Михаил Херасков - Собрание сочинений

       Не можно вобразить, Коранс колико беден!
       Я вреден и тебе, и сам себе я вреден:
       Тебе — что склонностью твоею душу льщу,
       Себе — что той, кто мир оставила, дышу.
       На что тебе, на что, последуя закону,
       Противу нежностей брать Бога в оборону?
       Как должно свой закон нам свято наблюдать,
       И клятвы должно нам за свято почитать.

       Возьми со мной, возьми, Коранс, одну дорогу:
       Остави суеты и обратися к Богу;
       Единое сие осталось средство нам —
       Взнестись на небеса и съединиться там.

       Не можно мне принять намеренья такого,
       Доколе на земли не совершу земного.
       Не с тем произведен на свете человек,
       Чтоб он безвременно отселе в вечность тек;
       Упорным чувствиям души своей казаться —
       То благодатию господнею гнушаться;
       Не можно меньше жизнь иль доле нам иметь,
       Бог час назначил нам родиться и умреть;
       Он должность нашу нам на свете предуставил,
       А склонность наших душ на волю нам оставил;
       Но только он того не требует от всех,
       Чтоб жить между людьми мы ставили за грех.
       На что ж-иль нет людей порочней нас во свете?
       Нам света убегать в цветущем жизни лете?
       Довольно в свете средств возможно обрести,
       Не покидая мир, себя грехов спасти.

       Тех прелести уже земные не пленяют,
       Которы чистоту небес пресветлых знают;
       Кто видит райские сияющи врата,
       Тому противна вся земная суета;
       Всходящим святости отселе на степени
       Не внятны грешников ни слабости, ни пени.

       Что ты о святости, Занета, говоришь,
       Ты, оным льстя себя, сугубее грешишь;
       Кто упованием излишним дух прельщает,
       То грех, который нам Всевышний не прощает.

       Кто сердцем и душей очищен перед ним,
       То грех отчаяться тому быть вместе с ним.

       Нередко и порок мы чтим за добродетель,
       Но таинству сердец Всевышний сам свидетель.

       Все тайны Господу и дух мой посвящен.

       Один лишь я тобой был в те часы забвен,
       Когда себя пред ним хотела ты оправить;
       То ль средство избрала любовника оставить?

       Я вижу, что в своих ты заблужденьях тверд.

       Я вижу, что твой дух жесток, немилосерд.
       Постой, не уходи, останься ты со мною!

       Беседовать с тобой мне Бог почтет виною.
       Стыжусь, здесь мешкая, начавшегося дня,
       Чтоб солнце не нашло с Корансом и меня;
       Прости, прости, Коранс! тебя я не забуду,
       Молиться о тебе бесперестанно буду.
       В церквах, в позорищах, в трудах, наедине.

       Недолго будешь ты молиться обо мне;
       В позор любви твоей начну искать случаю,
       Мучения свои и жизнь свою скончаю.
       Когда лишаюся Занетиной красы,
       В плачевны пременя сладчайшие часы,
       Уж не осталося ничем мне в жизни льститься;
       С тобой и с жизнию решусь навек проститься.

       Такое мнение есть действо суеты,
       Прости, и уповай на Бога больше ты!

       Неверная бежит, речей моих не внемлет
       И веселится тем, что жизнь мою отъемлет.
       Стыдись ты слабости своей, Коранс, стыдись!
       И к прежней славе ты от страсти возвратись.
       Возьми оружием своим ее свирепость
       И победи любовь, прияв душевну крепость!
       Но сыщешь ли, Коранс, толико сил в крови?
       Ах! нет, я чувствую, что слаб против любви!
       Любовь! когда в тебе сердцам мала удача,
       Ты есть источница мучения и плача;
       В успехах ты своих сердцам есть благодать,
       Житейских плод утех и всех веселий мать;
       Нет в свете сем тебя приятней и горчае.
       Я в первом и в другом познал тебя случае:
       Любил, любимым был — и должен не любить.

       Здесь точно надлежит какой измене быть!
       Кто право дал тебе такого своевольства,
       В полночный час ходить в окрестностях посольства?
       Одни разбойники в такой лишь ходят час.

       Я за разбойников могу считать и вас;
       Не знаете, кому так дерзко говорите.
       Сокройтесь и себе подобных вы ищите!

       Кто б ни был, должен ты вину свою сказать.

       Не вам таких людей сердечны тайны знать!

       Темница умыслы злодейские докажет.

       Что не разбойник я, то сей кинжал вам скажет:
       Примите дерзости своей достойну месть!..

       Теперь ты доказал свою нам явно честь!
       Кто обличается в делах своих безвинно,
       Тот не поступит так злодейски и бесчинно.

       Вы можете давать сии мне имена,
       Когда моя рука кинжала лишена;
       Однако не страшусь за смелость вашей мести,
       С кинжалом вы моей отнять бессильны чести.

       Не слушаю теперь твоих я больше слов,
       Поди! кажися храбр под тягостью оков,
       Ты вреден обществу!..

                                              Я вреден, в том признаюсь,
       Однако я угроз твоих не опасаюсь;
       Не ты отъемлешь мой несчастливый живот,
       Но кем несчастлив я, его отъемлет тот;
       Коль должно умереть, с охотой умираю;
       Теряя жизнь свою, я чести не теряю.

       Как ты злодействовал, тому свидетель я;
       А винен ты иль нет, народ тебе судья.

       Так можешь на него довод представить ясный,
       Что граду он злодей и человек опасный?
       Какое подал он сомненье о себе,
       В измене обличен, в убийстве иль в татьбе?

       Отечеству служил до старости я честно,
       Как правду наблюдал, тебе сие известно;
       Злодея укрывать ни в брате не могу,
       А на безвинного напрасно не солгу;
       Вот кая злость его неволю заслужила:
       Когда народ утих и полночь наступила,
       Последуя во всем приказу твоему,
       Я с стражею ходил по городу сему;
       Согласно было всё со тихостью ночною,
       Весь город услажден был общей тишиною,
       Как вдруг услышали мы некий шум вдали,
       Сомненья стражи всей туда нас привели;
       Приближась, видим мы под здешними стенами
       Идуща в дом послов пойманного нами;
       И как о имени его спросить хотел,
       В ответ он вдруг на нас с кинжалом налетел;
       На стражу, на меня он в ярости метался,
       Но выхвачен кинжал, наш враг в плену остался;
       И как я раз еще о деле вопросил,
       Ругательны слова он мне произносил;
       Потом признался сам, что вреден он народу.