Николай Позняков - Преданный дар: Избранные сихотворения.

Всё прошло, умчалось легким дымом,
Лишь дорога в памяти легла:
Губы прижимай к губам любимым,
Обнимай горячие тела.

Не бессмысленно и не случайно
Наши встречи посылает Бог:
В каждом взоре брошенная тайна –
Многих дней таинственный залог.

И склонясь к устам, чужим дотоле,
Обнимая этот нежный стан,
Твердо знаю: непреклонной воле
Радостный подарок снова дан.

Ты подаришь счастьем иль бедою,
Заведешь иль выведешь в пути?
Всё равно; мы скованы судьбою,
И вдвоем нам суждено идти.

Иди, живи. Извилистой дорогой
В горах, в долинах, в рощах и лесах
Мы все бредем, превозмогая страх,
К единой цели, праведной и строгой.

Всем суждено в заветный дом войти,
Все подойдем к неотвратимой двери.
И так смешны минутные потери
И наша грусть и слезы на пути.

В портовых городах я влюбился в моря,
Полюбил корабли и разбег катеров,
Паруса надо мной золотила заря,
Вольный ветер морской отзывался на зов.

Сколько вольных друзей потерял я с тех пор,
Исчертивших простор на родных кораблях!
Как открыто горел их приветливый взор
На лице молодом, загорелом в морях!

Я рассказами их лучезарными полн
О сиянии солнц, о мерцаньи ночей,
О крутых островах, вознесенных из волн,
И о жгучих устах островных дочерей.

Я душою впитал обольстительный взгляд,
В портовых городах я влюбился в моря,
Я в скитаньях живу, небывалому рад,
В моем сердце простор, паруса и заря.

Облаков, друзей моих закатных,
Загорелся золотистый дым,
И в выси, в провалах необъятных
Стало небо бледно-голубым.

Успокойся, сердце. Ты не знаешь,
Что еще в дороге ждет тебя.
Может быть, ты тихо умираешь,
Может быть, проснешься, полюбя.

Может быть, близка твоя свобода
На востоке недалеких дней,
И уже звенят, звенят у входа
Звонкие копыта их коней.

И пускай от края и до края
Будет мир неумолим и нем.
Ты живи и жди, благословляя
Руку, управляющую всем.

Смертный, покорствуй Судьбе и будь созидателем жизни;
В бурном потоке времен светлые миги лови;
Помни, что время придет по тебе собираться на тризне,
Помни, что мчится, не ждет краткое счастье любви.

Извечно ты покоился в Нирване,
Ты, совершенство бытия не быв.
Ты был один и, свет твой отразив,
Предвещество бездушное в тумане.

Тогда пространства не было, и лёт
Неумолимый не стремило время.
В Тебе одном тогда таилось семя
Всей жизни той, что будет, что придет.

И вот на лоне высшего блаженства,
И благости и мудрости предел,
В самом своем покое усмотрел
Ты, совершенный, тень несовершенства.

И сам себя тогда Ты бросил в мир.
Пространство стало, всё пришло в движенье,
И началось веков круговращенье,
И жизнь твоя наполнила Сансир.

И божий дух живет во всем живущем.
Его томит безжалостный закон
Причин и следствий, и стремится он
Вновь слиться навсегда с предвечно сущим.

И человек, и мошка, и змея
Сквозь тьмы и тьмы своих перерождений
Идут путем тяжелых искуплений
К источнику живому бытия.

И на путях мучительной дороги
Туда, к концу великого всего,
Им помогают благостные боги –
Лучи живые лика Твоего.

Ленты дорог – в полдневном жаре.
Ветер веселый бьет с тополей.
Знаешь – на нашем сайдекаре
Третье место – для тени твоей.

Вместе мы будем там, где были,
Вместе увидим те же места…
Прошлые дни возникнут из пыли,
Сердца не сдавит пустота.

Мы из обломков счастье построим –
Столько их было, снов и душ!
Старый мотор споет обоим
Милую песенку – бруш, бруш, бруш!

Весело вместе играть с судьбою
Здесь ли, на спуске – иль там, на горбу?
Лишь позови – пойду с тобою:
Милый, ты слышишь ли там, в гробу?

На смену всего живого
Пришла, захлестнула тишь.
Помолодевший, снова
Ты с прежней улыбкой спишь.

Так спят, улыбаясь, дети,
Весенних полные сил,
Таким тебя на рассвете
Я столько раз будил.

Веселый, лукавый, милый,
Мой спутник безумных лет,
Донес тебя до могилы
Твой верный мотоциклет.

И не в мировом пожаре
Тебе было пасть дано:
Стирается на тротуаре
От крови твоей пятно, –

А там, по большим дорогам,
Где мчались мы в жизнь с тобой,
Несется под лунным рогом
Теперь только призрак твой.

Города, как змеи, меняют шкуры:
Строят дома, заканчивают метро…
Помнишь: ты был жив еще; небо было хмуро;
Мы вдвоем смотрели на башни Трокадеро.
Их теперь сносят – а ты лежишь в могиле;
И если ты выходишь – ночью, при луне –
На мотоцикле-призраке кататься, где мы жили, –
Твой Париж тебе кажется странным, как во сне.
На рабочих улицах, где вместе мы бродили,
Белые, высокие построили дома;
Непривычно-низкие скользят автомобили,
Фильмы незнакомые ставят cinema.

Сколько было в качанье вагона
Порастрачено мной вечеров,
И туманных кустов перегона,
И чужих освещенных домов…

Но когда эти окна мелькали
И скользил в неизбежное я,
Твердо знал я одно: на вокзале
Будешь ты дожидаться меня.

И в душе что-то теплое тлело,
И светлела туманная ночь.
И тяжелое горе летело
Вместе с яркими искрами прочь.

А теперь никого – ни собаки,
Ни тебя не увижу теперь.
Одному мне придется во мраке
Отпирать непослушную дверь.

И усну я не с ласковым словом,
А с томящею мыслью о том,
Что лежишь ты на ложе дубовом
Под твоим деревянным крестом.

Для тебя минуты бег остановили.
Спи спокойно, милый: над тобою Бог.
Так же солнце светит на твоей могиле,
Как над летами широкими дорог.

Огражден решеткой от всего земного,
Ты спокойно слышишь ветерок в кустах,
И моторов рокот не пробудит снова
Милую улыбку на твоих устах

Вместо дорог развернутся моря:
В белых туманов недвижные стены
Воплем протяжным ударят сирены,
С грохотом в люки вползут якоря.

Выйдем мы в море с предутренней мглою;
Мерный за взлетом потянется взлет;
Ветер соленый в снастях запоет,
Легкий дельфин заскользит за кормою.

Спереди – белый уходит туман;
Берег – лишь грань океана с зарею…
Скоро, быть может, я раны прикрою
Красочной сказкой тропических стран.

Годы прошли, и дороги сменили.
В сказке ли я на другом берегу?
Но от былого одно сберегу:
Крест и цветы на далекой могиле.