Сергей Кречетов - Четыре туберозы

Герман схватывает Вальтера и тащит его опять в круг.

Учитель, помоги!

Они торжественно уходят. Перед ними тяжёлые двери с гулким металлическим звоном сами распахиваются и потом, пропустив их, опять шумно захлопываются. Инквизиторы и палачи безмолвны.

Поле за городской стеной. Вдали виднеются башни средневекового города. В перспективе темнеет бор. Среди сцены, несколько в её глубине, огромный костёр, к нему сбоку прислонена лестница. На сцене толпится многочисленная пёстрая толпа. Она состоит из ландскнехтов, ремесленников, бюргеров, лекарей, брадобреев, крестьян и крестьянок и т. д. Все в необыкновенном оживлении ждут казни. По авансцене медленно прохаживаются, совершенно отдельно от толпы, два странных, очень крупного роста, существа в широких мантиях. Они закутаны и их лиц не видать. Одно во всём ярко-серебряном, белом, а другое во всём глубоко-чёрном. Они не разговаривают и держат друг друга за руки. Некоторые из народа следят за ними испуганно глазами. Во время следующего разговора два странных существа незаметно исчезают в толпе.

Зачем они пришли? Зачем? Ты видишь этих двух?

Видать-то вижу. Наверно, проходимцы.

Ты ничего не понял!

А ты, старик, наверно можешь больше меня понять, учёного доктора?!

Больше! Больше! Я смотрю, всю жизнь смотрю. Я все давно понимаю.

Их больше нет.

Их нет, но они придут. Они всегда приходят.

Ну так пускай приходят.

Они придут к тебе. Ты должен их любовно встретить.

Мне некогда болтать слова пустые. Отстань! Я посмотреть хочу, как будут ведьму жечь.

Он теряется в толпе.

Батюшки мои! Здесь будут жечь её?

Конечно, милка! Изжарят, как овцу.

За что же?

А за то, что ведьма! Правда, брадобрей мне говорил, что лишь под старость бабы становятся ведьмами. Эта же, говорят, молодая, смазливенькая. Значит, поспешила.

Безбожник! Срамник! Уйди ты прочь!

Ну, голубка-мамочка, не сердись!

Вокруг высокого и худого монаха в изодранной ряске собирается толпа. Монах высоко над своей головой жестикулирует руками и что-то кричит. Толпа волнуется.

Да, надо жечь всех колдунов, всех ведьм, всех женщин. Они соблазняют нашего брата. Они сосуд дьявола.

Не увлекайся, святой отец! Не поддавайся сам соблазну.

Не тебя ли, старого козла, станут соблазнять! Пьяница!

Вас спалит земной и небесный огонь, адовы чада!

Не ругай баб, проходимец! Я глотку тебе заткну. Вам бабы не нужны. Вся забота ваша о чертях. Ну, и любите их. Мы же останемся с бабами. Проще.

Народ хохочет. Монах в гневе потрясает кулаком и уходит.

Помолитесь Богу! Помолитесь Богу!

Старик, отчего ты не просишь сегодня для себя милостыни?

Сам Господь мне даст её сегодня. Прошу я за несчастных. Беда! Беда!

Какая тут беда! Беда ль, что ведьму жгут?

Сегодня жгут, и — знаете кого?

Ведьму!

Нет, Клару, невесту ученика нашего Германа.

В народе раздаются протяжные и печальные голоса.

Герман… Герман… Герман…

Быть не может! Он не даст её в обиду, даром, что овцы смирнее. Он задаст им на орехи.

Глядите, глядите, — вот и он, и с ним его Вальтер.

Герман тихо бредёт, опустив на грудь седую голову, за ним на расстоянии двух шагов идёт Вальтер.

Учитель, дочь моя больна. Исцели её.

Герман проходит мимо, не замечая её.

Свет моих очей! Исцелитель, друг народа, теперь я не боюсь! Ты их сильней!

Заговори меня, отец почтенный, чтоб вражеские сабли не ранили меня.

Друг, оставь! Сегодня я слабей дитяти!

Оставь!

Ландскнехт удивлённо отходит в сторону. К Герману напирает толпа народа. Они кричат и потрясают в воздухе кулаками. Герман изумлённо, словно проснувшись от тяжёлого сна, останавливается и смотрит на них.

Учитель! Учитель! Ты нас лечил, ты нас спасал, ты Богу за нас молился, — мы вырвем из рук этих дьяволов Клару. Мы им головы прошибём. Мы их на куски разорвём. Где они?! Где они?! Ребята дружно! Все за одного!

Спасибо вам, но это всё не то! Душа моя печальна. Я сам себя потерял. Тут тоже сила, но не земная. О, настают века страданий! Всех вас спасти я должен. Клара не одна. За ней других сожгут, и много, много светлых знаний, и силы, и любви уснёт навеки…

Он прав! Он к Богу ближе, чем мы, и Бог его научит, как поступить.

Её везут! Везут! Везут!

Внезапно настаёт тишина. В воздухе тихо и печально проносятся вопли.

Горе! Горе! Горе!

Идёт медленно шествие. Клара окружена палачами и стражей. Она сидит задом наперёд, лицом к хвосту, на осле. На голове её высокий колпак с изображениями чертей. За ней идут судьи. Шествие подходит к костру. Клару вводят на костёр, привязывают к находящемуся там столбу. Вальтер прорывается сквозь народ к костру и становится рядом с ним.

Слуги дьявола! Убийцы! Кровопийцы!

Народ сильно волнуется. Ландскнехты отгоняют его от костра.

Судом Святейшей Инквизиции девица Клара приговорена за колдовство и за сожительство с дьяволом к смертной казни через сожжение на костре. Пусть будет Господь милостив к её грешной душе!

Я невинна!

Молитесь за меня!

Старик Учитель! Дай нам спасти её!

За что они её терзать хотят?! За что?!

За что?!

Герман падает на колени.

Тише! Тише! Он хочет молиться! Бог его услышит!

Среди полного безмолвия Герман стоит с минуту на коленях; затем порывисто схватывает себя обеими руками за голову и говорит торжественно, как в забытьи.

Пауза.

Он встаёт; гордо и быстро подходит к костру. Глаза его жгут окружающих. Народ и стража расступаются перед ним.

Всюду трепет и безмолвие. Он у самого костра и простирает руки к Кларе.

Верёвки спадают с Клары, и она медленно по воздуху парит к Герману и становится с ним рядом. К ней подходит Вальтер и берёт её за руку.