АННИ. Хоть тебе — совладать с собой.
Идет к двери, ДЖОН бросается за ней, успевает схватить ее за руку у самого порога.
ДЖОН. Ты не можешь оставить этот дом!
АННИ. Но один из нас должен сделать это! Может быть — ты?
ДЖОН. Я клянусь тебе! Клянусь!
АННИ. Или мы с тобой вышвырнем вон Хэлен?
ДЖОН. Ты сумасшедшая! Сумасшедшая! (Поворачивает её резко к себе). Теперь слушай внимательно: если что и впрямь трагично, так это…
АННИ (перебивает). Убери руки!
ДЖОН. Если кто в этом доме близок к трагедии — это я! Я кончаюсь здесь, я!
АННИ. Ты?
ДЖОН (в неистовстве). Я! Я!..
ХЭЛЕН делает еще несколько непонятных шагов, наталкивается на лампу, что стоит на столе, она с грохотом и звоном падает, стол загорается — на нем ведь множество бумаг, ХЭЛЕН пронзительно кричит. ДЖОН бежит к ней, АННИ за ним. Он хватает подушку с кушетки, пытается сбить пламя. АННИ медленно за руку ведет ХЭЛЕН в дальний угол сцены, они обе опускаются на колени, АННИ продолжает держать ее за руки.
Она обожглась?
АННИ. Ты обожглась?
ХЭЛЕН. Нет.
ДЖОН. Еще год назад я орал: провод надо было тянуть не там и не так!
АННИ. Мы все сделаем, как надо… Мы все сделаем…
ДЖОН (также на крике). Когда? Когда сгорит весь дом? Когда подвал заполнится пеплом?
АННИ. Все будет хорошо… (ХЭЛЕН). Покажи, ты нигде не обожглась?
ХЭЛЕН. Мне хорошо… Я… хорошая…
АННИ. Нет, ты вовсе не хорошая! Ты упрямое, ужасное, невоздержанное, неизвестно кем и как воспитанное создание.
ХЭЛЕН. Если вы уйдете, учительница, я задушу его. Во сне.
ДЖОН. Благодарю! Теперь в этом милом доме уже две сумасшедшие!
АННИ. Где мой стакан? Надо как-то успокаиваться.
ДЖОН. Сейчас я приготовлю.
АННИ. Я сама.
ХЭЛЕН. Вы остаетесь? Вы не уходите?
ДЖОН. Она — остается! Она — не уходит!
ХЭЛЕН. Это никогда больше не повторится. Верьте мне.
ДЖОН. Верь ей… Это больше не повторится, это лишь останется сладким воспоминанием…
ХЭЛЕН. Не сладким — горьким. Видите, и я не безупречна…
АННИ. Скажи ей, что я достаточно сегодня с ней навозилась, пусть идет спать.
ХЭЛЕН. Я не безупречна, а вот Джон оказался истинно неумолимым…
ДЖОН. Она говорит, чтобы ты шла спать. Она прощает тебя.
АННИ. Разве?
ХЭЛЕН. Учительница! (Она протягивает к ней руки, целует руку АННИ). Спокойной ночи! (Идет к себе, неожиданно останавливается). И снова нас трое… Одного не хватает.
АННИ. Еще новости.
ХЭЛЕН. Нас должно быть четверо.
ДЖОН. Что?
ХЭЛЕН. Чтоб у вас было больше времени друг для друга. Я хочу, чтобы приехала моя мать.
ДЖОН. Вот уж кто мне не нужен, так это свекровь…
ХЭЛЕН. Я напишу ей завтра же.
АННИ. Только через мой труп!
ХЭЛЕН. Я ужасно проголодалась от этой битвы… (Идет на кухню).
ДЖОН. Битва… Поцеловал девочку, а она заплакала…
АННИ. У тебя отсутствует элементарный такт, чтобы ощущать себя хотя бы неловко.
ДЖОН. Напротив — я смущен и изрядно, оттого и шучу.
АННИ. Совсем не до шуток. Ничего смешного.
ДЖОН. Но и ничего грустного. А вообще, тебе следует почаще плакать, ты просто обворожительна, слезы тебе так к лицу.
АННИ. Господи, что происходит? Влюбленная идиотка, потерявшая всякую надежду родить, безумная труженица, не разгибающая спину пятнадцать часов в сутки — все это я о себе, — так вот, эта самая идиотка застает тебя целующимся с молоденькой девушкой, и что же я слышу в ответ?! То, что ты умираешь в этом доме! Есть ли бог на небесах?
ДЖОН. Я вовсе не умираю.
АННИ. Конечно! После таких жарких поцелуев… (Наливает себе в бокал, пьет).
ДЖОН (молча наблюдает за ней, после паузы). Ты не должна жить в одиночку. Тебе это противопоказано. (Приближается к ней, она отстраняется).
АННИ. Возьми себе стакан,
ДЖОН. Не хочу. Для этого нужно оставить тебя, даже на мгновение. А я не хочу.
АННИ. Просто новость за новостью…
ДЖОН. Я люблю тебя, балда! Вот самая главная новость, если это и впрямь для тебя новость!
АННИ. Так оказывается, именно это и называется любовью?
ДЖОН. Именно это. А что еще?
АННИ. Что еще? Привычка. Инерция.
ДЖОН. Хорошо, я готов пить из твоих туфель! Сначала из одного, потом из другого! Это уже классика! Иных подтверждений не знает даже литература!
АННИ. Все правильно — любишь меня, люби и пыль ног моих…
ДЖОН. Я серьезное
АННИ. И я серьезно… Много у тебя дам для любовных утех?
ДЖОН. Ни одной. Мне не нужен никто! Только ты! Сказал же — я умираю…
АННИ. Выпьешь со мной?
ДЖОН. Нет! Умираю, потому что любовь — это тот самый сок, что питает нас жизнью, а я чувствую — он вытекает из меня и уходит по капле жизнь. Мне тридцать один, потому я и перепугался… Рано еще прощаться…
АННИ. Почему вытекает?
ДЖОН. Потому что я маленький, ничего из себя не представляющий человек. Мелкая сошка — знаешь такое?! И здесь, и в журнале, везде!
АННИ. Почему вытекает?
ДЖОН. Потому что я женат на сиамских близнецах!.. Всякий раз, приближаясь к тебе, я встречаю на пути ее!
АННИ. Сегодня ты приблизился к ней. И встретил на пути меня.
ДЖОН. Я же живой! Живой пока! И всё равно — не соблазняю беспомощных девственниц!
АННИ. Она не беспомощна.
ДЖОН. И не собираюсь впредь! Никогда!
АННИ. Если она беспомощна, значит, вся моя исковерканная жизнь была напрасной…
ДЖОН. Вся твоя жизнь будет бесценной, если хоть немного ты посвятишь ее мне!
АННИ (горячо). Я только то и делаю, что пытаюсь соединить, наверное, несоединимое! Я действительно очень люблю тебя, я действительно ношусь с ней на руках каждую минуту, и я представить себе не могу, что ты чувствуешь, глядя, как я разрываюсь между вами пополам! И, как видишь, безуспешно.
ДЖОН. Я…
АННИ. Ты ощущаешь себя брошенным, нелюбимым, ты убежден, что я должна кормить тебя с ложки… А мне тоже нужна забота. Тепло. Внимание. Как любой женщине. Что тут странного?..
ДЖОН. Ничего! Можно я назначу тебе свидание?
АННИ. В этом доме у меня круглосуточное свидание с реальной действительностью!
ДЖОН. Я женился не на доме!? А?
АННИ. Именно так.
ДЖОН. Тогда вызывай немедленно ее мать!
АННИ. Знаешь, что я называю домом? Умение видеть Хэлен моими, понимаешь, моими глазами. Она наша с тобой, только так — наша с тобой, и мы с тобой должны быть для нее добрыми, верными, чуткими и преданными друзьями, иначе — что ты делаешь в этом доме?
ДЖОН (растерянно). Ну…
АННИ. Обещал ты мне это или нет?
ДЖОН. Говори прямо — ты хочешь, чтобы я ушел?
АННИ (после паузы). Я вручила свою жизнь в руки единственного мужчины, который увидел во мне женщину, а не коврик для Хэлен… Вот как было… И спустя немного времени я нашла этого мужчину в объятиях…
ДЖОН (перебивает). Замолчи!
АННИ. Если мы поженились для этого, да, я хочу, чтобы ты ушел!
ДЖОН. Да перестань же, наконец, произносить громкие слова!! Хватит! Скажи — ты знаешь, чего хочешь? Точно — чтоб я ушел? Этого?
АННИ. Сегодня — да.
ДЖОН. Чего ж ты не ушла сама?
АННИ. Почему не ушла я? Потому что я оставила ее с тобой на минуту и она преобразилась, я никогда не видела ее такой, пылающий огонь…
ДЖОН. Сволочь!
АННИ. А все очень просто — тебе не нужна ни она, ни я… Тебе нужен только ты…
ДЖОН. Все! Ты победила!
АННИ (продолжая). Только ты сам, нежно-нежно любимый, и заботиться тебе хочется тоже — только о себе, милый мой юноша…
ДЖОН. А кто еще будет заботиться обо мне? Всю неделю я высушиваю мозги на работе, и все, что удается сберечь, я бережно несу сюда, в… дом… В дом, где у меня нет ни жены, ни ребенка…
АННИ. О…
ДЖОН.…который мог бы многое изменить…
АННИ. Осторожно!
