теперь старые обычаи уже пора бросать; надо по-модному обращаться!
Проня. Понимает она в моде толк! (В сторону.) Господи, коли Голохвастов встретится тут с теткою, пропала я!
Секлита. Начхала я на ваши моды! Вы, сдается, совсем одурели на старости лет!
Прокоп Свиридович. Одурели не одурели, Секлита Пилиповна, а уж у вас ума занимать не станем!
Проня. Скорей бы уже к Пидоре вашей пошли.
Секлита. А таки не повредило бы, племянница, вам у ней поучиться; ей-богу, спасибо скажете!
Явдокия Пилиповна. Что это ты взаправду, сестра, мелешь? Равняешь Проню, — они ж умные на весь Подол, — с какой-то наймичкой!
Проня. Самой поумнеть не вредно!
Секлита. Очень вы заноситесь перед теткой, да ну вас! Коли бутылка и чарка на столе, так и ладно! На этом слове будем здоровы! (Пьет.) Выпейте хоть за меня, Прокоп Свиридович, выкушайте. Уж простите, что поторопилась вперед хозяина, да глотка совсем пересохла.
Прокоп Свиридович. Это уже третья!
Проня (матери). Что ж это вы со мною делаете?
Явдокия Пилиповна. Да я попрошу…
Секлита. О? Третья? А я и позабыла считать! Ну кушайте же! (Наливает и подает.)
Прокоп Свиридович (со страхом смотрит на Проню). Да оно, конечно… (Робко протягивает руку.)
Проня (матери). Господи, что же это? И он начнет угощаться?
Явдокия Пилиповна. Брось, брось, Свиридович! И не думай!
Прокоп Свиридович. Да одну… пора бы уже…
Секлита. Так это вы уже и чарки не вольны выпить? Ха-ха-ха!
Прокоп Свиридович (оглядывается и чешет затылок). Одну бы!
Проня. Потому здесь не корчма.
Секлита. Разве только в корчме и пьют?
Проня. Во всякое время — в корчме, а в образованных домах — за обедом! (Берет бутылку и рюмку.)
Секлита. Да не забирайте вы, а лучше пойдите-ка, Пронька, на кухню, вздуйте для тетки самовар, да и принесите!
Проня. Не дождетесь!
Явдокия Пилиповна. Что это вы, сестра, выдумываете? Чтоб моя дочка после пенциона да за самоваром ходили?
Секлита. Руки не отсохли бы!
Явдокия Пилиповна. После пенциона?!
Проня вся дрожит от злости.
Прокоп Свиридович (Проне). Дай мне бутылку и чарку, я замкну. (Берет, на ходу выпивает две рюмки и запирает в шкаф.)
Секлита. Пенциона, пенциона! Три дня была где-то в подпевалах и уже важничает! Потакайте больше вашей Приське. Она от великого ума и вас с ума сведет!
Проня. Не смейте меня Приськой называть! Не вам меня учить! Муштруйте свою Галю!
Секлита. Ишь ты! Да кабы моя дочка так кочевряжилась, так я бы ей, чертовке, таких подзатыльников вот этой самой корзиной надавала, что она б до новых веников помнила!
Проня. Вот ее и учите, а я уже ученая!
Секлита. Учили вас, да мало, придется еще доучивать!
Явдокия Пилиповна. Не вашего ума, сестра, дело!
Проня (матери). Да попросите ее об выходе!
Прокоп Свиридович (возвращаясь к остальным). Вы, Секлита Пилиповна, особь статья, а мы — особь статья!
Секлита. А какая такая особь статья? А я что такое? А? Не знаем мы, что ли, какие большие паны были Серки? Ведь старый Серко, ваш батько, кожи мял и с того на хлеб имел! Я торгую яблоками и с того на хлеб имею, и никого не боюсь и докажу на все Кожемяки, что никого не боюсь, даже вашей больно разумной Приськи! (Бьет кулаком о кулак.)
Проня. Не испугались и мы вас, руки коротки!
Секлита. До такого носа, как у тебя, и короткими достану!
Проня (сквозь слезы). Что ж это такое? Влезла в дом, насмердила гнилицами, водкой, да еще и лается?!
Прокоп Свиридович. Чур-чур-чур! Теперь, Прокоп Свиридович, бери шапку да беги скорей из дому! (Затыкает уши.)
Явдокия Пилиповна. Ты чего это вздумала попрекать мою дочку носом! Какой же у нее нос? Какой? Договаривай!
Секлита. Как у цапли!
Проня. Выгоните ее, мама! Она с пьяных глаз невесть что…
Явдокия Пилиповна. Это у твоей дочки нос, как картошка, как гриб! И у мужа твоего был нос, что копна развороченная!
Секлита. Ты моего мужа не тронь! На моем муже никто верхом не ездил, он не был таким недотепой, как твой!
Прокоп Свиридович. Это я недотепа?!
Проня. Она всех ругает, эта торговка! Гоните ее отсюда!
Секлита (вскакивает). Меня гнать? Секлиту Лымариху гнать? Ах вы чертовы недопанки, панское отребье! Выродки дурноголовые! Дочка полоумная водит их за нос, гоняет на сворке, как щенков, а они и губы распустили!
Проня. Вон сейчас же отсюда! Залили зеньки! Вон из дому!
Секлита. Ты так, шелихвостка, на тетку смеешь кричать?! Да я тебя как смажу этой вот корзиной!
Проня (отступая). Химка, Химка! Гони ее, эту пьяницу!
Секлита. Что? Секлиту Лымариху?! Да я тут всем распишу ваши панские морды! (Упирает руки в бока.)
Прокоп Свиридович. Ой, беда, с нее станется!
Явдокия Пилиповна. Да ты в уме ли?!
Проня. Вон! Вон! Мужичье немытое!
Секлита (сует Проне кукиш). На, съешь, черногуз! (Величественно выходит с корзинкой.) Тьфу на вас всех!
Те же, без Секлиты.
Проня (плача). Вот она, ваша родня!
Явдокия Пилиповна. Да и вам бы не годилось так, все же тетка.
Прокоп Свиридович. Сестра матери…
Проня. Ну и целуйтесь с нею!
Явдокия Пилиповна. Стыдно, доченька!
Прокоп Свиридович. Да и грех таки!
Явдокия Пилиповна. Очень вы ее разобидели; больше сюда и не придет!
Проня. Баба с воза — кобыле легче!
Прокоп Свиридович. А как станет вас по Подолу славить?
Явдокия Пилиповна. Не досталось бы вам!
Проня. Ой, боже мой, еще и допекают! Молчали б уже, легче было бы! Через вашу родню только срам один, и людей принять невозможно, такая стыдоба! Еще и Голохвастов откажется, потому и сами говорите по-мужицки, не умеете и поздороваться по-модному!
Явдокия Пилиповна и Прокоп Свиридович. Вот тебе и отче наш!
Проня (бегая по комнате). Ой, не досаждайте мне! Оставьте меня в покое! Идите в комнату!
Старики повернулись, чтобы уйти.
Химка, Химка! Поди сюда да покури в покоях. Кади! А то по всему дому гнилушками, кислицами так и воняет!
Те же и Химка.
Химка (со смолкой в руках). Тоже, захотелось вам этого курева!
Проня. Фе-фе! Так и несет, прямо в нос бьет этой Секлитой! Водка и кислицы! Кади, кади.
Химка. Там тетка Секлита идет по улице да кричит, да ругается. Меня вот встретила — из лавки шла, — и велела, чтоб я вам (Проне) передала, что вы, мол, подлюга!
Старики Серко, вернувшись, машут на Химку руками, чтоб молчала.
Проня (вскакивает). Ах она каторжная!
Явдокия Пилиповна (Химке). А тебе, дурья голова, надо пересказывать?!
Химка. Что, я