они заставляют меня терпеть все это из-за собственного мелкого тщеславия? So?[7]
Нарышкин. Точно так. Ну и к тому же, если они не будут этого делать, вдруг ваше величество велят выпороть их розгами.
Екатерина (энергично выпрастывая ноги из-под одеяла, садится на край кровати). Выпороть! Я! Либеральная императрица! Философ! Ты варвар, Нарышкин. (Встает и обращается к придворным.) И потом, мне этого вовсе не надо. (Снова оборачивается к Нарышкину.) Тебе бы следовало уже знать, что у меня открытый и самобытный характер, как у англичан. (Раздраженно ходит по комнате.) Нет, больше всего меня злит в этих церемониях то, что я единственная в России не испытываю никакого удовольствия оттого, что я императрица. Вы все купаетесь в моей славе, греетесь в моих улыбках, получаете от меня титулы, награды и милости, любуетесь моей блестящей короной и сверкающей мантией, радуетесь, когда я допускаю вас к своей особе, а когда я милостиво к вам обращусь, целую неделю рассказываете об этом каждому встречному. А мне какая радость? (Бросается в кресло.)
