Михаил Херасков - Собрание сочинений

       Отечеству служил до старости я честно,
       Как правду наблюдал, тебе сие известно;
       Злодея укрывать ни в брате не могу,
       А на безвинного напрасно не солгу;
       Вот кая злость его неволю заслужила:
       Когда народ утих и полночь наступила,
       Последуя во всем приказу твоему,
       Я с стражею ходил по городу сему;
       Согласно было всё со тихостью ночною,
       Весь город услажден был общей тишиною,
       Как вдруг услышали мы некий шум вдали,
       Сомненья стражи всей туда нас привели;
       Приближась, видим мы под здешними стенами
       Идуща в дом послов пойманного нами;
       И как о имени его спросить хотел,
       В ответ он вдруг на нас с кинжалом налетел;
       На стражу, на меня он в ярости метался,
       Но выхвачен кинжал, наш враг в плену остался;
       И как я раз еще о деле вопросил,
       Ругательны слова он мне произносил;
       Потом признался сам, что вреден он народу.

       Открыл ли вам свою невольник сей породу?
       Сказал ли о своем достоинстве он вам?

       Ни слова ни о чем сказать не хочет нам;
       Но знать, что страх его к раскаянию клонит;
       Он, заключен в свои оковы, тяжко стонет;
       Страшася, может быть, последнего часа,
       Подъемлет плачущи глаза на небеса;
       "О Боже! — вопиет в признанье иль притворно, —
       Ты знаешь, должен ли я умереть позорно;
       Однако казнь сию с охотой получу,
       Я для того умру, что умереть хочу".
       Еще он, государь, знать, робость в нас влагает,
       Нередко имя он твое напоминает
       И часто вопиет, в слезах пуская стон,
       Что только о тебе одном жалеет он.

       Он, может быть, во мне считая добродетель,
       Жалеет, что его мук буду я свидетель.

       Вели от уз его на время разрешить,
       Вели ко мне на суд несчастного впустить.
       О Боже мой! подай рассудку больше свету,
       Чтоб за неправый суд не дать тебе ответу;
       Открой ты истину, открой душе моей,
       Присутствуй днесь во мне и будь со мной судьей;
       Я правду наблюдал и честь хранил всечасно;
       Не дай мне осудить преступника напрасно;
       Наставь ты различать меня со правдой лжи.
       Неправой казнию меня не накажи.
       Когда ж отечеству злодей он и предатель,
       Открой завесу мне пронырств его, Создатель,
       Но се его ведут…

                                       Кого я вижу здесь?

       Не тень ли то его? я цепенею весь.

       Каким смущением твой дух поколебался?

       Сей узник сыном мне, о друг мой! показался;
       Не дай при старости того мне, Боже, зреть!
       А ежели то он, дай прежде умереть;
       Скрой свет от глаз моих. Но что я сомневаюсь?
       Коль мало я на честь сыновью полагаюсь!
       Ничто его к тому не может привести;
       Сомнение мое, любезный сын, прости.

       Представьте узника…

                                            Идти нет больше мочи;
       Не мучь мя, отврати ты от злодея очи!

       Какой удар душе готовится судьбой!
       Скажите, подлинно ль зрю сына пред собой?

       Несчастий в глубину злым роком погруженный,
       Став именем злодей, к преступникам причтенный,
       Я сыном не могу себя твоим назвать,
       И сына ты во мне не должен признавать:
       Уж больше он не тот, кем род твой украшался,
       Кто в славных подвигах отцу уподоблялся.
       Далеко от себя твой прежний сын ушел,
       Себя в презрение, он в стыд отца привел.
       Себе бесчестие, позор наносит роду
       И мраком гнусных дел затмил свою природу.
       Я добродетели противлюсь и бегу,
       Однако не любить я чести не могу;
       Не тот я становлюсь, себя я сам гнушаюсь,
       Я сердца своего и сам уже чуждаюсь;
       Из виду правилы достоинства гублю,
       Но в слабости моей я честь еще люблю.
       Вот где твой сын теперь, вот чем себя он славит!
       Вот память по себе какую он оставит!
       Забудь того навек, кого во мне любил,
       Не сердцем он со мной, но видом сходен был.
       Ни роду своего, ни крови не жалея,
       Не сына ты суди, отечеству злодея!
       Святую истину ты на суде хранишь,
       Нарушишь честь, когда меня ты не казнишь.
       Я враг отечеству, убивств производитель!

       А я бесчестному такому был родитель!
       Едва могу сыскать пристанище уму.
       Ты сын мой! можно ли поверить мне тому?
       В каком ты образе предстал передо мною?
       Злодей! ты вечного позора мне виною.
       Наш род во славе был лет не едино сто,
       На торжище из нас не умирал никто;
       Никто из предков жизнь не кончивал бесчестно.
       Служили верно ль мы, то в мире всем известно;
       В народе нас за то знатнейшими почли,
       На первую степень мы почести взошли.

       Мне стыдно, государь, что я умру в неволе,
       И стыд мой множится твоим воззреньем боле;
       Но ты не причитай ко мне злодейских вин,
       Невольник твой — злодей! однако честен сын.

       Злодеем чтить тебя причину я имею,
       Но в том увериться еще совсем не смею;
       Нельзя, чтоб кровь сия, где честь всегда жила,
       Такой бесчестный плод на свет произвела.

       Что я не с подлою душей иду отселе,
       Я докажу тебе при смерти то на деле;
       Я в твердости отцу и в славе подражал,
       Неробким, как и он, на свете возмужал,
       При всяких бедствиях я тверд был и спокоен,
       За то любви твоей, за то я был достоин;
       На возрасте ты стал наставник мне и друг,
       Не огорчался твой, ни мой тобою дух;
       Твои дела во всем давали мне уставы,
       Вослед тебе стремясь, я мнил достигнуть славы;
       Но рок меня на сем пути остановил
       И облак предо мной препятствий положил.
       Во мраке слабостей от славных дел скрываюсь,
       Честь, честь зовет к себе, но я не отзываюсь.
       Уже к спасению я ни луча не зрю,
       Бегу всего. Люблю!.. Но что я говорю?
       Нет! тщетно сердце в том признаться принуждаю;
       Что прежде я сказал, всё то же подтверждаю:
       Злодейский умысл я, родитель мой, имел,
       Противу общего покоя встать хотел.
       А ежели о всем ты хощешь быть известен,
       Знай, кончу жизнь свою и умираю честен!
       Хотя ж злодея ты меня быть ныне мнишь,
       Но, наказав меня, невинного казнишь.

       Иль рассуждение, несчастный сын, теряешь?
       Ты вдруг себя винишь, винишь и оправдаешь.
       Коль замыслы свои злодейски подтвердил,
       Ходил ли ты, скажи, в посольский дом?