Поет он о трудной борьбе,
О ласках, о думах заветных
И славу пророчит себе.
А улица спит и не бредит…
Далеко до алой зари…
Никто не пройдет, не проедет,
Уныло горят фонари…
Молчат, как гробницы, фасады,
Ослепшие окна темны…
Все реже ночные лампады,
Все ярче счастливые сны…
1890
Смеется солнце с высоты.
Поля зеленые пахучи.
Гроза прошла, мои мечты
Полны таинственных созвучий.
Душистей лес, звучней поток,
Светло в душе, светло в лазури,
Как будто в жизни нет тревог,
А небеса не знают бури…
Но все равно в затишье стройном
Таится тайный жар страстей,
И зреют грозы в небе знойном
Под пенье жниц и косарей.
Как нет без бурь живого лета
И как без жизни нет слезы,
Так нет в живой душе поэта
Без вдохновения грозы…
1890
(По поводу его книги “Вечерний звон”)
Поэт! Когда завечерело
В твоей мечтательной судьбе,
Вновь муза старая тебе
О детстве розовом запела.
Хотя снег старости твоей
Зарей румянится вечерней,
Поешь ты громче и теплей
Перед толпою жадной черни.
А я весною, в дождь и тьму,
Настроив лиру своевольно,
Остановился, богомольно
Внимая звону твоему.
Молю, чтоб медлил мрак полночный
Гасить закат твоих лучей,-
Мне сладок звон твоей всенощной,
Как звон заутрени твоей!..
1890
Лунная тихая ночь,-
Воздух, исполненный лени…
На серебристом снегу
Темные, резкие тени…
Сердце бы грезить не прочь,-
Только печальна душа…
Только мечтать не могу,-
Холодом в холод дыша!
В сердце весна отцвела:
Там, как в пустыне, безгласно;
Прошлое счастье – луной
Смотрит мертво и неясно…
В блестках морозная мгла,
В звездах холодная высь…
Что ж ты, любовь, не со мной?
Где ж ты, весна, отзовись?!
1890
«Любил я с детства темные леса…»
Любил я с детства темные леса,
И кручи скал, и шум потоков пенных,
И в зорях розовых и в звездах неизменных
Глубокие, как мудрость, небеса…
Но душный город не пускал меня
Из стен своих, из каменных объятий,
Где бледный день рождался для проклятий,
Безжизненный, как сердце без огня.
Когда весной слезился белый снег
И обнажал в безлюдных скверах сосны,-
Тогда в душе, под звон великопостный,
Рождалась грусть, исполненная нег…
Какой-то сон, как тайна непонятный,
Ко мне слетал, – в восторге тихом я
Воображал прекрасные края,
И шум лесов, и ветер ароматный.
Волшебное с возможным сочетал
И плакал я над вымыслами сладко,
Грядущее мечтой переживал
И старился душою я украдкой.
Весь мир умом пытливо облетев,
Исчерпав все, что ярко и прекрасно,
Я стал чужой всему, и лишь былой напев
Звучит в душе моей неясно.
1890
«Усталое сердце не жаждет…»
Усталое сердце не жаждет
Привычной любви бытия…
Зачем же так ропщет и страждет
Бессонная память моя?
Опять позабытые речи
Невольно твержу наизусть,
Былые и лица и встречи
Мечтой вызывают мне грусть.
Язвят неразумные ссоры,
Ошибки былого и зло,-
Все то, что туманило взоры,
Что душу мучительно жгло.
И сетует память тревожно,
И грустно до боли уму
За то, что забыть невозможно
Былого холодную тьму.
И смутно в душе без участья,
И рад бы отдать навсегда
За миг возвращенного счастья
Грядущей печали года.
1890
Чем реже страсть, тем выше наслажденье;
Чем слаще сон, тем горше пробужденье;
Чем радужней пленительный обман,
Тем истины бледнее призрак голый;
Но чем трудней победы миг тяжелый,-
Тем легче смерть, тем легче язвы ран!
Март 1891
Ты помнишь ли: мягкие тени
Ложились неслышно кругом,
И тихо дрожали сирени
Под нашим открытым окном…
Все тише заветные речи
С тобою тогда мы вели
И скоро блестящие свечи
Рукой торопливой зажгли;
Ты села к роялю небрежно,
И все, чем полна ты была,
Чем долго томилась мятежно,-
Все в звуки любви облекла;
Я слушал безгрешные звуки
И грустно смотрел на огни…
То было пред днями разлуки,
Но было в счастливые дни!..
Август 1891
«Мы любим, кажется, друг друга…»
Мы любим, кажется, друг друга,
Но отчего же иногда
От нежных слов, как от недуга,
Бежим, исполнены стыда?
Зачем, привыкшие к злословью,
Друг друга любим мы терзать?
Ужель, кипя одной любовью,
Должны два сердца враждовать?
Сентябрь 1891
Кто костлявою рукою
В двери хижины стучит?
Кто увядшею травою
И соломой шелестит?
То не осень с нив и пашен
Возвращается хмельна,-
Этот призрак хмур и страшен,
Как кошмар больного сна.
Всемертвящ и всепобеден,
В ветхом рубище своем,
Он идет без хмеля бледен
И хромает с костылем.
Скудной жертвою измаян,
Собирая дань свою,
Как докучливый хозяин,
Входит в каждую семью.
Все вывозит из амбара
До последнего зерна.
Коли зернами нет дара,
То скотина убрана.
Смотришь, там исчезнет телка,
Там савраска пропадет…
Тяжела его метелка,
Да легко зато метет!
С горькой жалобой и с гневом
Этот призрак роковой
Из гумна идет по хлевам,
От амбаров к кладовой.
Тащит сено и солому,
Лихорадкою знобит,
И опять, рыдая, к дому
Поселянина спешит.
В огородах, по задворкам
Он шатается, как тень,
И ведет по черствым коркам
Счет убогих деревень:
Где на нивах колос выжжен,
Поздним градом смят овес.
И стоит, дрожа, у хижин
Разрумяненный мороз…
10 ноября 1891
Я верю: будет век великого сознанья,
Без крови, без вражды… Блеснет могучий свет,
Утихнет зло и ложь бесплодного страданья,
Померкнет ореол убийственных побед
Пред солнцем истины, что в мщеньи – правды нет!
И мстишь – кому, за что? Желать побед и славы,
Смерть ополчив на жизнь, – не жизнь ли уберечь?
Нет, вы – герои зла, нет, вы, борцы, не правы:
Где мысль – там жизнь кипит, где жизнь – там
властна речь,
Там слово – побеждает меч!
Декабрь 1891
«Уныло рыдала метель на дворе…»
Уныло рыдала метель на дворе,
Я сетовал горько, я плакал,
И ветер деревья качал в серебре,
И в стекла их ветками звякал.
Свеча догорала, как юность моя,
И тени на стенах шатались,
И молча с портретов смотрели друзья,
И грустно мечтам улыбались,
Прошедшие годы – забвенные сны -
Мне сердце больнее терзали.
Как будто теперь лишь, с поминок весны,
Вернулся я, полный печали.
Как будто бы я, в непогожую ночь,
Звучащую сердцу сурово,
От милых надежд, улетающих прочь,
Услышал прощальное слово.
И было пустынно так в сердце моем,
Без жалоб, без слез, без участья…
А ветер шумел и рыдал за окном,
Чужое оплакивал счастье.
Декабрь 1891
Люблю тебя, наш русский домовой!
Волшебным снам, как старине, послушный;
Ты веешь мне знакомой стариной,
Пою тебя, наш демон простодушный;
Ты близок мне, волшебник дорогой.
Доверчивый, ты скромные угодья
Моих отцов как сторож охранял,
Их зернами и хмелем осыпал…
Ты близок мне: я – внук простонародья!
И первый ты в младенческой тиши
Дохнул теплом мне родственной души.
И слышался тогда твой вздох печальный;
Он как вопрос звучал из тишины,
А может быть, из тьмы первоначальной:
Не правда ли, все люди? Все равны?
И стал ты мне как откровенье сладок;
И полюбил я тихий твой приход -
То с негою пленительных загадок,
То с мукою язвительных забот.
Народ живет, народ еще не вымер…
Ты помнишь ли, как Солнышко-Владимир,
Твой добрый князь, крестился у Днепра?
Ты бражничал у княжего двора,
Ты сторожил и мел его хоромы…
И девичьи мечты тебе знакомы.
Как часто ты доверчивой княжне
Внушал любовь к докучной тишине,
Когда дрожал лампадный луч в часовне.
В бессонный час, при ласковой луне,
Она, дитя, мечтала о неровне…
Ты был один свидетель нежных чар,
Ты разжигал сердечной страсти жар,
Ей навевал влюбленную истому,
Сон отгонял – и наконец она,
Дыханием твоим обожжена,
Лебяжий пух меняла на солому…
И между тем как старый князь дрожал,-
Влюбленных след ты нежно заметал
И колдовал над милою деревней,
Где страсть полней и песни задушевней.
Ты дорог мне, таинственный кумир,-
Моих страстей и грез моих наперсник,
По-своему ты любишь грешный мир.
Родных полей и дымных хат ровесник,
Веди меня в седую глушь лесов,
К полям, к труду, к замедленному плугу…
Не измени неопытному другу,
Дай руку мне!.. Ты видишь, и готов
