Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

Мака алого настой
Этот звуков спотыкач.
Тонкий розлит углерод –
Этот плачущий скрипач.

Слава пьянице, слава мозгу,
Который однажды после смерти
Напился до основания, а затем
Был подан как учебный помощник,
Учитель истины веселой радости
На большом столе,
Как странный желтый цветок,
Гриб, дышащий вином.
Его в руке держали девушки,
И ноздри у них дрожали, а брови подымались,
И ноздри живых впивали запах крепкой водки,
И пьянели мозгом мертвецкой мозги живых.
Зимние цветы с того света, из тысячи извилин
Излучавших душистое вино.

Словес сломивший скорлупу
Птенец людей взлетел на воздух
И чисел улиц<ы> толпу
Он увидал на дальних звездах.
Пространство на ко<ст>ре костей,
На руки раскаленные его
Бросали матери детей,
Умилостивляя Божество.

Я – вестник времени, пою
Его расколы и утесы.
Всё было пением в раю,
Когда я, пьян собою, несся.

И если сторонитесь вы песка,
В черепе суток в русле ресниц
Это случайная выписка –
Просьба устами усталых коснуться.
Шаг и за шагом в уме шаг
По руслам покорных событий.
Это молитва о первых умерших,
О разбитом в осколки обете!

С верхарни
Летела биель,
Тиес жарко-синие речи,
Лиоты вечерних внес.
За мровью дождя
Закутана вечера мысль, чтоб не прочесть.
Незак глубины
Скользил, как шалунья, устами ущелья.
Угрюмады все в белом.

Пришла и устала ночная лиель,
И пепел цветущего ока
Раздвинут кочергой ревности.
Всё бело, как тоска о зиме.
И только зеленый плащ пророка
Я подымаю с колен.

Хотите ли вы
Стать для меня род тетивы?
Из ваших кос крученых
На лук ресниц, в концах печеный,
Меня стрелою нате,
И я умчусь грозы пернатей!

Хохол песка летит с кургана
Над важною орлицей.
Это спесиво смотрит верблюд,
Оцелован жемчугом синим узды.
Черные очи у птицы для гнева,
Чьи русые косы дикарки
На смуглом заката плече.
Птицезвериные очи
Замыты песчаною холкой,
И рядом свиные очи панны.

Я видел хохоты зеркал,
Я слышу крик земного шара.
Веселитесь, еще наш город
Не одел шляпы песков
И на нем не шумят
Ветками высокие
Задумчивые сосны.
Когда будете землей
И колос качнется над вами,
Будут веселиться другие.
Ноги ваши еще работают!
Руки еще косят!
Торопитесь!
Вы еще не плаваете
В песчаном кургане
Над городом,
Как бесконечные зерна белого моря.

Утраты, утраты, утраты…
До утра, до утра, всю ночь.
День темен и томит,
А ночь ярка своим пожаром.
И я – ресниц твоих наймит,
Я обнимал созвездье даром,
Я пролетал ветров ударом.

Тайной вечери глаз
Знает много Нева.
Здесь Спасителей кровь
Причастилась вчера
С телом севера в черном булыжнике.
На ней пеплом любовь
И рабочих и умного книжника.

Тайной вечери глаз
Знает много Нева
У чугунных коней,
У суровых камней
Дворца Строганова.

Из засохших морей
Берега у реки.
И к могилам царей
Ведут нить пауки.
Лишь зажжется трояк
На вечерних мостах,
Льется красным струя.
Поцелуй на устах.

Как стадо овец мирно дремлет,
Так мирно дремлют в коробке
Боги былые огня – спички, божественным горды огнем.
Капля сухая желтой головки на ветке,
Это же праотцев ужас –
Дикий пламени бог, скорбный очами,
В буре красных волос.
Молния пала на хату отцов с соломенной крышей.
Дуб раскололся, дымится.
Жены и дети, и старцы, невесты черноволосые –
Их развевалися волосы, –
Все убегают в леса, крича, оборачиваясь, рукой подымая до неба,
На острые зубы зверя лесного, гадов шипящих укус,
Как обед для летучего гнуса.
Дико пещеры пылают:
Золото здесь, зелень и синь горят языками.
Багровый, с зеленью злою
Взбешенных глаз в красных ресницах,
Бог пламени, жениной палкой побитый,
Машет дубиной корявой, гнев на селе срывает.
Соседи бросились грабить село из пещер.
Копья и нож, крики войны!
Клич «С нами бог!»
И каждый ворует у бога
Дубину и длинные красные волосы.
«Бог не с нами!» – плачут в лесу
Деревни пылавшей жильцы.
Как волк, дико выл прадед,
Видя, как пеплом
Становится хижина.
Только угли горят и шипят.
Ничего уже больше, горка золы.
Смотрят глазами волков
Из тьмы. Плачь, жена!
Нет уже хижины милой
Со шкурами, удочками, копьями
И мясом оленей, прекрасным на вкус.
В горы бежит он проворно, спасаясь.

А сыны «Мы с нами!»
Запели, воинственные,
И сделали спички,
Как будто и глупые –
И будто божественные,
Молнию так покорив,
Заперев в узком пространстве.
«Мы с нами!» – запели сурово они,
Точно перед смертью, –
«Ведайте, знайте, мы с нами!»
Сделали спички –
Стадо ручное богов,
Огня божество победив.
Это победа великая и грозная.
К печке, к работе
Молнию с неба свели.
Небо грозовое, полное туч, –
Первая коробка для спичек,
Грозных для мира.
Овцы огня в руне золотом
Мирно лежат в коробке.
А раньше пещерным львом
Рвали и грызли людей,
Гривой трясли золотой.

А я же, алчный к победам,
Буду делать сурово
Спички судьбы,
Безопасные спички судьбы!
Буду судьбу зажигать,
Разум в судьбу обмакнув.
– Мы с нами, спички судьбы,
Спички из рока, спички судьбы.
Кто мне товарищ?
Буду судьбу зажигать,
Сколько мне надо
Для жизни и смерти.
Первая коробка
Спичек судьбы –
Вот она! Вот она!

Я велик. Лишь я поставлю «да»-единицу
В рассудке моем, –
Будет великого Рима пожар.
Ветер завоет в священных латинских дворцах.
Строчку Гомера прочтут полководцы
На крыше дворца, видя пожар,
Улыбаясь утонченно.
«Нет»-единицу поставлю, –
Будет гореть Византия.
Знакомые боги
Приветливо заржут
Из конюшни числа
И подымут вещие лица.
Кони-друзья! Простите, что часто
О наковальню ушей
Именем вашим стучу.
Точно дым,
Проклятья народов
На жестокость судьбы
Потекут с уравнений.
Сами они виноваты,
Что неука рока
Не взяли в науку,
Его обуздать.

Точно колосья народного гнева,
Как убитых оленей рога,
14 июля мужья с копьями и пищалями,
Сорок тысяч – целые горы выковано их кузней восстания,
Брали Бастилию, –
Воевали много раз и умеют, –
Темную башню для сов, место для казни, застенок песен и пыток
Где «Божия Матерь Застенка» в гостя впивалась шелком чугунных волос
Светом дня пытки его озаряла, сжигая,
А белые черепа башен были цветами,
А кольца цепей роняли крови алые цветы,
И были ковры из белых черепов и красные звенели цепи.
Через 34 и два дня
– 3 октября жёны на рынке,
Хлеба на нем не найдя, чтобы заполнить корзины,
Пошли к королю.
Взяли Версаль, место для игор любви и цветов и соловьиного пения
Нежно изысканных радостей рощи,
Где деревья бреют себя, свои щетки, как щеголь,
Ножницы знают, а цветы росли так,
Чтобы написать имя короля.
Это обратное дело.
А через 35 – [13 марта 1896 года].
Поворот от тюрьмы к семье, от тюремщика к часовщику.
  Одна и та же звезда: 35.