вошла женщина в белом и принесла корзинку с едой и питьем. Но там была вовсе не еда, а тайна, великая тайна. И женщина говорит: «Ты меня позови, я приду». Потом я вдруг поняла, что это я сама.
А д о м а с. Тебе вечно снятся какие-то странные сны.
Т е р е с е (после паузы). Адомас! Вот я все хочу тебя спросить… ты бы хотел… хотел иметь ребенка? Сына?
А д о м а с (роняя инструмент). Что ты сказала?
Тересе вдруг начинает играть вариации на тему «Dies irae» — «Пляска смерти» Листа. Адомас стоит, словно окаменев, потом опускается возле нее на колени.
Тересе… Я боюсь… Я боюсь этого счастья!
Т е р е с е (прерывая игру). Почему?
А д о м а с. Я не имею на него права.
Т е р е с е (продолжая играть). Боишься?
А д о м а с. Боюсь.
Т е р е с е. А любви не боялся?
А д о м а с. Любить можно и в аду. Когда кругом кровь и смерть. Но ребенок… (Словно произнося заклятье.) Ни одна его кровинка не должна нести этой черной отравы! Братоубийства, малодушия… Что он скажет своим родителям, если уже в зачатии они наградили его всей этой мерзостью! Я с ужасом думаю… что мой ребенок может мне отомстить…
Т е р е с е (продолжая играть). За что?
А д о м а с. За то, что мы сдались… дали превратить себя в скотов.
Т е р е с е (уронив голову на руки). Пожалей меня.
А д о м а с. Я не о тебе. И не о себе… (Долгое, напряженное молчание. Через силу.) О всех нас. О нашем поколении.
Т е р е с е (вскочив). Уйдем! Сегодня же уйдем!
А д о м а с. Опять?
Т е р е с е. Никто не увидит. Найдем дорогу. Я знаю, кто ее покажет. Пойдем. В лесу нас встретят свои. Пойдем!
А д о м а с. Но ты сказала…
Т е р е с е. Ну и что!.. Пускай в его жилах с первых же дней течет свободная кровь. Пусть! Если мы погибнем, то все вместе. Погибнем как люди, не потеряв человеческого достоинства.
А д о м а с. Скоро зима. Подумай, Тересе… Леса скует мороз…
Т е р е с е. Будем жить на снегу, как другие, но бороться, как они. Если придется, прольем кровь на белый снег, но искупим свой позор!
А д о м а с. Ты опять бредишь, Тересе. Успокойся, родная.
Т е р е с е (с огромным волнением). Я больше не вынесу стыда, Адомас! Паулюс проклинает нас из могилы, проклинает тех, кто замарал его память. Он оставил нам поле боя, а не эту квартиру, не постель, Адомас! Во имя нашей любви, во имя того, кто должен родиться… (Обнимает Адомаса, целует его руки.) Уйдем, уйдем сегодня! Если мы будем откладывать, мы погибнем. (Отшатнувшись от Адомаса, который стоит как каменный, и вдруг поняв, что он никуда не пойдет.) Ты трус! Трус! (Схватив с рояля кипу нот, швыряет в него.)
А д о м а с. Я не трус. Но в лесу я чужой. Как только они узнают, что меня брали и выпустили, они меня пристрелят.
Т е р е с е. Неправда!
А д о м а с. Пристрелят. И правильно сделают. (Устало прислоняется к скульптуре.)
Т е р е с е. Расстреливают только предателей.
А д о м а с. Кто станет отличать труса от предателя?
Т е р е с е. Прости меня! Слово «трус» у меня сорвалось нечаянно, я не хотела тебя обидеть. Я же тебя люблю. Полюбила против воли, против совести… Против рассудка…
А д о м а с (прижимаясь лбом к ее плечу). Тересе…
Т е р е с е. Ах ты горе мое… Мое… Но дальше так жить нельзя. Ты ведь сам говорил, что мы малые птахи, свившие гнездо в черепе павшего воина.
А д о м а с. Я этого не говорил.
Т е р е с е (помолчав, спокойно). Меня отправят в концлагерь. И я там погибну. Жен расстрелянных врагов они забирают.
А д о м а с (взволнованно на нее смотрит; овладев собой). Мы поженимся. Ты будешь женой не Даугирдаса, а Брунзы.
Т е р е с е. Это не спасет. Отправят обоих… Всякий раз, когда машина подъезжает к нашему дому, я мертвею…
Оглушительно ревет машина, со скрежетом тормозит у подъезда. На лестнице топот железных сапог. Тересе в ужасе, зажав рукой рот, смотрит на Адомаса. Громкий стук в дверь. Так стучит только гестапо.
Меняется освещение. Мастерская. Статуи.
А д о м а с 2 - й. Чего я испугался? Я ведь ждал этого стука. Я сделал выбор.
А д о м а с. Ложь! Мне не оставили выбора.
А д о м а с 2 - й. Я получил лестное предложение. И в ответ поклонился и поблагодарил.
А д о м а с. «Нет» могло кончиться лагерем смерти. Я поблагодарил, чтобы выиграть время. Мне разрешили подумать.
А д о м а с 2-й. О чем? Ведь я заранее все знал.
А д о м а с. Да, знал. Знал, что больше не выдержу мучений и не могу добровольно пойти на смерть. Я предпочел…
А д о м а с 2 - й. Прислуживать палачам? Страх лишил выбора. Страх убил внутреннюю свободу. Зато я спасся. Выжил.
А д о м а с. Выжил? А что, если это была духовная смерть?
А д о м а с 2 - й. Это все-таки жизнь, дурак! Благодари себя, что тебе светит солнце и ты можешь красоваться перед собой, декламируя: «Быть или не быть?» Вот Тересе не сдалась. Мы все гордимся ею, а ей что от этого? Как кончила она?
Снова меняется освещение. Та же комната.
Входит г е с т а п о в е ц.
Г е с т а п о в е ц. Господин Брунза?
А д о м а с. Это я.
Г е с т а п о в е ц (вежливо). Вас вызывает генеральный комиссар. Машина ждет.
Т е р е с е. Тебя? Комиссар? Зачем?
Г е с т а п о в е ц. Генеральный комиссар сказал, что господину Брунзе известно, по какому делу его вызывают.
Т е р е с е. Мой муж никуда не поедет.
А д о м а с. Да, да, я сейчас не могу…
Г е с т а п о в е ц. Простите, по генеральный комиссар приказал…
Т е р е с е (резко). Прошу выйти!
Гестаповец, щелкнув каблуками, выходит, дает знак двум гестаповцам, стоящим внизу на лестнице, встать у
