гожелательное отношение, работа не принесла Михаилу удовлетворения. Он в то время
уже осваивал новые темы, рвался с ними к читателю, а его возвращали к старому. В конце
концов сказали: «Будем делать на основе «Предвестного света», в расширенном вариан-
те».
Это была обычная столичная практика - 50 процентов опубликованного (проверен-
ного), 50 - нового. Сборник «Судьбы мой поле» (1991 г.) Миша долгое время недолюбли-
вал и считал слабым, начиная с названия - хотя, по-моему, он не прав. Там много прекрас-
ных стихов, а маленькая поэма «Лунным полем, темным бродом» - шедевр.
Хочу обратить внимание читателя на цвето-звуковую гамму стихов того периода.
Она необычайно широкого диапазона. То автор идет словно бы наощупь («Ослепший
лебедь», «...Душа что-то ищет незряче...», «Пробежал по земле, заслонясь маскировочной
сетью от живой красоты...»), то широко раскрывает глаза и видит Россию с «багровым
закатом в полынную степь». Распахивает окно «в спелый дождь» и вспоминает «тени
дождей, отраженные в давнем окне». То же самое о звуках: от немого «Говоря, ты мол-
чишь, и смеясь, ты молчишь...» – до: «А я и сотой доли не сказал о том, что слышу, к по-
лю припадая».
У нас в детстве была такая игра. Надо крепко-крепко зажмурить глаза, и когда уже
привыкнешь к темноте, внезапно их открыть. Ярко, празднично вспыхивают словно бы
обновленные краски. Но - ненадолго. Потом опять привыкаешь к будничности.
Некоторые стихи интересны адресностью. Так, читая про «железобетонную эру»,
которая уходит, «от едких дождей опустив капюшон на глаза», я вижу поселок химиков
Кислотный на Каме, над которым в семидесятые годы всегда стояло «оранжевое небо».
А тополек из стихотворения «Протяни мне ладонь, тополек» рос под нашим окном в
Пермской квартире. Уходя в армию, наш старший сын Глеб переписал в свою записную
книжку это стихотворение: «Оно мне нравится, потому что я знаю этот тополек».
В последний год перед смертью Михаил пересмотрел свое отношение к сборнику
под влиянием читательской аудитории Интернета, которой оказалась близка эта интона-
ция.
* * *
Я не знаю
Судьбы бесприданее.
Но запахнет травою в укос!..
Ах, душа,
Не зови в поле раннее,
Где так нежно,
Так горько жилось.
Где то было:
Певали повечеру
О замерзшем в степи ямщике.
И лошадкины губы доверчиво
На моей замирали щеке.
Все пропало.
Вдруг рявкнули траками.
Рухнул храм.
Пала пыль по росе.
И пошла моя жизнь буераками,
Резко взяв стороной от шоссе.
Сколько лет было лютых и снежных!
69
Но едва лишь забьется «ку-ку» –
Пробуждается тихая нежность
Стебельком яровым на току.
Край полей,
Сторона аномалий,
Полюбил я печаль и вину –
Все, что женщины вдруг понимали,
В полыньи моих глаз заглянув.
Что прошел с той поры,
Что проехал...
Но с полей
Тишины и войны
Все зовет меня
Черное эхо
В две,
Навек болевых, стороны.
* * *
И стал я немым обелиском
Над степью,
Где все сожжено.
И плакал –
Из камня –
О близком,
О том, что вернуть не дано:
Где был
И жесток, и неласков,
И слышал,
Как рвано дыша,
Кричала во мне несогласно,
К любви призывая, душа.
* * *
Когда мы родились,
У нашего царского ложа
Российская мать
Опалила нас совестью глаз,
Чтоб праведно жили!
Где лгали за славу –
Сытожим:
В витрину столетья,
На общий обзор,
Напоказ.
И слаще не надо,
И горестней этого плена.
Пройдет наше время,
Покатится солнышко вниз.
Еще покочуй, моя нежность,
В раскатах вселенной,
К ракитам закатным,
К морщинам полей прикоснись.
70
* * *
Знаю, в хмурые дни
Ты подходишь к окну.
Что скрывать –
Всем нам хмарь да окно.
Ты обманешь себя,
Я себя обману,
Но скажу:
«Все забыто давно».
Говоря, ты молчишь.
И смеясь, ты молчишь.
Вряд ли только
В тревожной судьбе
Голосами дождей,
Лунным светом в ночи
Мы сумеем сказать о себе.
Даже в лучшие дни
Тишиной заперты:
Все скрываем, молчим да таим.
И лицо, и слова, и улыбка –
Не ты!
Только слезы у сердца - твои.
Может быть, с той поры
В нас осталось добро –
Задыхаться, страдая в тиши.
Мы с тобою –
Как старые письма на фронт...
Не пиши, что в груди,
Не пиши.
* * *
Чем дальше, тем выше
Дома –
Одиночества глыбы.
Распятое тело
Бетонные гвозди прожгли.
Все меньше на свете
Живых родничков и улыбок,
Наследственных песен
И древностей русской земли.
Зачем тут гаданья?
Всмотритесь, как в сумраке сером,
Плодя одиночек,
Стремится, не глядя назад,
Панельная морочь,
Железобетонная эра,
От серных дождей
Опустив капюшон на глаза.
71
* * *
Россия, Россия,
Приснись мне, как прежде,
С серебряной Ворсклой,
С костром на горе!
В судьбе моей осень.
Тускнеют надежды,
В которых так долго
Мог сердце я греть.
Зарядные вьюги
В глаза парусили.
Прошу на прощанье,
Пока не ослеп,
Приснись мне, Россия,
Приснись мне, Россия,
С багровым закатом
В полынную степь.
Ревет, пролетая,
Метель над крестами,
Грядут мои дни.
Заметет добела.
Любовь и печаль,
Я тебя не оставил!
Вся в памяти смертной –
Какой ты была.
* * *
Разбег и равнина!
Ответь,
Где предел тебе,
Воля?
В просторы врываясь,
Года разметав по пути,
Мои табуны
В предзакатном пластаются поле.
Нет власти над ними.
Не смог обратать и пасти.
Вина ль моя в том,
Что прошел по декабрьской дороге,
Не мною придуманной,
С горьким названием –
Жизнь?
Прости меня, месяц,
Попутчик полей круторогий,
За раннюю глупость
Тропинку в степи укажи.
И лунно, и звездно,
И свет из окошка у брода.
Прощально так помню –
Исхлестанный волнами челн...
Стою над обрывом,
Улыбчиво плачу о чем-то:
72
О раннем,
О позднем,
Да мало ли, друг мой, о чем.
* * *
Пока живешь душа, люби –
Холмы в пути или равнина.
Ты не могла хранить обид,
И потому сама любима.
Как травы юные свежи!
Как осени светла усталость!
Так мало остается жить.
Так мало
Выстрадать осталось.
* * *
Путь - дорога,
Раскатная, санная,
Лихо под гору
Шла до поры...
Все ли отдано
Нежное самое
Беззащитным сердцам детворы?
Сколько помнится,
Сколько не помнится!
Оттого-то и сердцу больней –
Все пронзительней
Свет над околицей,
Чистый свет
Остающихся дней.
73
