В СЕМЬЕ ЕДИНОЙ
Год 1990 для нашей семьи - черный.
Первого ноября мы потеряли нашего старшего
сына Глеба. Младший сержант Глеб
Михайлович Сопин погиб при исполнении слу-
жебных обязанностей в ракетных частях под
Красноярском.
Это был талантливый юноша, любил
людей и был полон страстного желания
утвердить себя в мире. Оставил после себя
художественно-литературное наследие. Его
ранний уход был чудовищно несправедливым и
еще раз напоминал: мир - это стихия, которая
бьет, как торнадо: правых и виноватых, врагов
и своих... Если бы я верила в Бога, в те дни
восстала бы против него. Если Бог - это и есть
природа, то обращаться (с пожеланием ли,
просьбой...) можно только к себе - туда, где
хоть чем-то в пределах видимости можешь
распорядиться.
Но человек протягивает руки из своей
слепоты разве что до поворота, и то в ясную
погоду:
И гений, освещая только миг,
Предвестит тьму, неведомую прежде.
(из стихотворения Михаила 1987 года).
Весной 1991 года могила Глеба оттаяла и требовала подсыпки. Мы с Мишей таскали
землю ведрами, и он в сердцах сказал:
- Здесь должен был лежать я, а не он.
Потом будет 12 лет попыток издать наследие Глеба, в конце концов подобие его за-
вета: «Я вернусь! Я все равно когда-нибудь вернусь!..» - исполнится. Книга «Четвертое
измерение, или приключения Красной Шестеренки, «храброго» предводителя триунэсов»
издана, вот что пишет о книге поэт и издатель Эвелина Ракитская:
«Книга Глеба Сопина – это не просто результат трудов и материальных вложений се-
мьи, желающей отдать должное памяти погибшего. Она является высокохудожественным,
оригинальнейшим произведением (вернее, сборником произведений) очень популярного
ныне жанра – комиксов для детей и подростков. Однако, в отличие от других книг этого
жанра, «Четвертое измерение...» - это РУССКИЕ комиксы, созданные в РУССКОЙ тради-
ции, безо всякого влияния наводнивших наш книжный рынок и зачастую чуждых рус-
скому читателю героев и тем. Несмотря на то, что основные персонажи Глеба живут на
далекой планете, они имеют РУССКИЕ характеры, легко узнаваемы и вызывают бурю
эмоций у читателя... Книга Глеба Сопина – это россыпи остроумия, кладезь доброты, она
отличается прекрасным вкусом, с огромным интересом читается и рассматривается не
только детьми, но и взрослыми».
А тогда, летом 1991 года Миша написал стихотворение, посвященное Глебу - «В
семье единой».
Здесь все не случайно - от традиционного названия до поставленной в конце точки.
Звучит многоголосье. Отец и сын, мать отца и мать сына меняются местами, голоса то
74
сливаются, то расходятся, как в церковном хорале; порой непонятно, от чьего имени
обращение.
«Мне страшно: а вдруг я неволю живущих живым сострадать?..» - это отец.
«Я жалуюсь белому полю, чтоб голос мой слышала мать...» Мать отца или сына?
Скорее сына, потому что далее следует: «Мне холодно, мама, я стыну... Мой голос звучит
или нет?» Но это же и отец: «Россия, родимая, стыну! Метелит в бурьяне былье.» Это отец
постоянно обращается к России, у него заметелена биография, а у сына она только начи-
налась. Но сын погиб на службе Родине, и его обращение к России тоже можно считать
правомерным.
Потом сын уходит совсем, отец остается один:
«И в снежную тонет пустыню прощальное слово мое...»
Течет мимо ненужное, чужое многолюдье. На других нет вины, ибо нужен только
один - тот, кто никогда больше не откликнется. Последняя строчка ставит все на свои ме-
ста. Хорал пропал, и все до ужаса стало ясным, как в снежный зимний день при ярком
солнце, на которое смотреть нельзя - получишь ожог сетчатки глаз:
«Убитому жалуюсь сыну на участь живого отца».
В СЕМЬЕ ЕДИНОЙ
Глебу Сопину
Мне страшно: а вдруг я неволю
Живущих живым сострадать?
Я жалуюсь
Белому полю,
Чтоб голос мой слышала мать:
«Мне холодно, мама,
Я стыну.
Мой голос звучит или нет?»
Торжественно. Людно. Пустынно.
Ни слова, ни звука в ответ.
Россия, родимая, стыну.
Метелит в бурьяне былье.
И в снежную тонет пустыню
Прощальное
Слово мое.
Бессмысленно-медленно стыну.
И нет многолюдью конца.
Убитому
Жалуюсь
Сыну
На участь
Живого отца.
ТОПОЛЕК
Подари мне листок, тополек,
Золотого оклада иконку.
Ты своею листвою поблек.
Я своей облетаю тихонько.
Сердцем чувствую
Ласку и боль,
75
Но второе щедрей выдается.
Мы до грусти похожи с тобой,
Отражаясь в судьбе,
Как в колодце.
Я тебя понимаю, дружок,
До глубинных корней понимаю:
Сколько раз свою душу ожег
О бураны
На подступах к маю!
В балагане для массовых сцен
Одиночкой пропел я во поле.
Был свободным
Меж карцерных стен
И невольником классовой воли.
Путь земной мой
Едва ли далек.
Жизнь нас рубит,
Как яростный конник.
Протяни мне ладонь,
Тополек,
Сквозь решетку
На мой подоконник.
(Любимое стихотворение отца, которое в 1989 году Глеб, уходя в армию,
переписал в записную книжку).
76
БЕЗ КОНВОЯ ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ...
В 1990 году в журнале
«Наш современник»
благодаря содействию В.В.
Кожинова появилась
подборка стихов Михаила
Сопина. Этот номер попал в
Америку. В городе
Монтерее его случайно
купил писатель-эмигрант
Алексей Коротюков. Сел за
пишущую машинку и
напечатал:
«Вы первый русский поэт, к
которому за последние
десять с лишним лет мне захотелось обратиться...»
Письмо пришло в адрес «Нашего современника», оттуда переслали в Вологодское
отделение Союза писателей, а те отдали нам.
Миша сказал:
- Уже только ради такого письма можно было жить и трудиться.
Алексей рассказывал о себе. Бывший московский киноактер и киносценарист, жур-
налист, писатель. Уехал в Америку в 70-х годах. Причины выезда не объяснял - впрочем, они прочитывались в его романе «Нелегко быть русским шпионом», первую часть кото-
рого Алексей нам подарил.
В романе - тема лживости, пронизывающей все общество сверху донизу. Язва аф-
ганской войны. Слежка КГБ. Язык, стиль - все замечательно. Как хорошо этот роман чи-
тался бы, к примеру, в журнале «Новый мир»! Какой «бомбой» мог бы оказаться, опубли-
кованный вовремя! Увы, не случилось... Алексей Коротюков напишет свое последнее пи-
сьмо к нам, так и не узнанный в России, в убогой Монтерейской хибаре, где за стенкой
будет плакать соседский ребенок, а во дворе хлопать на ветру чужое мокрое белье.
…А тогда завязалась теплая переписка; к ней подключились и я, и Алешина жена.
