ПАРИС: Бар?
ДЖОН: Там ты всегда сможешь подкрепиться.
ПАРИС: О!
ДЖОН: Подожди, я еще не рассказал про детскую ванную комнату. Красива, удобная и прямо напротив ванны - телевизор.
ПАРИС: Отлично! Каждый захочет такую ванную. А где этот дом будет? В Рокланде?
ДЖОН: Не знаю. Ты не любишь Рокланд?
ПАРИС: Раньше любил.
ДЖОН: А что произошло?
ПАРИС: Все дело в моем имени. Ведь меня зовут Парис.
ДЖОН: Я помню.
ПАРИС: Здесь есть один паршивый коротышка, Сонни Дженкинс. Он стал петь: "Парис - для психа имечко, и папа у Париса - псих". Ну, я и вправил ему мозги.
ДЖОН: Молодчина!
ПАРИС: Расквасил ему нос, а пока он соображал, в чем дело, подбил глаз. И только когда у него глаза на лоб полезли, отпустил. Тебе приходилось такое видеть, Джон?
ДЖОН: Да. Но редко.
ПАРИС: А потом вся его шайка стала распевать: Парис - для психа имечко, и папа у Париса - псих". Когда все повторяют одно и то же, это становится похоже на правду, как телереклама. Когда мальчишки запели это, у меня все поплыло перед глазами, и я заплакал,... понимаешь, Джон, заплакал на виду у всех - открыто. Вот что произошло, Джон. Я даже драться не мог. Стоял и плакал.
МОЛЛИ (выходя из кухни): Никогда бы не поверила, что Сонни Дженкинс на такое способен. Окажись я там, я бы его трясла до тех пор, пока у него все зубы не высыпались.
ПАРИС: Мама, ты подслушивала?
ДЖОН: Оставь нас, Молли.
МОЛЛИ: Я много пережила и выстрадала за свою жизнь.
ПАРИС: Это ни для кого не секрет.
МОЛЛИ: Твою мать ничем не удивишь. Я тоже плакала у всех на виду.
ПАРИС: Мама, ты подслушиваешь и читаешь чужие дневники. Я не уважаю соглядатаев. Гадкие люди.
МОЛЛИ: Я не гадкая. Просто хотела узнать, о чем ты думаешь.
(Уходит на кухню).
ПАРИС: Джон, тебя когда-нибудь унижали?
ДЖОН: Да, у меня в твоем возрасте были жуткие прыщи. Я был влюблен в девушку - очень красивую. Но я ее так идеализировал, что не смел поцеловать. Знаешь, когда идеализируешь девушку, очень много думаешь о ее добром имени.
ПАРИС (с умудренным видом): Знаю.
ДЖОН: Однажды вечером мы сидели на заднем сиденье в машине моего приятеля. Они со своей девушкой тискали друг друга, целовались на переднем сиденье, обнимались и все такое. Мой приятель не слишком беспокоился о добром имени с в о е й девушки. А МЫ просто разговаривали о лунном свете, потом я вдруг дотронулся до ее лица. Просто погладил указательным пальцем. Кожа была мягкой, как цветочный лепесток. И Я захотел так сильно, что не смог удержаться.
ПАРИС: Что ты сделал, Джон?
ДЖОН: Обнял ее и поцеловал. Я хотел, чтобы это длилось вечно, - но все кончилось в один миг. Она оттолкнула меня и сказала: "Говорят, это не заразно, - но я боюсь подцепить прыщи".
ПАРИС: Она не смела так говорить!
ДЖОН: И я вынужден был сидеть там, на заднем сиденье - пока мой приятель тискал свою девушку, а лунный свет был такой яркий.
ПАРИС: Ты заплакал?
ДЖОН: Я сдержался, пока не добрался до дому.
Пауза.
ПАРИС (желая утешить Джона): У тебя сейчас почти нет прыщей. Вполне приличная кожа. Хотел бы я, чтобы у меня была такая большая борода, как у тебя.
Пауза.
ДЖОН: Я разработал собственную теорию насчет таких случаев.
ПАРИС: О чем?
ДЖОН: О квадратном корне из греха.
ПАРИС: Что?
ДЖОН: Греха оскорбления человеческих чувств. Унижения личности. Квадратный корень из греха. То же самое, что убийство.
ПАРИС: То же, что убийство?
ДЖОН: В этом и есть квадратный корень. Но существует еще большая сила. Война - это квадратный корень из унижения, возведенный в миллионную степень...
ПАРИС: В миллионную степень?
ДЖОН: Когда унижаешь человека - это и есть один из видов убийства. Ты убиваешь его достоинство.
ПАРИС: Я люблю мужские разговоры.
ДЖОН: Я тоже.
ПАРИС: Они лучше, чем разговоры по душам. Разговоры по душам меня смущают.
Молли выходит из кухни.
МОЛЛИ: Обед почти готов. Парис, взгляни на свои гадкие руки.
ПАРИС: Они были еще гаже.
МОЛЛИ: Неважно. Пойди, вымой их перед обедом.
ПАРИС: "Гадкий" - это гадкое слово. Я не хочу, чтобы ты так говорила, мама. (Выходит)
МОЛЛИ: Самое обычное английское слово.
Входит Филипп.
ФИЛИПП: Быть гадким то же самое, что делать гадости. Вы, вероятно, жилец из флигеля?
МОЛЛИ: Джон Такер - Филипп Лавджой. Джон - Филипп.
ФИЛИПП: Вы пробыли здесь вчера вечером довольно долго.
ДЖОН: И многие вечера до этого.
ФИЛИПП: Я работал в этом флигеле.
ДЖОН: Над чем?
ФИЛИПП: Это место, где я сижу на горшке. Мой флигель, мой горшок. Моя собственность.
ДЖОН: Что?
ФИЛИПП: Когда я был маленьким, мама сажала Сестрицу в мою коляску. Считалось, что я с ней гуляю. Вместо этого я всю дорогу орал: "Это моя коляска, это моя коляска!" Дошло?
ДЖОН: Дошло.
ФИЛИПП: Мой нужник, мой флигель, моя коляска, моя жена.
МОЛЛИ: Не будь гадким, Филипп.
ФИЛИПП: Я чувствую себя гадко. Слышу гадости и вижу гадости.
МОЛЛИ: не вини нас, Филипп.
ФИЛИПП: Кого это "нас"?
МОЛЛИ: Меня и Джона.
ДЖОН: Я хочу жениться на Молли.
ФИЛИПП: Ну, так поцелуй меня в зад. Вы уже переспали?
МОЛЛИ: Нет.
ФИЛИПП: Разве ты не собираешься переспать с ним? Ведь надо выяснить!
МОЛЛИ: Что?
ФИЛИПП: Так ли он хорош в постели, как я?
МОЛЛИ: Прошу тебя, Филипп.
ФИЛИПП: "Прошу тебя, Филипп". Как ты ломаешься.
МОЛЛИ: Я ломаюсь?
ФИЛИПП: Ты ведь можешь заниматься этим и в машине, и в канаве, и в поле.
МОЛЛИ: В канаве мне это никогда не нравилось.
ДЖОН: не обращайте на меня внимания.
ФИЛИПП: Я не обращаю на вас внимания. Вы вьетесь передо мной, как комар.
МОЛЛИ: Джон был в школе чемпионом по боксу.
ФИЛИПП: О, крепкий малый - в школе.
МОЛЛИ: Джон четыре года служил во флоте.
ФИЛИПП: И, конечно же, был героем.
ДЖОН: Не совсем. Нас обучали высаживаться на берег и проникать в потайные, опасные и уязвимые места.
МОЛЛИ: Звучит прямо-таки сексуально.
ФИЛИПП: И что вы делали, проникнув в потайные, опасные и уязвимые места?
ДЖОН: Дрались.
МОЛЛИ: Филипп тоже был в армии - но недолго.
ДЖОН: А что случилось? Вас ранили?
МОЛЛИ: Нет, нет! Он подцепил свинку.
ФИЛИПП: Я подцепил свинку, то есть женился на Молли.
МОЛЛИ: Как ловко ты играешь словами.
ФИЛИПП: Я отступил в самое потайное, опасное и уязвимое место в мире.
ДЖОН: Наверняка в какой-нибудь бар или ресторан.
МОЛЛИ: Бар "Клевер" и ресторан в Бруклине.
ФИЛИПП: Вот именно, детка. Молли, где яблочная водка?
МОЛЛИ: Неужели ты...?
ФИЛИПП: Будь я проклят, если нет. Я сам ее гнал. Все 300 галлонов. На этом яблоневом саду можно разбогатеть. Где она?
МОЛЛИ: Я ее выпила.
ФИЛИПП: Триста галлонов? (Уходит на кухню).
МОЛЛИ: Я ее спрятала, но уверена, что он ее найдет.
Входит Парис.
ПАРИС: Что на обед?
МОЛЛИ: Клюквенный мусс, свинина в вине с овощами и пудинг.
ПАРИС: Свинина в вине с овощами - этим можно проверять, жив я или умер. Если тарелку со свининой поднесут к моему носу и я не подскочу, значит, можно заколачивать гроб, я и в самом деле умер.
МОЛЛИ: Когда родился Парис, мне ужасно хотелось свинины. Очень трудные роды.
ПАРИС: Джон, ты играешь в шахматы?
МОЛЛИ: Орала часов восемь. А когда устала орать, как все действовало мне на нервы.
ПАРИС: Их выточил мой дедушка. Очень трудно,
МОЛЛИ: Золотые и серые тени струились по стенам как волны. Мама Лавджой прикрыла лампу абажуром. Мне было так больно, что вся комната наполнилась болью. А потом...
ПАРИС: Перестань, мама, это ужасно.
МОЛЛИ: Рассказ про страдание окончен, малыш. Разве можно быть таким неженкой?
ПАРИС: Я не неженка, Просто мне стыдно.
МОЛЛИ: Стыдно?
ПАРИС: Стыдно! Не понимаешь? Когда я слышу слово "страдание" или "родовые муки", у меня начинаются судороги.
МОЛЛИ: Но ведь это было, Парис. Это действительно со мной было.
ПАРИС: Какая разница? Все равно стыдно.
МОЛЛИ: Это касалось и тебя, Парис Лавджой, не забывай.
Филипп, как всегда был неподражаем. Он восседал посреди комнаты и накачивался виски.
ПАРИС: Король может передвигаться только на одну клетку, а ферзь как угодно. Почему?
ДЖОН: Потому что ферзь защищает короля. Король - главный в игре.
ПАРИС: Я знаю, что главный. Когда королю объявляют мат, игра кончается.
МОЛЛИ: Когда все кончилось, Мама Лавджой приготовила роскошный обед из свинины с овощами. Я не могла есть, но Парис знал, чего хочет, стоило только поднести его к моей груди.
ПАРИС: Замолчи, мама!
ДЖОН: Хватит, Молли.
МОЛИ: Инстинкт. А мне это показалось чудом.
ПАРИС: Ты вывела меня из себя. (Уходит).
ДЖОН: Молли, почему его назвали Парисом?
МОЛИ: Это было неизбежно. Мы с Филиппом ехали в Ричмонд, ночевали в мотеле "Стратфорд Армс", чтобы встретиться с Мамой Лавджой до родов. Мама Лавджой уже назвала его Филлипом Ролстоном Лавджоем IV.
