Ирина Жаркова
Петербургская ночь заблудилась в туманах,
Где мерцающим светом горят фонари,
Здесь нетрудно поверить фантазиям странным
И в счастливом обмане дожить до зари.
Но дождливым рассветам и сумеркам рада,
Я ни в чем не посмею мой город винить —
Надо мною в аллеях старинного сада
Ветер кружит стихов серебристую нить.
И летят по ветвям разноцветные блики,
От шагов разбиваются луж витражи,
О любивших тебя – и простых, и великих,
Летний сад, ты мне тайны свои расскажи...
Здесь мелькают порою прошедшего тени —
Адъютантов, красавиц, их верных пажей
И поэтов, бродивших в аллеях осенних.
Летний сад, я в плену у твоих миражей!
Оживают застывшие в камне сюжеты,
Осень вновь пишет золотом автопортрет.
Петербургская ночь окликает поэтов,
И струится в ночи вдохновения свет.
Стонали яблони под бременем плодов,
Под бременем цветов клонились травы.
И стойкий аромат лесной приправы
Сливался с ароматами садов.
В садах качались жёлтые шары —
Цветы с каким-то солнечным свеченьем.
Прощаясь, август раздавал дары,
Нас восхищая щедрым угощеньем.
А ты – такою летнею была,
Но календарь, неумолимо строгий,
Взывал, чтоб ты в реальность снизошла,
Что время подводить уже итоги.
Но не хотелось верить в холода,
Душе твоей, любовью обогретой,
И понимать, что это – не года,
А жизнь сама перетекает в Лету.
Есть на Руси колодцы у дорог,
Чтобы из них напиться каждый мог.
Издалека идут к ним за водой,
Считая и живою, и святой.
А мой колодец, хоть и в стороне,
Но оттого не меньше дорог мне.
Прозрачна и кристальна в нем вода,
А рядом – пруд, и над прудом – звезда.
То с радостью приду, а то – с бедой,
Умоюсь ключевой его водой,
В берёзовой прохладе постою
И душу успокою я свою.
Печали не оставит и следа
Воистину целебная вода.
Казалось бы: я – городская,
Откуда о деревне стих?
Ответ мгновенно возникает:
От прапрабабушек моих.
Чьи гены, не уразумею,
Издалека пришли в мой род.
Устинья или Пелагея,
В моем характере живёт?
Болтать в семействе не любили,
Ценили дело, ремесло,
И вдруг в праправнучке Ирине
Их слово – словно проросло.
Вернулась к жизни та напевность,
Нашёлся невзначай мотив,
Где песни задушевной верность,
Пусть даже моде супротив.
Да, я, конечно, городская,
Но отзывается во мне
Порой – губерния Тверская
По материнской стороне.
Зыбкая гладь канала,
Свет фонарей неясный,
Там, где берёт начало
Город ночей прекрасных..
Кажется, странный зодчий
Правит здесь бал особый,
Магию этой ночи.
Ты разгадать не пробуй…
Танго бессонной ночи —
Отзвук любви счастливой,
Вихри летящих строчек,
Радостно-торопливых.
Танго ночных свиданий,
Страстных, святых иль тайных,
Шёпот твоих признаний,
Искренних, неслучайных.
Строчка торопит строчку,
Царствует – Вдохновенье...
Этой безумной ночью
В вечность летят мгновенья!
Вспомнить мне страшнее страшного,
Как от пули на бегу
Парни тёплые, домашние
Застывали на снегу.
И ещё страшнее страшного:
Наяву, а не во сне,
Школьники ещё вчерашние
Гибли в танковом огне.
И ещё страшнее страшного,
Как подбитый самолёт
Падал на́ поле с ромашками…
Взрыв – его последний взлёт.
И ещё страшнее страшного,
Как казнили тех ребят
Звери племени продажного,
Что из наших рук едят.
И ещё страшнее страшного:
То, что было на войне,
Будет памятью всегдашнею,
Мукой совести – вдвойне.
Вздрагивают листья под дождём,
Шепчут: «Мы потерпим, подождём».
Солнце, поднимаясь поутру,
Говорит: «Я слёзы вам утру».
Птицы заливаются поют:
«Как хорош и весел наш уют!».
И в тени, прервав безумный бег,
Отдыхает добрый человек.
Нетерпевший под глазами слякоть
с царских тех, кнутом сечёных лет,
на виду у всех соседей плакал
мой, хлебнувший вдоволь горя, дед.
И в годину лихолетья, грамма
не пролив слезиночки в подол,
плакали и бабушка, и мама,
обхватив руками в кухне стол.
От непонимания с досады
приоткрыл и я для плача рот…
День Победы! Радоваться надо —
знать, у взрослых всё наоборот.
Не июньским утром зорьки ранние
позабыть вовеки не смогу,
отчий дом на городской окраине,
горенкой в сибирскую тайгу.
Там зимой надёжные качели
мастерила из хвои́ пурга,
дружно на завалинке сидели,
как деды, мохнатые снега.
Каждый год подзадержавшись где-то,
как спортсмен-разрядник налегке,
в шортах к дому прибегало лето
и качалось в нашем гамаке.
Был столетний кедр, словно крёстный,
и дьячком хрипел петух с плетня,
и до школьной парты ёлки, сосны,
в нянечках ходили у меня.
У каждого из нас есть истина своя,
Своя судьба, характер и харизма,
Но мнение своё о смысле бытия
Мы часто ищем в чьих-то афоризмах.
Никак одну проблему не решу
В жестоком мире, завистью объятом:
С сестрой таланта я почти дружу,
Но как с её мне породниться братом?!
Героев и антигероев —
Рождает для подвигов мать:
Одних, чтобы что-то построить,
Других, чтобы это сломать…
Непросто первый раз соврать,
И первый раз предать непросто,
Потом и сердце станет чёрствым
И можно подлость оправдать.
Любое мненье —
Спорное, увы!
Согласны ли
С подобным мненьем вы?
Нет ничего – дороже мира,
Нет ничего – страшней войны,
Неважно: в наших ли квартирах
Или в масштабе всей страны.
Природа примирить умеет
С годами женщин и мужчин:
Чем наше зрение слабее,
Тем меньше видим мы морщин!!!
Да! Эта истина известна всем давно
И жизнь её нам подтвердит вполне:
Создать семью – мужчине лишь дано,
Но сохранить её – по силам лишь жене!
Глупец не сомневается, а гений
Всегда находится в плену своих сомнений…
В науке каждое из множества сомнений
Напоминает лестницы ступени!
И в тюрьмах плачут, и на воле,
И на погостах, и в дому…
Есть слёзы радости и боли,
Но нет ненужных никому.
Толпа – всегда глупа,
Но с каждым годом
Умнеет
И становится народом!
Льётся мелко процеженный дождик
Из осенних промозглых небес.
Я раскрыл свой поношенный зонтик
И к заливу иду через лес.
От асфальта – на землю живую,
От машин, суеты и молвы,
Каждый кустик глазами целуя
В тихом трепете мокрой листвы.
Напитать можно душу простором
Над безбрежной стихией морской,
Соучастником стать разговоров
Волн, ласкающих берег сырой.
И, очистив природой сознанье,
Отдохнув хоть на время душой,
Погрузиться опять в волхованье,
Что творит с нами город большой.
Чернеет ствол на фоне снега,
Подобно букве на листе.
Снежинок девственная нега
Лежит на стылой бересте.
Позёмку ветер наметает,
Шуршит пожухлая трава.
Зима в России наступает,
Входя опять в свои права.
Минорной гаммой – в небе птицы,
В рубахах белых спят поля.
Склоняет влажные ресницы
Сосна в исходе ноября.
Не состоял… Не привлекался… Не был…
И за границей родственников нет…
Я требую мне дать анкету, где бы
Я мог поставить слово «да» в ответ!
Да – был любим, и даже не однажды,
Да – сам любил. Был счастлив? – Да, да, да!!!
Да – пил взахлёб, да – мучился от жажды,
Когда вокруг – фонтанами – вода!
А «нет» бывало? Как ещё бывало!
По жизни реже – да, а чаще – нет.
Нет – с ног сбивало, вдох перекрывало…
Но это ведь не тема для анкет.
Зачем, слова рифмуя,
Горю я, не сгорая,
И почему горюю
В пяти шагах от рая?
Сплетённые созвучья
Тонки, как паутина.
Занятие паучье
Мне вовсе не противно.
Стремлюсь ли в глубь ли, в высь ли —
Ценю свою повадку:
Кирпичиками мысли
Укладываю в кладку.
Кладу её всё выше,
Смелей и бесшабашней,
Грызут сомнений мыши
Фундамент этой башни:
Кажусь себе невежей,
Болваном и тупицей,
И ради рифмы свежей
С душой готов проститься.
От неизбывной жажды
Уже свихнулся малость —
Чтоб ты, прочтя однажды,
Не разочаровалась.
