Под струями дождя влажнеет теплого.
Но вот дворца ворота отворяются.
Откинувшись на ложе золоченое,
Покров желает сбросить свой в беспамятстве.
Федра
(на ложе в глубине сцены)
Снимите платье, затканное золотом,
С меня, служанки! Прочь, сок тирских раковин
И нити, что с ветвей серийцем собраны.
Пусть перевязь стеснит мне грудь открытую.
Возьмите ожерелье! Камень матовый
С ушей снимите - моря дар Индийского.
Не нужны ароматы ассирийские:
Пусть вольно упадут вкруг шеи волосы
До самых плеч, чтобы от бега быстрого
Вились по ветру пряди. Левой тул рукой
Возьму, а правой - легкий фессалийский дрот.
Была такою пасынка родившая,
Когда от Понта по земле Аттической
Вела она отряды меотийские
Иль танаисские, и в узел волосы
Сбирала, луновидным прикрывая бок
Щитом; такою полечу и я в леса.
Хор
Не сетуй: скорбь в несчастье не помощница.
Богиню-деву умоляй о милости.
Кормилица
(молится у алтаря Дианы)
Царица рощ, высоких гор пустынница,
В пустынных высях гор одна лишь чтимая,
Приметы отврати от нас грозящие!
Богиня, средь лесных урочищ властная,
Ночных небес краса, светило славное,
Чьих перемен чредою озарен весь мир,
Трехликая Геката, снизойди к мольбам.
Смягчи упорный, мрачный Ипполита дух,
Пусть выслушает нас, пусть сам научится
Любить, пусть загорится сердце дикое.
Опутай душу: пусть угрюмый, яростный
Признает власть Венеры. Ради этого
Все силы приложи - и пусть засветится
Твой ярче лик, пусть тучу разорвут рога,
И пусть коней твоих с пути эфирного
Не совлекут заклятья фессалийские;
Пусть ни один пастух не похваляется
Твоей любовью. Внемли, снизойди к мольбам!
Появляется Ипполит.
Вот он пришел почтить алтарь обрядами
И рядом никого. Что ж ты колеблешься?
Все дал мне случай - дело лишь за хитростью.
Трепещешь? Злое порученье выполнить
Непросто, но когда приказа царского
Поистине боишься - честь из сердца вон:
Велений царских худший исполнитель - стыд.
Ипполит
Зачем сюда стопой усталой старческой
Пришла ты? Отчего чело нахмурено,
Печален взгляд? Отец здоров мой, верю я;
Здорова ль Федра и чета сынов ее?
Кормилица
Не бойся: царство наше благоденствует
И дом цветет, счастливым взыскан жребием.
Смягчись же, раздели блаженство общее!
Лишь о тебе забочусь и тревожусь я:
Зачем себя смиряешь пыткой тяжкою?
Коль гонит рок, несчастным быть простительно;
Но если кто по доброй воле мучится,
Достоин блага растерять, которыми
Не пользуется. Вспомни, сколько лет тебе,
Дай волю сердцу! Факел ночью праздничной
Возьми: Вакх исцелит заботы тяжкие.
Дни быстротечны: наслаждайся юностью.
Теперь легко на сердце, лишь теперь мила
Венера. Что же все один на ложе ты?
Для неги волю дай унылой юности,
Ослабь поводья, жизни дней прекраснейших
Не упускай. Свое любому возрасту
Назначил бог, наш век ведя ступенями:
Веселье - юным, взор суровый - старости.
Зачем насильно естество смирять свое?
Та нива больше пахарю даст прибыли,
Где буйно зеленели всходы пышные;
То дерево всех выше в роще вырастет,
Что не подрезано рукой зловредною.
Высокий духом ближе к славным подвигам,
Когда свободой бодрой нрав его взращен.
Неискушенный в жизни, дикий, сумрачный,
Венере чуждый ты проводишь молодость.
Ты думаешь, мужчинам только трудности
Даны в удел: строптивых объезжать коней,
Сражаться в битвах Марса кровожадного?
Едва увидев руки Рока хищные,
Отец вселенной тотчас озаботился,
Чтоб восполняло убыль вновь рожденное.
Пусть род людской расстанется с Венерою,
Его от угасанья сберегающей,
И будет мир лежать пустыней жалкою:
Все море опустеет, рыб лишенное,
Зверей в лесу не будет, в поднебесье - птиц,
Одних ветров проляжет путь по воздуху.
Для смертных толп есть много видов гибели:
Нас губят море, козни и оружие.
Но пусть и их не будет - к Стиксу мрачному
Спешим мы сами. Если жизнь безбрачную
Одобрит юность - веком человеческим
Измерив жизнь, исчерпается род людской.
Живи и ты, природу взяв в наставники:
Бывай почаще средь сограждан в городе.
Ипполит
Но те живут вольней и беспорочнее
И лучше чтят обряды стародавние,
Кто, возлюбив леса, бежал из города.
Ни алчным не зажжется тот безумием,
Кто предался горам душой невинною,
Ни среди черни, к лучшим недоверчивой,
Не ищет славы, ни царям не служит он.
Не жаждет царства, и богатств, и почестей,
Надежды чужд и страха, не боится он
Язвящего укуса черной зависти,
Злодейств, возросших в многолюдстве города,
Не знает и, виновный, не пугается
Любого шума: лживых не плетет речей,
Ему не нужны тысячеколонные
Чертоги, балки с пышной позолотою,
Алтарь он кровью не кропит обильною,
Осыпав сто быков мукой священною.
Живет безвинно под открытым небом он,
Лишь пустошам хозяин; ковы хитрые
Зверям лишь строит; от трудов усталое
В Илиссе нежит тело, в ледяной струе.
То на берег идет Алфея быстрого.
То сквозь чащобу лесом пробирается,
Где ток прозрачный Лерна льет студеная.
Кочует там, где птичьи стоны слышатся,
Где ветлы на ветру слегка колышутся,
Где буки стары. Возле речки-странницы
На голом дерне сладка дрема легкая,
Иль там, где из источника проворные
Бегут потоки, там ли, где, среди цветов
Виясь весенних, струи ручейка журчат.
Плоды лесные, прямо с ветки сорваны,
И земляника в травянистых зарослях
Легко прогонят голод. Царской роскоши
Бежит он; пусть из золота тревожного
Надменный пьет, а воду родниковую
Отрадней черпать горстью; крепче выспится,
Кто спит на жестком, но уж в безопасности.
Ему для дел бесчестных ложе тайное
В углу не нужно дальнем; страх не прячет он
За многими стенами; вольный свет ему
Любезен; видит небо все дела его.
Так, верно, жили от богов рожденные
В тот первый век, когда ни жажды золота
Не знали, ни судьей между народами
Не встал священный камень, разделив поля,
Ни волн не рассекал корабль доверчивый,
Свое лишь море каждый знал. За насыпью,
За строем башен города не прятались;
Не брался воин за оружье грозное,
Тяжелый камень, из баллисты пущенный,
Ворот не сокрушал; земля хозяина
Не знала и волам рабыней не была.
Сама тогда людей непритязательных
Кормила пашня, пищу лес природную
Давал, и грот - природное убежище.
Союз попрали алчность нечестивая,
Нетерпеливый гнев и похоть пылкая,
Сжигающая душу; властолюбие
Явилось, слабый стал добычей сильного,
А сила - правом. Тут руками голыми
Сражаться стали, тут оружьем сделали
Дубины, камни. Древко дрота легкое
Железом не венчалось, и у пояса
Не вешали мечей, и долгогривого
Не знали шлема. Гнев творил оружие.
Придумал Марс воинственные хитрости
И сотни видов смерти. Вся земля была
Залита кровью, море красным сделалось.
Во все дома злодейство безнаказанно
Вошло; границ не знало преступление:
Брат убивает брата, сын родной - отца,
Муж от меча жены бесчестной падает,
Детей своих же истребляют матери.
А мачеха? Зверей она свирепее!
Всех зол источник - женщина; она душой
Завладевает, кознодейка. Блуд ее
Причина войн, пожаров, истребления,
Крушенья царств, племен порабощения,
Назвать довольно хоть жену Эгееву,
Медею, чтобы гнусны стали женщины.
Кормилица
Зачем грехи немногих ставить всем в вину?
Ипполит
Всех ненавижу, всех кляну, от всех бегу.
То разум, иль природа, иль безумие,
Но ненавидеть сладко. Раньше вспыхнет лед,
Коварный Сирт волной гостеприимною
Суда встречать начнет, на дальнем Западе
Из волн Тефии встанет день блистающий
И волчьи пасти нежны будут с ланями,
Чем дух смирится, побежденный женщиной.
Кормилица
Упрямцев Купидон нередко взнуздывал
И ненависть гасил. На царство матери
Взгляни: и там несут ярмо Венерино,
Свидетель - ты, сын в племени единственный.
Ипполит
Я утешаюсь после смерти матери
Одним: всех женщин вправе ненавидеть я.
Кормилица
(в сторону)
Как скалы, отовсюду неприступные,
Противятся прибою, влагу дерзкую
Презрев, так презирает он слова мои.
Входит Федра
Вот Федра к нам спешит нетерпеливая.
На что толкнет безумье? Что судьба сулит?
При виде Ипполита Федра падает без чувств.
Упала вдруг на землю бездыханная,
И щеки заливает бледность смертная.
Ипполит поднимает Федру.
