Луций Анней Сенека
Федра
Перевод С. Ошерова
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ипполит.
Федра.
Кормилица Федры.
Тесей.
Вестник.
Хор афинян.
Действие происходит в Афинах.
Амазонка Антиопа родила Тесею Ипполита, каковой объявил, что жизнь будет вести целомудренную, ибо, всецело преданный охоте, чтил он Диану и бежал Венеры. Федра, мачеха Ипполита, прельщенная его красотой, теряет разум от любви. Пока Тесей пребывает в преисподней, пытается она победить целомудрие юноши мольбами и лестью, но бесстыдную жену Ипполит отвергает. Тогда в отчаянии меняет она любовь на ненависть и по возвращении Тесея наговаривает на пасынка, будто тот силою хотел ее обесчестить. Ипполит бежит из богомерзкого дома, однако, когда поспешал он на чужбину, нежданно предстал пред ним морской бык, посланный Нептуном по молитве Тесеевой, и, загородив дорогу колеснице, исполнил ужасом Ипполитовых коней, так что те, не чуя узды, понесли, опрокинули колесницу и тело упавшего юноши по камням и терниям, терзая, поволокли. Узнав о смерти Ипполита, Федра открывает супругу всю правду и сама пронзает себя мечом над останками погибшего. Тесей оплакивает гибель неповинного сына и сокрушается о преждевременном своем гневе и о жестоком приговоре. Растерзанные останки он собирает и соединяет, насколько может лучше.
Раннее утро. Перед дворцом появляется Ипполит
в сопровождении охотников.
Ипполит
По крутым хребтам, по тенистым лесам
Разойдитесь скорей, Кекропа сыны!
Проворной стопой обойдите кругом
Те места, где Парнет над низиной навис
Скалистой грядой, где бурливый поток
О берег бьет Триасийских долин
Быстротечной волной; к вершинам холмов
Взойдите, седым от рифейских снегов,
А другие - туда, где высокой ольхи
Верхушки сплелись, где ласкает луга
Росистый Зефир, чье дыханье велит
Весенней траве прорастать из земли,
Где ленивый Илисс средь тощих полей
Неспешно скользит и зловредной струей
Жмется тесней к бесплодным пескам.
Вы - налево, туда, где дорогу в леса
Открыл Марафон, где овцы ведут
Отары ягнят за собой, ища
Пастбищ ночных; вы - туда, где Австр
Смягчает мороз суровых Ахарн
Дыханьем тепла.
Пусть один из вас - на сладкий Гимет,
К малолюдным другой Афиднам идет,
Давно мы и тот не тревожили край,
Где берег морской изогнулся лукой,
Где Сунийский мыс. И Флии зовут
Всех, чья славой десной душа пленена:
Там вепрь живет - земледельцев гроза,
Что множеством ран известен давно.
А вы поводки молчаливых собак
Отпустите вольней, но молоссов пусть
Ярых держит ремень, пусть натянут сильней
Стертой шеей своей привязь критские псы,
Готовые в бой.
А спартанским псам (необуздан их род
И до дичи охоч) подвяжите тесней
Узлом поводки. Когда время придет,
Между гулких скал их лай зазвучит;
А до той поры пусть чуткий их нос
Ловит все ветерки и, низко склонясь,
Ищет нор, пока рассвет еще тускл
И росистая все отпечатки лап
Сохраняет земля.
Пусть один понесет груз редких тенет
На плечах, а другой - витые силки,
Пусть и долгая нить, багряным пером
Вкруг лесов запестрев, зверям преградит
Тщетным страхом путь.
Ты легкий дрот с размаху бросай,
Ты, в обеих руках тяжесть древка держа,
С широким копье острием направляй,
Ты, в засаде засев, громким криком гони
Пугливых зверей, а тебе - свежевать
После лова кривым добычу ножом.
О богиня, тебя, дева-лучница, жду,
Кому отдана в заповедных краях
Над пустынями власть, ты меткой стрелой
Поражаешь зверей, что студеный ток
Аракса пьют иль резвятся зимой
На дунайском льду, преследуешь ты
И на Крите лань, и в Гетулии льва
Десницей твоей или, легкое взяв
Оружье, разишь быстроногих серн.
Пестрый тигр тебе подставляет грудь,
И загривок свой - волосатый зубр,
И бежит к тебе круторогий тур,
Всем зверям, что живут в пустынных краях,
Там, где зрит их араб меж бесценных дерев,
Или в скудных своих полях - гарамант,
Иль в безлюдных степях - кочевой сармат,
Дикий прячет ли их Пиренейский хребет,
Скрывает ли их Гирканская дебрь.
Страшен лук тугой, о Диана, твой.
Если с тем, Кто тебя благодарно чтит,
Сила твоя пребудет в лесах,
Не порвет ни один ни тенет, ни силков
Расставленных зверь; и возы заскрипят
Под тяжестью туш, и у сытых собак
Алым цветом кровь запятнает носы,
И к лачугам своим, торжествуя, пойдет
Толпа поселян.
О богиня, ты здесь: мне знак подают
Голосистые псы. Дебри кличут меня.
Сюда, сюда мы пойдем, где тропа
Нам путь сократит.
Охотники уходят. Из дворца появляется Федра, за нею
Кормилица.
Федра
Великий Крит, бескрайних властелин морей,
Чьи корабли бессчетные причалены
У всех брегов и по путям Нереевым
Пучины бороздят вплоть до Ассирии,
Зачем ты в ненавистный дом заложницей
Меня отправил, в жены дал врагу, чтоб я
В слезах и бедах чахла? Муж далеко мой:
Как всем своим подругам, верен мне Тесей.
Во мраке, за непроходимым озером,
Там бродит воин жениха спесивого,
Царицы преисподней похитителя,
Служа безумью друга; и ни стыд, ни страх
Его не остановят: ложе блудное
За Стикс отца заманит Ипполитова.
Но больше боль гнетет теперь печальную.
Ни сон глубокий, ни ночной покой меня
Не избавляют от забот: недуг растет,
Жжет изнутри он, словно раскаленный пар
В пещерах Этны. Ремесло Паллады я
Забросила, из рук работа падает.
Не любо ни дарами чтить святилища,
Ни в шествии нести средь жен аттических
Свидетелей безмолвных таинств - факелы,
Ни почитать мольбами и обрядами
Защитницу страны, судом ей отданной,
Хочу зверей преследовать испуганных,
И крепкий дрот метать рукой изнеженной.
Зачем ты рвешься в лес, душа безумная?
Так вот он, материнский роковой недуг!
В леса зовет весь род наш страсть преступная.
Тебя теперь жалею, мать: недугом злым
Объята, стад свирепого вожатого
Ты дерзко полюбила; соблазнитель твой
Был дик и не терпел ярма, но все-таки
Он знал любовь. Какие боги мне теперь
Унять огонь помогут иль какой Дедал?
Пусть он, могуч искусствами Мопсопии,
Чудовищ заточивший в дом безвыходный,
Вернется, помощь обещая, - что мне в том?
Венера роду Солнца ненавистного
Давно за цени мстит свои к Марсовы,
Потомков Феба отягчая гнусными
Пороками. Из Мнноид никто еще
Любви не ведал, легкой: всех их грех влечет.
Кормилица
О ты, жена Тееея, кровь Юпитера,
Скорее страсть гони из сердца чистого!
Уйми огонь безумный и не слушайся
Надежды мерзкой. Кто любви противится
В ее начале - выйдет победителем.
А вскормишь сладостный недуг поблажками.
Ярмо тогда уж поздно будет сбрасывать.
Я знаю, не привыкла к правде спесь царей,
На верный путь охотой не свернет она.
Любой исход, что случай даст, я вынесу:
Близка свобода - вот и храбры старые.
С пути не сбиться, и желать лишь честного
Вот - первое; второе - меру знать в грехе.
Куда ты? Что бесславный вновь позоришь род?
Мать хочешь превзойти? Грех хуже чудища:
Там лишь судьба виновна, а в грехах - твой нрав.
Ты веришь: если света дня не видит муж,
Проступок будет скрыт, бояться нечего?
Не думай! Пусть в Летейской бездне сгинул он
Иль Стикса вечным унесен течением,
Но разве тот, кто над морями властвует,
Отец, творящий суд над ста народами,
Потерпит, чтобы зло осталось тайною?
Родители ведь зорки! Но поверим, что
Мы скроем гнусный грех лукавой хитростью,
А матери родитель, озаряющий
Все на земле? А тот, кто сотрясает мир,
Чьи мечут длани молнию этнейскую,
Отец богов? Иль, может быть, ты думаешь,
Что ты от дедов спряталась всевидящих?
Но пусть не видят боги благосклонные
Объятий грешных, блуду пусть подарится
Спокойствие, что злым делам неведомо,
А страх души, что ведает вину свою
И сам себя пугается, - не кара ли?
Не будет безмятежным безнаказанный!
Любви преступной пламя угаси, молю,
Забудь свой грех, какого и у варваров
Не знали - ни на Тавре неприветливом,
Ни среди скифов, по степи разбросанных.
Очисти дух свой от преступных замыслов
И, вспомнив мать, страшись любодеяния!
Делить с отцом и сыном ложе хочешь ты,
Принять их семя в лоно нечестивое?
Что ж, извращай природу страстью мерзостной!
Как сиротеть без чудищ дому братнину?
Всегда ли мир услышит о неслыханном,
Всегда ли естество закон забудет свой,
Когда критянка любит?
Федра
О кормилица,
