музы.
Но я тебя ведь не виню:
Твои сонеты — хлеб семейства;
Я день и ночь Творца молю
О посещении Мельпомены.
Рождение, свадьба, чья-то смерть –
Такой извечный триптих жизни.
Его не трогает ни лесть,
Ни чувства: здесь они излишни.
Мне было где-то двадцать шесть –
Тебе всего лишь восемнадцать, -
Но нам пришла благая весть,
И мы решили обвенчаться.
Ты вновь молчишь, и я молчу.
Прозрачен взгляд во мраке ночи.
Я подношу к глазам свечу,
И выдают пустые очи:
Душой ты где-то далеко,
В просторах хроники и драмы,
И лишь шуршит во тьме перо…
Пергамент, триптих, фимиамы.
Быть может, наши имена
Узнают люди всего мира,
И мы насытимся сполна
Звучанием Уильяма Шекспира,
Ну а теперь вокруг лишь ночь,
Сожжённый ладан нос щекочет
И беспрестанно гонит прочь
Пергамент, триптих, танец строчек.
Сказка о прекрасной принцессе, храбром рыцаре и злом колдуне
У синего моря принцесса жила,
Прекраснее солнца принцесса была.
И замок, и море, и горы, и лес –
Всё в жизни принцессы имело свой вес.
Лишь ночь наступала, принцесса фонарик
Брала в свои руки, и робкий комарик
Её провожал до закрытых ворот,
Где подслеповатый от времени крот
Подземными тропами вёл её прочь,
Туда, где царила над городом ночь,
Где чёрный орёл в тёмном небе парил,
Бессовестный ветер, играясь, дразнил.
Принцесса вставала у рощ и дубрав,
И гордая птица летела стремглав
К принцессе на тёплый спасительный свет,
Который узнала б спустя сотню лет.
И эта принцесса верхом на орле
Летела сквозь ночь к одинокой скале
И там оставалась до самой зари.
Сияя своей красотой изнутри,
Она освещала и море, и лес,
Темнеющий купол далёких небес,
В воздушном просторе заснувшие скалы,
На них прикорнувшие белые валы,
Деревья с зелёной короной листвы,
Оранжевый хвостик плутовки-лисы,
Ночных мотыльков заводной хоровод
И шёпот уснувших у берега вод.
Принцесса всю ночь проводила, дрожа
От страха и холода, будто ножа
Голодное лезвие кралось в ночи,
Желая законную кровь получить.
Но ночь проходила, и солнце вставало
Над мёртвым утёсом, всю тьму прогоняло,
Сжигало лучами всю скорбь и беду,
Испепеляло собой темноту.
Принцесса гасила свой яркий фонарь,
И в колокол бил неустанный звонарь,
Провозглашая над спящей землёй
По-летнему рано вернувшийся зной.
Зачем она делала это, сказать?
Ходила на гору фонарь зажигать,
Стояла там, свет провожала во тьму,
Печально смотрела на лодку-луну,
Которая медленно меж облаков
Плыла в направлении сказочных снов,
И милой принцессе всё пел соловей
О времени канувших в прошлое дней.
На свете когда-то жил рыцарь. Он был
Красив и умён, его огненный пыл
И жён, и мужей заставлял трепетать,
Кого-то — от страха, кого-то — под стать.
Принцесса была от него без ума.
Частенько она приходила сама
В его комнатушку под сводом дворца,
За воина благодарила Творца
И вечера проводила тайком,
Беседуя с ним ни о том, ни о сём,
Почти щебетала, как птица в саду,
Не опасаясь накликать беду,
И счастлива эта принцесса была,
Не зная в стране своей горя и зла.
Но счастья недолог был радостный век:
Однажды к принцессе пришёл человек,
Угрюмый и мрачный, как грозы весной,
Укрытый от глаз посторонних фатой.
За ним попятам беспросветная тьма
Бежала по всё ещё тёплым следам,
И вяли, едва распустившись, цветы,
Потерянные среди злой темноты.
К принцессе тот путник, смеясь, подошёл:
«Я долго искал тебя — всё же нашёл.
Мой путь проходил сквозь густые леса,
Меня поливала дождями гроза,
Пустыни сушили, сжигали дотла,
Среди урагана терялась зола,
И гнали песчаные бури меня
Сквозь пламя голодного, злого огня.
Прекрасен, принцесса, чудесный твой край,
И он для меня словно ласковый рай.
Я править им долгое время мечтал,
И всё же у ног твоих, раненый, пал.
Ты видишь: я предан за зло своё тьме.
Глуха и слепа она к людям, ко мне.
Я б птицей взлетел от неё к облакам,
Но счастья, увы, не найти даже там.
Так пусть будет проклята эта страна!
Коль мне радость жизни, увы, не дана,
Покроются мраком все земли, и вновь
Забудут людские сердца про любовь!»
Тут рыцарь из ножен достал свой кинжал
И на защиту принцессы вдруг встал:
«Как смеешь ты, бестия, трус и подлец,
Винить людей в том, что удачи венец
Достался другому, тому, кто пахал
На поле пшеничном, кто плакал, но знал,
Что будет когда-нибудь солнечный день,
И тьмы беспросветная, чёрная тень
Уйдёт навсегда, растворится, как дым,
Сожжённая робким лучом золотым?
Как можешь ты солнце за свет и тепло,
За то, что оно нам когда-то дало,
Винить и ругать, словно ты тут Творец,
А не испорченный завистью льстец?
И как ты посмел, змей коварный и злой,
Принцессы коснуться поганой рукой?
Беги, чужеземец, из этой страны
Прямо в объятия безликой луны!»
«Луны, говоришь? — прошептал человек. –
Пусть будет по-твоему, но только не век,
Не двести, не триста, не тысячу лет
Ты будешь искать на вопрос свой ответ,
А долгие годы до тех самых пор,
Когда хитрый лис будет больше не вор,
Поднимутся курицы к гордым орлам
И овцы придут на прощание к волкам.
Тогда, храбрый рыцарь, над вашей страной
Как прежде взойдёт тонкий нимб золотой.
Ты вместе с принцессой пойдёшь на восток,
И будет всё так, как сейчас я предрёк.
Вы будете тенью великих светил
Ходить по земле, упадёте без сил,
Но встанет луна, и почти вместе с ней
Ты, рыцарь, по щебню пустишь коней.
Лишь солцне взойдёт, и принцесса маяк
Зажжёт на рассвете, как символ и знак,
Что утро настало на спящей земле
И время уйти всеобъемлющей мгле».
Сказал человек. Воплощение тьмы,
Собою заполнив людские умы,
Стремглав растеклось по цветущей земле,
И свет уступил трон правителя мгле.
С тех самых далёких, забытых времён
С востока на запад принцесса идёт,
И с запада на предрассветный восток
Всё тянется юный прекрасный цветок.
А рыцарь, как истинный воин, с мечом
Идёт за принцессы святым фонарём
И спину её защищает от бед,
Пока не погас их спасительный свет.
И всё же, в кого превратились они?
Колдун их за крепкую веру бранит,
За то, что по кругу идут без конца,
Любуясь друг другом издалека,
И время их встреч — лишь закат и заря.
Для них не бывает указов царя,
Всё потому, что день с ночью — страна,
Принцесса есть солнце,
