Скрипач. Говорите что хотите. Вашими устами говорит злоба, потому что я ускользнул от вас, не дал использовать себя в ваших целях. Вы, женщины, ненавидите меня сейчас именно за то, что я буду мужчиной, настоящим мужчиной, а не только смешным никудышным отцом…
Флейтистка. Кто мужчина, а кто нет, решаем мы. А что касается отца… Я должна тебя разочаровать. Ты всегда будешь только отцом и не больше, в любом случае. Сам ты никого не родишь. Никого и ничего.
Скрипач. А смерть?
Флейтистка. …Из чужого живота. Всегда будет то же самое. Ты можешь стать лишь причиной чужой жизни или чужой смерти. Но сам ни жизни, ни смерти породить не можешь. Вечный отец, обреченный на вечное отцовство. Ты был прав: ты только орудие, инструмент, слуга… Ну, разве что…
Мать. Молчи!
Скрипач. Что «ну разве что»?..
Флейтистка. Так, ничего.
Скрипач. Почему ты не закончила фразу? Что ты хотела сказать?
Флейтистка. Я закончила, потому что мне больше нечего сказать.
Мать. Как ты могла?..
Флейтистка. Я не хотела, клянусь…
Скрипач. Чего не хотела?.. О чем вы говорите, что означают ваши разговоры между собой?
Мать. Успокойся, ничего особенного. Весь этот разговор был ни к чему.
Скрипач. Что она хотела сказать?
Мать. Сказать? Разве она что-то сказала? Разве ты что-то сказала?
Флейтистка. Не помню.
Скрипач. Вы что-то от меня скрываете. О чем она говорила, что она хотела сказать… при помощи того, чего не сказала…
Флейтистка. Идемте отсюда.
Мать. Но сейчас нельзя оставить его одного.
Скрипач. Почему я не могу сейчас остаться один?
Мать. Да, иди уж, может, это и лучше, чтобы ты ушла.
Скрипач. Почему лучше, чтобы она ушла?
Флейтистка. Мне так неприятно…
Мать. Ты иди, а я останусь с ним.
Флейтистка. Прости меня, я так не думала.
Мать. Перестань наконец!
Скрипач. Чего она не думала? Что ей надо простить? Почему вы из всего делаете тайну?
Флейтистка. До свидания.
Мать. Иди же, иди, иди, иди! (Флейтистка выходит.)
Скрипач (кричит ей вслед). Подожди, у меня такое впечатление, что мы еще не закончили разговор.
Мать. Почему? Все уже было сказано.
Скрипач. Нет, не до конца. Было еще что-то недосказанное (пауза).
Мать. Тебе не кажется, что здесь слишком холодно? (Пауза.) Наверно, не топят (пауза).
Скрипач. Знаешь что, мама? Ты тоже иди.
Мать. Разве тебе со мной плохо?
Скрипач. Нет, но у меня действительно уже нет времени (слышен далекий рев волов, шум толпы). Ты слышишь, мама? К счастью, уже скоро. Я должен приготовиться. Наточить нож, переобуться в резиновые сапоги и надеть резиновый фартук. Это мое первое выступление, концерт для двух волов, обуха, ножа и топора. Одного быка зовут Бетховен, а второго Леонардо да Винчи. Я не могу оскандалиться.
Мать. Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо?
Скрипач. Я? Великолепно. Правда, я слегка волнуюсь, но уверен, что мне повезет. При условии, если я сейчас приготовлюсь. Я должен сосредоточиться… Поэтому иди, мама, если хочешь мне добра. Твое присутствие рассеивает мое внимание.
Мать. Хм, если я тебе мешаю… Тогда я уйду, но только потому, что не хочу тебе мешать. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности. Я всегда желала тебе добра, знай об этом. Даже если речь идет о концерте, который я лично не поддерживаю. Дай бог тебе счастья, хотя лично мне хотелось бы…
Скрипач. Ну хорошо, хорошо, мама, я знаю, я все знаю. Только оставь меня сейчас одного.
Мать. Я боюсь…
Скрипач. Чего?
Мать. А если я посижу в уголке?.. Не буду разговаривать, не буду мешать, просто молча вязать на спицах… ну совсем так, как если бы меня не было…
Скрипач. Ах, не можем же мы всю жизнь жить вместе!
Мать. Да, не можем.
Скрипач. Сердишься?
Мать. Нисколько…
Скрипач. Тебе не кажется, что я выставляю тебя за дверь?
Мать. Да что ты, что ты, ведь я понимаю, что ты должен, должен… Но разве ты действительно должен?
Скрипач. Не будем к этому возвращаться, мама.
Мать. Хм, как хочешь.
Скрипач. Разреши еще раз тебя обнять.
Мать. Ты сам… ты сам хочешь меня обнять?
Скрипач. Да, поцелуй меня.
Мать. Ты никогда меня раньше об этом не просил.
Скрипач. До свидания, мама.
Мать. Я ухожу, но буду беспокоиться о тебе.
Скрипач. Почему?
Мать. Потому что ты никогда не был ко мне таким нежным (Мать выходит).
Скрипач. Ну так как это было?.. «Всегда будет то же самое. Ты можешь стать лишь причиной чужой жизни или смерти, то есть или оплодотворять, или убивать, но сам не можешь родить ни жизни, ни смерти. Вечный отец… Ты только орудие, инструмент, слуга… Ну разве что…» Разве что… разве что, разве что… что? (Пауза.) «Сам не сможешь родить смерть…» (Пауза. Открывает дверь в коридор.) Никого… Ушла (закрывает дверь, поворачивает ключ в замке). Разве что… разве что… разве что… это.
Директор филармонии (произносит речь). Как нам хорошо, когда мы видим друг друга голыми. Не самих себя, а друг друга. Одежда — это различие, а значит, ложь. Это эгоизм, то есть зло. Не какое-то там зло в смысле какой-то там морали, введенной религией или обществом. Эгоизм — это зло, потому что он является ошибкой, потому что исходит из ложного тезиса, что мы якобы существовали порознь. Поэтому ложью и злом являются ширмы и вуали, занавески и жалюзи, драпировки, занавеси и покрывала, а также пальто, платья, брюки, носки и рубашки, не говоря уже о белье, так называемом нижнем. Ха-ха! Нижнем! Все, что закрывает, отделяет, сепарирует, заслоняет и разграничивает — является злом. Мы объявили борьбу со злом. Мы голые, свободные, естественные и спонтанные. А если кто-то не хочет быть естественным и спонтанным, то мы его заставим. Что значит, что кто-то не хочет быть естественным и спонтанным, когда все вокруг естественные и спонтанные? Что значит, когда кто-то хочет остаться неестественным и неспонтанным, в то время как естественность и спонтанность являются правдой, то есть добром, а неестественность и неспонтанность являются ложным злом? Разве кто-то хотел зла и не хотел добра? Поэтому пусть сосед последит за соседом, чтобы он был свободным, пусть один заставит другого быть раскрепощенным. Свобода заключается в том, чтобы ни в чем не отличаться, поскольку отличие является не только ложью, но и рабством. Различие — это ограничение, а ограничение — это границы или отсутствие свободы. Давайте вместе освобождаться, давайте вместе защищаться от несвободы. Ближе к природе, господа, ближе к природе! Не надо ничего скрывать и не надо ни от чего скрываться. Давайте реализуемся! Именно так поступает природа, которая не прячется и реализуется (бурные аплодисменты. Директор обращается к Посыльному, стоящему поодаль). Почему его еще нет? Где он?
Посыльный. В гардеробе.
Директор. Немедленно идите за ним. Через минуту начинаем.
Посыльный. Слушаюсь, господин директор.
Директор (продолжает свою речь). Как нам хорошо, когда мы свободны и спонтанны. Выделяемые нами знаки свидетельствуют о нашей спонтанности. Например, вот тот господин во втором ряду… (Аплодисменты.) Это не господин? В таком случае, это кто-то другой, но не беда, какая разница? Самое важное, никаких духов, мыла, одеколона или другого обмана. Никакой искусственности и недосказанности. Догола, господа, догола — и не надо бояться катара, у нас самые современные приборы, поэтому мы смело можем вернуться к природе. Раскрыться, обнажиться и демонстрировать. Как вон тот господин в шестом ряду… (Аплодисменты.) Или вот та госпожа в четвертом ряду… (Шум признания, аплодисменты.) Пожалуйста, господа, прошу вас не вставать с мест, каждый хочет увидеть, и каждый увидит. Пожалуйста, господа, пожалуйста, не прикасайтесь, это вызывает замешательство. Господа, прикоснуться можно будет в перерыве. Да, пожалуйста, мы взаимно участвуем в своих жизнях не только запахом. Мы вместе друг с другом своими помыслами. Вы слышите, господа, эти спонтанные, главные и бескомпромиссные звуки? Не сдерживайтесь, а наоборот, стимулируйте. Воздержание — орудие несчастья. Не сдерживайтесь, да не сдерживаемы будете (аплодисменты. Директор обращается к Посыльному, стоящему поодаль). Ну что? Где он? Вы ходили за ним?
