1966
Осенний дождь — вторые сутки кряду,
И, заключенный в правильный квадрат,
То мечется и рвется за ограду,
То молчаливо облетает сад.
Среди высоких городских строений,
Над ворохами жухлого листа,
Все целомудренней и откровенней
Деревьев проступает нагота.
Как молода осенняя природа!
Средь мокрых тротуаров и камней
Какая непритворная свобода,
Какая грусть, какая щедрость в ней!
Ей всё впервой, всё у нее — вначале,
Она не вспомнит про ушедший час,
И счастлива она в своей печали,
И ничего не надо ей от нас.
1960
Льдина — хрупкая старуха —
Будет морю отдана.
Под ее зеркальным брюхом
Ходит гулкая волна.
Всё худеет, всё худеет,
Стала скучной и больной.
А умрет — помолодеет,
Станет морем и волной.
Улыбнется из колодца,—
Мол, живется ничего.
Так бессмертие дается
Всем, не ищущим его.
…Глянет радугой прекрасной
В окна комнаты моей:
Ты жалел меня напрасно,
Самого себя жалей.
1966
Налегай на весло, неудачник!
Налегай на весло, неудачник!
Мы с тобою давно решены, —
Жизнь похожа на школьный задачник,
Где в конце все ответы даны.
Но еще до последней страницы
Не дошли мы, не скрылись во мгле,
И поют нам весенние птицы
Точно так же, как всем на земле.
И пока нас последним отливом
Не утянет на темное дно,
Нам не меньше, чем самым счастливым,
От земли и от неба дано.
1968
Не восхваляй природу вслух:
Она для всех одна,
И все же каждому из двух
По-разному видна.
Пусть этот мир тебе знаком
До самых дальних вех, —
Тебе врученный целиком,
Он разделен на всех.
И даже самый верный друг,
Шагающий с тобой,
Совсем иначе видит луг,
И море, и прибой.
Он смотрит на кремнистый мыс,
На пенную кайму,
Во всем улавливая смысл,
Понятный лишь ему.
Вам как бы две Земли даны
И каждому — Луна,
Вам две Вселенные видны
Из одного окна.
1975
Этот хутор литовский
В стороне от шоссе
Не простой, не таковский,
Не как прочие все.
Этот хутор литовский
На озерной косе
Предстает мне в чертовской
Марсианской красе.
Ночью гляну с крыльца я —
Чудеса предо мной
Возникают, мерцая
Над седой пеленой.
Там — не дивные горы,
Не таинственный скит
И не ангельский кворум
У прибрежных ракит, —
Там конструкции странной
Кто-то строит мосты
Из теней, из тумана,
Из цветной темноты;
Там нездешние здань
Кем-то возведены
Из росы и молчанья,
Из обломков луны.
…Может, мир необычен
В самой сути своей,
И в Галактике нынче
День открытых дверей?
Может, кто-то ответа
Ждет на давнюю весть?
Может, то, чего нету, —
Тоже все-таки есть?
1976
Мы все, как боги, рядом с небом
Живем на лучшей из планет.
Оно дождем кропит и снегом
Порой наш заметает след.
Но облачное оперенье
Вдруг сбрасывают небеса
И сквозь привычные явленья
Проглядывают чудеса.
…И лунный свет на кровлях зданий,
И в стужу — будто на заказ
Рулоны северных сияний
Развертываются для нас,
И памятью об общем чуде
Мерцают звезды в сонной мгле,
Чтобы не забывали люди,
Как жить прекрасно на земле.
1961
Не привыкайте к чудесам —
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так — и все не так
Через одно мгновенье.
1964
Дождя серебряные молоточки
Весеннюю выстукивают землю,
Как миллион веселых докторов.
И мир им отвечают: «Я здоров!»
1948
Прекрасное, увы, недолговечно…
Прекрасное, увы, недолговечно,
— Живучи лишь обиды и увечья.
1977
Сегодня на северном склоне оврага…
Сегодня на северном склоне оврага,
Где ивы обветренный ствол,
Где солнце, и снег, и подснежная влага,
Цветок долгожданный расцвел.
Стоит он над снегом, над жухлой травою,
От света и воздуха пьян.
С утра над бедовой его головою
Клубится весенний туман.
Могла бы нагнуться, могла бы сорвать я —
Но он лишь один на снегу.
Он ждет не меня, он ждет своих братьев —
Сорвать я его не могу.
На откосе крутого оврага,
Там, где не было встреч и разлук,
Красота, как медовая брага,
Закружила мне голову вдруг.
Я шагнул по нетоптаной глине,
Я нагнулся — и чистый родник,
Одиноко журчавший доныне,
Благодарно к ладоням приник.
И в кипенье, в хрустальных изломах
Отразил он сверкание дня,
И доверчиво ветви черемух
Наклонились, касаясь меня.
Их цветы засияли, как звезды,
Будто славя рожденье свое,—
Будто я красоту эту создал
Тем, что первым увидел ее…
1963
Кто белой ночью ласточку вспугнул, —
Полет ли дальнего ракетоносца
Или из бездны мирозданья гул,
Неслышный нам, в гнездо ее донесся?
Она метнулась в воздухе ночном,
И крылья цвета вороненой стали
Цветущий мир, дремавший за окном,
Резнули дважды по диагонали.
Писк судорожный, звуковой надрез
Был столь пронзителен, как будто разом
Стекольщик некий небеса и лес
Перекрестил безжалостным алмазом.
И снова в соснах дремлет тишина,
И ели — как погашенные свечи,
И этот рай, что виден из окна,
Еще прекрасней, ибо он не вечен.
1970
Природа неслышно уходит от нас.
Уходит, как девочка с праздника взрослых.
Уходит. Никто ей вдогонку не послан.
Стыдливо и молча уходит от нас.
Оставив деревья в садах городских
(Заложников — иль соглядатаев тайных?),
Уходит от камня, от взоров людских,
От наших чудес и от строчек похвальных.
Она отступает, покорно-скромна…
А может, мы толком ее и не знали?
А вдруг затаила обиду она
И ждет, что случится неладное с нами?
Чуть что — в наступленье пойдут из пустынь
Ползучие тернии — им не впервые,
И маки на крыши взлетят, и полынь
Вопьется в асфальтовые мостовые.
И в некий, не мною назначенный год,
В места наших встреч, и трудов, и прощаний
Зеленое воинство леса войдет,
Совиные гнезда неся под плащами.
1965
Мне сон приснился мрачный,
Мне снилась дичь и чушь,
Мне снилось, будто врач я
И бог еще к тому ж.
Ко мне больные реки
Явились на прием,
Вползли ручьи-калеки
В мой сумеречный дом.
К ногам моим припали,
Чтоб спас я от беды,
От едких химикалий
Ослепшие пруды.
Явились, мне на горе,
За помощью моей
Тюльпаны плоскогорий
И лилии полей.
Топча мою жилплощадь,
Пришли, внушая страх,
Обугленные рощи
На черных костылях.
Я мучился с больными —
Ничем помочь не мог.
Я видел — горе с ними,
Но я ведь только бог.
И я сказал: «Идите
Из комнаты моей
И у людей ищите
Защиты от людей».
1965