Валерий Кузьмин - По басенке

Раз тыща муравьев,
Поспорила с слоном,
Ну кто из них сильней,
Вот дело в чем.
Слон был велик,
Громаден как гора,
А муравьи пред ним,
Ну, кучка, ну, мала.
«Давайте», – слон сказал,
Вот есть бревно,
Подымете ль его»?
«Ну что бревно», – сказали муравьи,
«А ты попробуй раздави,
Вот сила, прыть,
Давай давить».
Слон наступил,
Давил, давил,
И выбился из сил.
«Нет не могу,
Уж слишком тверд тот ствол».
Башкой попробовал,
И взвыл, как вол.
Взялась за дело муравьев семья,
Сто тысяч вгрызлись,
Из бревна труха,
Один наверх,
Перед слоном стоял,
Тихонько лапкою на бревнышко нажал,
То враз рассыпалось,
И пред слоном труха,
Слон обалдел,
А в голове балда.
Потом видали этого слона,
В психклинике – и это навсегда.

Мораль обидна: был хороший слон,
Но муравьями точно обведен,
Не поддавайтесь тысячной толпе,
И будите всегда на высоте.

На севере, во льдах,
Медведь на льдине жил,
Не то чтоб лютовал,
Но коллектив любил.
Но этот коллектив,
Чтоб сколотить,
На это, ни один годок убить.
Все вроде бы создал,
И вроде все купил,
Чтоб каждый коллектив
– Так жил.
И вот проходит год,
Потом и два,
Десяток проскочил,
Пошла ботва.
Еще пяток годков,
Как не бывал,
Пошел навар.
Но кто то отплывал,
Другой нырял,
С другой уж льдины,
Рыбу добывал.
Менялись и пингвины и тюлени,
Одни работали,
Другие только ели.
Но лишь медведь,
Меняя и любя,
Ту льдину не терял,
Все под себя.
Мол, что не случиться,
И чтоб не получилось,
Чтоб не расплавилась,
И чтоб не развалилась,
И как не повернулась, жизнь потом,
Он был готов, исправить, тот погром.
И так, двадцатник,
Все на этой льдине.
А кто вокруг, до этого кружили,
Все прибивались,
К этой вот дружине.
И так сложилось,
Кто не ел остатки,
И не играл с медведем в прятки,
Сидит и до сих пор,
На этой льдине,
Не думая о бывшей половине.

Мораль до ужаса проста:
Уж если начал пост,
Не нарушай поста.