Рядом с Судаковым живет его дочь Искра, по настоянию неверного мужа сделавшая аборт, одинокий и добрый человек, но трудности дочери для отца семейства – лишь внешние раздражители, чрезвычайно обременительные обстоятельства. Очарованный преуспевающим зятем, он не видит отчаяния дочери. Так, он признается Егору: «Ведь я на тебя как на творение своих рук любуюсь, горжусь тобой!» – и он же с поразительной черствостью и агрессивностью реагирует на то, что несчастная Искра молится Господу перед иконами в его кабинете.
Если в Егоре «глухарь» находит утверждение своих идеалов, то дети представляют для его образа жизни скорее угрозу. Поступок Искры для него опасен потому, что дочь может скомпрометировать отца: советский чиновник и его семья обязаны быть атеистами. Страх инициирует в Судакове грубые чувства, вульгарные намерения: он требует от дочери-«богомолки» плевать на иконы. Он глух и к просьбе сына купить в ведомственной аптеке дефицитное сердечное лекарство («Не загружайте меня всякой ерундой!»), и тот, кому оно предназначалось, умирает.
Номенклатурный мир жесток и циничен. Показателен разговор Судакова и его зятя Егора об Андрее Никаноровиче Хабалкине, высокопоставленном чиновнике, у которого «сын удавился». Сочувствие Хабалкину-отцу заглушается сочувствием Хабалкину-чиновнику, ибо, хорошо зная неписаные законы номенклатурной «механики», собеседники убеждены, что после случившегося его карьере придет конец. Как объясняет Егор, «не сумел собственным сыном управлять, какой же ты начальник». В итоге благоразумие одерживает победу над состраданием: зять советует тестю по тактическим соображениям не появляться на похоронах. И в Судакове, и в Егоре проявляются наклонности, достойные мародеров: оба стремятся получить место Хабалкина.
Розов не только показывает морально деградировавших людей, современные «мертвые души», но и создает совокупный образ порочной социальной системы. Чиновники взаимообязаны друг другу, каждая просьба влечет за собой цепочку последующих. Чтобы вмешаться в распределение ордеров на жилплощадь в ведомственном доме, необходимо кому-то устроить путевку в Карловы Вары, а чтобы получить эту путевку, нужно чьего-то племянника «протолкнуть» в аспирантуру… Судаков называет эту взаимозависимость «второй сигнальной системой». Под первой, очевидно, имеется в виду обязательная в те времена в каждом ведомстве телефонная сигнальная система гражданской обороны. Порой в Судакове просыпается чувство жалости к попавшему в беду человеку, но доброе начало, заложенное в его натуре, подавляется всем образом жизни советского чиновника: он привык к этой жизни и иной не желает.
Равнодушие Судакова к людям и его прямо-таки самозабвенное участие в служебной обрядовости, карьерных условностях гипертрофированно развиты в его зяте Егоре Ясюнине. Для Егора, как, впрочем, и вообще для нового поколения чиновничества, Судаков – уже архаизм, его поведение «обременено условностями». «Вчерашнее жаркое», «старье – оно и есть старье» – так отзывается о «глухаре» молодой сослуживец Егора Золотарев. И Егор, и Золотарев – чиновники грядущих предперестроечных 80-х годов, у которых сильно развит инстинкт самосохранения: они выживут при любых социальных потрясениях.
Виртуозный карьерист, расчетливый и хладнокровный, Ясюнин в системе персонажей с полным основанием претендует на амплуа абсолютного злодея, не знающего рефлексий, сомнений и страстей. Отмеченное в критике принципиальное сходство драматургии Островского и Розова заключается еще и в том, что моральные качества многих их персонажей определены изначально, до их появления на сцене.
Зять Судакова руководствуется принципами, помогающими ему строить свой благополучный мир и прорываться к вершинам карьеры. Один из таких принципов – «надо учиться отказывать», другой – «чувство благодарности принижает человека, делает его рабом этой благодарности». В годы, когда социальное происхождение имело весьма существенное значение и в статистических отчетах по тому или иному поводу непременно указывались проценты принадлежащих к рабочим, колхозникам или интеллигентам, Егор – «великий рязанец», по ироничной характеристике Прова, – использовал свою биографию как средство достижения цели, став своего рода экспонатом советской демократии. Судаков демонстрирует его иностранному гостю как работающего на международной ниве сына рязанского мужика-колхозника.
Биография Егора – не важно, реальная или им придуманная, – способствует его успешному продвижению по службе. Неустроенная жизнь «в общежитии, в бараке» с отцом, приехавшим в Москву на заработки, развила в нем природное честолюбие, стремление к успеху, а в конечном счете к власти. Он являет собой типичное порождение социальных парадоксов общества, идеологии тех лет, лицемерия как факта государственной морали: «В школе все о высоких материях – идеи, комсомольский энтузиазм, долг перед Родиной и прочее, а в барак вернусь, и в глаза мне такая другая академия лезет… Учился бешено. Золотая медаль мне как воздух нужна была, как жизнь, как пропуск в будущее». Роскошная по тем временам обстановка в квартире Судаковых лишь утвердила его в намерении добиться успеха любым путем: «Я тогда такое только в кино видел».
Двадцатидевятилетний Егор по своей натуре – победитель. Закончив школу с золотой медалью, получив по окончании вуза диплом с отличием, защитив кандидатскую диссертацию без единого «черного шара», он удачно продвигается по службе, читает лекции в Историко-архивном институте. Егор – красавец, у него роман с дочерью большого начальника, от которого зависит его дальнейшее восхождение по служебной лестнице. Когда-то он появился в семье Судаковых робким провинциальным юношей и с подобострастием Молчалина был готов каждому услужить; в конце же пьесы мы узнаем, как, используя расположение отца своей любовницы, он занимает тот самый пост, о котором мечтал его тесть.
Юный герой пьесы Пров Судаков с болью чувствует, что не только в семье, но и за пределами квартиры, в большом взрослом мире, неумолимо побеждает расчет, что добро бессильно, а слабые мира сего так и останутся слабыми, на обочине той дороги, по которой с торжеством идут Егоры. Юношеское отчаяние, однако, притупляется у него эпатирующим сарказмом. Пров не способен к активному противостоянию, а за его иронией скрываются детская незащищенность и слабость. Он может бросить красивую фразу о социальных безобразиях, их корнях и необходимости эти корни вырывать, но сам не в состоянии никому помочь. Образ жизни отца толкает героя на бессмысленный поступок, столь же детский и отчаянный, как и «бунт» Олега Савина из пьесы «В поисках радости». Свою нелепую выходку с портфелем, выхваченным у прохожего, он совершает для того, чтобы хоть как-то воскресить в отце живое человеческое чувство, побудить его к пересмотру жизненных ценностей, измеряемых отнюдь не только ступенями служебной лестницы.
Проблематика пьесы перерастает из семейно-бытовой в социальную, что во многом происходит за счет внесценических ситуаций. Так, трагическая история с самоубийством сына Хабалкина свидетельствует о растерянности, одиночестве молодых людей, об их духовной инфантильности и беззащитности в прагматичном мире отцов, что придает семейной драме Судаковых статус общественной болезни. Пров вспоминает, как незадолго до смерти Коля Хабалкин высказал ему горькую сентенцию о том, что самые счастливые – камни: «Я бы хотел быть камнем. Существовать миллионы лет, все видеть и ни на что не реагировать». Ту же проблему трагического существования личности в абсурдном и «каменном» мире раскрывает внесценическая история сына Валентины Дмитриевны, одноклассницы Судакова-старшего: во время поездки в Польшу Дима увлекся польской девушкой и, забыв инструкцию руководителя, присоединился к группе позднее установленного срока. Невинная в наши дни ситуация была расценена тогда как грубейшее нарушение режима, обязательных эталонов социального поведения со всеми вытекающими отсюда последствиями: юношу не допустили к защите дипломной работы. Слова Прова: «Я хочу, чтоб дом был чистый», – могут быть отнесены ко множеству советских семей, а в конечном счете и ко всей стране.
Розовские мальчики – не те интеллектуалы, мыслители, которые способны своим разумом, опытом оградить себя от теневых сторон жизни. В сущности, они еще дети, воспринимающие мир преимущественно на эмоциональном уровне, поэтому столь импульсивны их поступки. Андрей Аверин и Олег Савин были активны, в них чувствовалась надежность; недаром пьеса «В поисках радости» заканчивалась бодрыми словами Олега: «Не бойся за нас, мама!» В отличие от них, и Пров Судаков, и Коля Хабалкин, и Дима несамостоятельны, они нуждаются в сочувствии и помощи – и не потому, что так измельчало поколение, а потому, что действительность стала куда более циничной.
