Я жил среди людей и оставался одиноким,
И не всегда по собственной вине,
Но ещё мальчонкой, рахитом кривоногим,
Со всеми не хотел быть наравне.
Дикая малина, как девка крепостная,
Краснея, выпускает терновые шипы.
Она себя блюдёт, колючая и злая,
И ты её такую пробуй, полюби.
А я сплету венок из её ветвей,
И, конечно, он не будет триумфальный,
Ведь я совсем не голубых кровей,
А всего лишь житель коммунальный.
И в этом моя воля, и в этом моя сила,
Там мои разлады и там мои согласия.
Жизнь барачная каждый день учила,
Что такое честь, а что есть безобразия.
Венок не будет красоваться под тризну на могиле,
Наряжённый в ленты поминальные.
Его не будет там, где ели и где пили,
И даже там, где торжества пасхальные.
За поиски любви и постоянства,
За то, что не боялся ни стужи, ни огня,
За одиночество и приступы упрямства
Пускай венок наденут на меня.
По траве зелёной гуляет коса
И луговые соцветия срезает,
А берег речной целует волна
И лодку пустую качает.
Из травы подсохшей постель себе смастрячу
И буду в небо ночное подглядывать.
Там стану для себя искать удачу
И тайные желания загадывать.
Перестала лодка с берегом шептаться,
Закатились в воду облака.
Я не буду с тобой прощаться:
Мы в жизни мерцаем, как два светлячка.
Трава в июле пахнет земляникой,
И я целую тебя, не спрося,
И сплю под Луной светлоликой,
И вижу твои синие глаза.
Они — как луговые васильки,
И как в горной руде бирюза,
И мы бежим с тобою напрямки,
И под ногами ночная роса.
Утром меня цапля разбудила,
Прохлопотав крылами прямо у лица.
Солнышко слегка мир позолотило,
Просыпалась Родина моя.
Надо, чтобы дни цвели, как акварели,
В самых ярких и сочных тонах,
Чтоб там радуга цвела, и свирели пели,
И золотом кресты горели на церквах.
Пусть будет чистое небо вокруг,
Как отражение в голубых глазах,
И нежная душа, и солнечный круг,
И восторженная музыка в сердцах.
У нас никогда не будет помех,
И мы свои вёсны любовью продлим.
И пусть время одинаково для всех,
Но уже не будет больше долгих зим.
Пусть упрёком будет только поцелуй,
Не прерывайте песни шансонетки.
И только к самому себе ревнуй,
А птицу счастья выпусти из клетки.
Снова оттепель приходит в города,
И забубнили первые капели.
Птица счастья не осталась без гнезда,
И мы, хоть на чуток, но постарели.
Не стоит ни о чём страдать или жалеть,
Но только помни наяву или во сне,
Что надо малое дитя собой согреть
И увидеть девочку в стареющей жене.
Мы не видим ни порядка и ни связей,
Даже в том, что рядом каждый день,
Все далекие от сказок и фантазий
И наводят тени на плетень.
В гнёздышке синички — яичко к яичку,
А рядом у травинки выросла травинка,
Камышинки сами заплелись в косичку,
И тихо подгребает утка-мандаринка.
Скользит на длинных лапках водомерка,
А лягушка с восхищеньем смотрит на неё.
У каждого с утра своя примерка,
И у каждого на всё своё чутьё.
Бабочка расправила крылья расписные,
Сегодня на поляне земляничной
Она исполнит танцы показные,
И кузнечик подыграет на струне скрипичной.
Под берёзкой выросли лисички,
А в тёплых листьях прячутся ежата.
И не нужны ни точки, ни кавычки —
Здесь на каждой страничке цитата.
Всё это и есть великая наука,
Ту, что величают тайной сотворять,
А остальное всё — бессмыслица и скука,
Потому что не умеет восхищать.
Стоят осинки у дороги,
У них листики — как мелкие монетки.
Какие радости, такие и тревоги,
А мальчишки с нашей улицы бежали с «малолетки».
Где-то хитростью, а где-то мордобоями,
Прекрасно понимая, что пауз не бывает,
Нас дяденьки и тётеньки делали изгоями,
Просчитав, что птенчик не летает.
Поседели волосы у старого товарища,
Дряхлеет, прогибаясь, отчий дом.
Здесь от радужных надежд остывшие пожарища,
А время становилось глухонемым врагом.
Оно не ведало ни пауз, ни отсрочек,
Ни разу не поверив и не проиграв.
Он превратился в ленту из тире и точек,
Это нашей скорбной жизни телеграф.
Время не играет в догонялки,
Там одни и те же правила игры:
Мы пытались выжить по шпаргалке,
Но не получилось спрятаться в тени.
Не придётся ждать и выбирать,
Когда в одной посуде покой и круговерть.
Если есть за что, смейся и страдай,
Но жизнь без пульса времени превратится в смерть.
