речь обращена:
«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—
Одной любовью жив любой живущий!»
Краса моей возлюбленной прелестна,
Лукавство ее хитростей чудесно:
Румянцем щек приманит да обманет,—
Присуще ей обманывать бесчестно.
С ее красою солнцу не сравниться:
Зайдет — и нет его в стране небесной.
Уста ее хвалю, а как найти их?
Но есть они — их речь не бессловесна!
И если милых уст совсем не видно,
Зачем же мне печаль по ним известна!
Я нынче у дверей ее не плакал,—
Болела голова, скажу я честно.
Безлестно она прочит мне разлуку,
Но с нею быть в мечтах всегда мне лестно.
Ты пред такой красой лишишься речи
И пропадешь, Хафиз, увы, безвестно.
В устах влюбленных, знавших боль и горе,
Такая речь правдива и уместна:
«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—
Одной любовью жив любой живущий!»
Лучи твоей красы лишь заблестят —
И солнце вмиг уходит на закат.
А родинка на розовом челе —
То не Биляль вошел ли в райский сад?
Как ни зову тебя — ответа нет,—
Что за причина, в чем я виноват?
Кровав от муки слез моих поток,—
Тебе бедой он не был бы чреват!
Мечтая, стал и сам я — как мечта:
Неуловим, на части я разъят.
Я в небыль превратился от любви,—
Лишь ты в моей душе да боль утрат.
Я к твоему порогу припаду,—
Лишь там я жив, лишь там я жизни рад.
Обманешь ты Хафиза, не мани:
Ты манишь, а глаза твои хитрят.
Но всей душой я повторю стократ
Заветный стих, что слаще всех услад:
«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,
Одной любовью жив любой живущий!»
Твой облик, красотой столь совершенный,—
Творение десницы вдохновенной.
Едва свой лик и очи ты откроешь —
Уходит солнце на закат смятенно.
Чело твое и брови — словно в небе
Два месяца с луной одновременно!
А родинок смутительные зёрна
Смущают сердце смутой дерзновенной.
Ты — сам тюльпан с губами-лепестками,
Молчащими о тайне сокровенной.
И, если ее стан вы не видали,
На кипарис взгляните несравненный.
Уста ее и губы лишь представьте,
Поймите слог речей проникновенный.
Хафиз — в оковах локонов любимой,
Подавлен и смирён неволей пленной.
И если звучное вам любо слово,
Услышьте этот мой напев смиренный:
«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—
Одной любовью жив любой живущий!»
Твои медвяные уста и сладки и всевластны,
Ты молвишь слово — сколь чиста суть речи сладкогласной.
Сколь совершенны красота и облик твой прекрасный!
Мой кипарис, моя мечта, я сердцем — в муке страстной,
Вся сила сердца отнята тобою — розой красной.
Всех кипарисов ты стройней, устами ты румяна,
Нет лучше красоты твоей, и нет красивей стана.
Есть для тебя в душе моей цветущая поляна,
Я млею, словно соловей, а ты, как роза, рдяна,—
О, не губи же, пожалей, души моей несчастной!
О, снизойди же хоть на миг к моей несчастной доле,
Ты выше всех земных владык, а я томлюсь в неволе.
Безумный, я совсем поник, и нет уж силы боле,
Едва увижу я твой лик — и вмиг лишаюсь воли.
Из глаз моих течет родник, а в теле — жар ужасный.
О, смилуйся, мой добрый друг, и сердце мне порадуй,
Освободи из плена мук и стань моей отрадой.
Не одолеть мне гнет разлук, как сердцем ни досадуй,—
К кому ж еще, кто есть вокруг, пойду я за пощадой?
Не растравляй же мой недуг ты мукой ежечасной.
Кто еще в мире наделен челом, таким же томным?
Твоей красою посрамлен, лик солнца станет темным!
Внемли, услышь мой горький стон,— я в горе неуёмном.
О, смилуйся — сколь жалок он!— над бедняком бездомным,—
Тебе — мой преданный поклон и воле твоей властной.
Налей же мне вина скорей — подай мне кубок пенный,—
Дождусь я от гуляк-друзей себе хвалы отменной!
Что тебе стоит — стань добрей, ведь я твой раб презренный,
Хотя бы взором обогрей,— прошу с мольбой смиренной,—
Ведь счастье — у твоих дверей: оно — твой раб безгласный.
Благоуханием тенет твоих кудрей прельщенный,
Весенний ветер переймет их запах благовонный!
Доколе быть в плену невзгод моей душе смущенной?
Дождется ли твоих щедрот твой преданный влюбленный?
Узнает радость и почет лишь раб, тебе подвластный.
Тебя увидел я — и вдруг душа пронзилась светом,
И сердце, словно вешний луг, зардело ярким цветом.
Не будь врагом мне, я — твой друг,— почти меня приветом,
К твоим дверям я нóшу мук принес, гоним наветом,—
Прими ж вернейшего из слуг, не будь же безучастной.
Кто на тебя еще похож повадкою лукавой,—
Ты всех на свете превзойдешь и
