Т а т ь я н а (опасливо подходит к телефону, сняла трубку). Ну, кто там? Что надо-то?
П е т р. Ты трубку неправильно держишь. Переверни.
Т а т ь я н а. Ой, ну ее! (Бросила трубку.) Боюсь я. Вдруг кто обругает.
П е т р. Ну почему обязательно должны ругать? Да и за что тебя ругать? Таких, как ты, на руках носить надо… как хлеб-соль… или как скрипку.
Т а т ь я н а. Ты наговоришь!
П е т р. А разве не так? Вон какого сына мне родила! Всем сыновьям сын! Ох, Таня! Я такой счастливый! Слов нет! Я теперь, Таня, горы сворочу!
Снова пронзительно звонит телефон.
Т а т ь я н а. Беда с ним! Вот раззвонился ни прежь, ни после. Айда в гости-то.
П е т р. Трубку-то все же возьми. Может, что важное? Телефон тем и хорош, что раньше всех о наиглавнейших событиях извещает. Когда война началась, мы по телефону о ней узнали. И о победе по телефону же.
Т а т ь я н а (снова взяла трубку, относит ее подальше от уха). Алё! Что там у вас стряслось? Война или наводнение? На всю деревню трезвон… А, это вы, Сергей Саввич? Доброго вам здоровьичка… В район? Ой нет! Ни за какие шанежки!.. Да так, не поеду, и все. Не нужны мне ваши совещания. Я с мужем в гости собираюсь… Ага, к военному брату… Нет-нет, ни за что! Да и муж меня не отпускает. Он у меня шибко строгий. (Петру.) Не отпустишь ведь, а?
П е т р. Сама решай, Тань. Решай, где ты нужнее.
Т а т ь я н а. А я знаю, где я нужней? И к брату твоему надо, и на совещание высылают… Не разорвусь же я на две половинки! (Сердито в трубку.) Не пущает он… сердится. Ногами даже топает.
П е т р. Чо уж так-то? Когда же это я ногами на тебя топал?
Т а т ь я н а. А взял бы и топнул! (В трубку.) Фрукт? Это почему же он фрукт-то? Нормальный у меня мужик… славный и вообще обходительный. Худого слова от него не слыхала… (Петру.) Тебя подзывает.
П е т р. Меня-то зачем? Я лишняя спица в колесе. На совещаниях сроду не сиживал. В других местах, случалось, сиживал. А на совещаниях — нет. Так что совещайтесь сами между собой.
Т а т ь я н а. Ты все же подойди. Да покруче с ним… в случае чего — прикрикни…
П е т р. Как хошь. (Взял трубку.) Слушаю. (Отнес трубку подальше.) Там лай сплошной. Так даже зэки не выражаются. (Снова поднес трубку к уху.) Ну, все вывалили?.. Вывалили, дак слушайте. Татьяна отказывается от вашего совещания. Некогда ей… Ага, ну все у меня на данном этапе. Ваши оскорбления выслушивать не желаю. (Кричит.) Плюю я на ваши оскорбления! И на вас тоже… Подумаешь, чин! Для меня вы не чин, а всего-навсего чинарик. Так что права качать не советую. Я это и сам горазд. (Гневно топнул ногой.) Сказал — не поедет! Не поедет, и точка!
Т а т ь я н а. Ты чо разоряешься? Ногами-то чо топаешь? Ишь, приказчик какой выискался! Да я такому приказчику… пельмень за щеку! За всех поспешил расписаться… Отвыкай от этих хулиганских замашек! Понял? Райком требует, чтоб я ехала. И поеду.
П е т р (оробев). Ну, поезжай. Я разве против?
Т а т ь я н а. А ногами зачем топал?
П е т р. Сама просила… И этот твой… Игошев… совсем распоясался.
Т а т ь я н а. Не мой он. И никогда моим не будет.
П е т р. Что ж, ладно, Тань, поезжай. Мы с Юркой к Валентину двинем. Валентин-то нас не видел еще… Давненько поджидает нас Валентин.
Затемнение.
Четвертый сон Татьяны. Т а т ь я н а и Б о г — И г о ш е в. Над головой его нимб, сам в полушубке.
Б о г — И г о ш е в. Вот, значит, Татьяна. Как сказано в Писании: благословенна ты в женах, благословен плод чрева твоего. Вырастет, сушь-ка, твой сын — за грехи муки примет, яко Христос. И тебе за это воздастся. Хоть ты и сама много чего претерпела. В войну без отца осталась. А сироты известно как жили: хлеб из мякины на слезах замешивали. Потом мать умерла. Институт пришлось бросить… Были и другие испытания, уж не помню какие. Это в твоем житии записано. Сколь ни испытываю тебя — все терпишь. Такие уж вы, бабы русские. Жалко мне вас, тебя ж в особицу. Нехорошо это — жалости поддаваться, а не утерпел я… поддался. Посоветовались мы там (палец вверх) и решили: хватит уж искушать рабу божию Татьяну. Пора и благополучием ее побаловать. Отныне все, что ни пожелаешь, исполнится. Так что проси, не стесняйся.
Т а т ь я н а. Счастья мне, господи! Простого бабьего счастья!
Б о г — И г о ш е в. Экая гусыня! Да разве я знаю, какое оно, бабье счастье! Проси что полегче: оклад посолидней или должность повыше… Тут я сразу резолюцию наложу. А счастье — штука туманная. Совет архангелов этим туманом занимался… и не разобрался.
Т а т ь я н а. Счастья мне… счастья!..
Круг, в котором светился Бог — Игошев, исчезает.
И г о ш е в реальный тихонько переступает порог. Медленно, неслышно подходит к спящей Т а т ь я н е. Хочет погладить ее голову, но не решается, воровато отдергивает руку. Садится рядом.
Т а т ь я н а (просыпается). А я тебя во сне видела.
И г о ш е в. Не к добру.
Т а т ь я н а. Что не спится? Шастаешь по ночам…
И г о ш е в. Да вот, не спится.
Т а т ь я н а. А почему в конторе ночуешь? Сознавайся, как на духу. Из дома вытурили?
И г о ш е в. Сам ушел.
Т а т ь я н а. Совсем?
И г о ш е в. Совсем.
Т а т ь я н а. Что ж теперь будет?
И г о ш е в. Суд, развод — только и всего…
Т а т ь я н а. Ничего себе — «только»! Семья рушится, а он — «только»!
И г о ш е в. Семьи давно нет. Есть видимость. И общая крыша.
Т а т ь я н а. Витька-то как?
И г о ш е в. Витька? Он у меня в мать: «Ванька-встанька». На Камчатку уехал.
Т а т ь я н а. И мой кукушонок куда-то пропал. Тревожусь я за него.
И г о ш е в. Может, с Витькой отправился. Все-таки друзья…
Т а т ь я н а. Думаю, где-то… поблизости скрывается. Он у меня в отца, чувствительный.
И г о ш е в. Я как-то в Канске его видел. Из автобуса. Около церкви стоял. Стоит и смотрит и смотрит на купола. Я уж подумал, не с попами ли стакнулся?.. Или просто храм оформлять взялся…
Т а т ь я н а (с тревогой). Около церкви? Интересно.
И г о ш е в. Ты чо побледнела? Из-за Юрки переживаешь?
Т а т ь я н а. Так, ничего. (Держится рукою за сердце.) А ведь ты выговор можешь схлопотать… по семейной линии.
И г о ш е в. Уж лучше выговор, чем так жить… Мы с ней как две враждующие армии. Стоим на позициях, а войны не начинаем.
Т а т ь я н а. И вот у твоей армии нервы сдали, и она кинулась в бегство. Или ты называешь это иначе?
И г о ш е в. Никак я это не называю. Все думы мои о… об одной женщине. Вошла она в меня, как холера, и треплет, и треплет!
Т а т ь я н а. Выговорок схлопочешь — живо от холеры избавишься.
И г о ш е в. Меня не только выговором, Таня, меня смертью не испугаешь.
Т а т ь я н а. Дела-а-а.
И г о ш е в. Ты ничего не думай. Ведь я тебя безвредно люблю… на расстоянии.
Т а т ь я н а. Меня-я-я?
И г о ш е в. Кого боле-то? Одна ты такая… Мне уж потому хорошо, что ты на земле присутствуешь. Исчезни — жизнь не в жизнь станет.
Т а т ь я н а. У меня ведь муж, Сергей Саввич.
И г о ш е в. Все знаю, Таня. Да что я поделаю с собой? Боролся, критиковал себя всяко… что слабости этой подвержен… Не помогло. Хворь во все поры проникла. Во сне тобой брежу. Анна Петровна на стенку от ревности лезет.
Т а т ь я н а. Она знает?
И г о ш е в. От бабы, да еще от такой бдительной, как моя, разве скроешь?
Т а т ь я н а (смеется). Вот выследит — будет тебе на орехи. И мне попутно. А за что?
И г о ш е в. Да вроде не за что.
Т а т ь я н а. Ну так сиди и не тушуйся.
И г о ш е в. А я и не тушуюсь. (Беспокойно возится.) Я, сушь-ка, нисколько не тушуюсь.
Т а т ь я н а. То и видно. На вот, выпей (налила рюмку) для храбрости. Праздник-то все-таки твой. Мой по случаю.
И г о ш е в. Как это по случаю?
Т а т ь я н а. Могла бы и в другой день родиться.
И г о ш е в (убежденно). Не могла. Ты должна была родиться именно в этот день.
Т а т ь я н а. Это еще почему?
И г о ш е в. В другой день родилась бы другая Татьяна. Ту я не полюбил бы. За тебя. (Выпил.)
Т а т ь я н а. Доказал. Ну, стало быть, за нас обоих. Сушь-ка, а ведь ты опять с какой-то каверзой явился.
И г о ш е в. С чего ты взяла?
Т а т ь я н а. Что я, не знаю тебя, что ли? Я тебя, Сергей Саввич, как облупленного знаю. Вон сколько лет знакомы.
И г о ш е в. За что я люблю тебя больше всего, дак это за ум.
Т а т ь я н а. Ну, ума-то во мне не больше, чем во всякой другой женщине. А чутье есть. Чутье у меня звериное. Ну, так что у тебя за пазухой-то?
