Цветы
В ту пору зеленый пострел,
Я только с крапивой сражался.
Пусть шмель, будто «юнкер», гудел,
Он все ж стороною держался.
В ту пору к добру и любви
Над родиной мир воцарился.
И мама сказала: – Нарви
Цветочков... – И я заблудился.
Казалось, уж выхода нет,
Но вот расступились березки...
Большой получился букет:
Все больше – кукушкины слезки
1981
Им будто не до нас,
Беседуют келейно.
Горит иконостас
Медалей юбилейных.
В критических речах –
Огонь и посверк стали:
На этих, мол, плечах
Отчизну поднимали!
Нетрудно ублажать,
Не только из приличья,
Их воинскую стать,
Седины и отличья.
Окончили поход –
Кто чист, кто тайно грешен.
Мы тоже – в свой черед
Сойдемся, старость теша.
О чем же вслед ворчит
Вон тот бывалый тертый,
И посохом стучит,
Как царь Иван Четвертый?
1981
А может, уехать, с привычным проститься,
Какие-то узы утратить в пути,
На что-то решиться, в кого-то влюбиться
И то, что не смог я обресть, обрести?
Спасибо тебе, моя жизнь, моя вера,
И так не на тихом я жил этаже!
Спасибо за то, что не вспомню примера,
Когда б не дала ты работу душе.
Не то чтоб высоко меня поднимала,
Но не испытал ни «„умы, ни тюрьмы.
И женщине той, что меня обнимала,
Спасибо, – привычку не создали мы.
Пусть где-нибудь в далях, в каких-нибудь весях
И в скромной моей деревенской избе
Я был не настолько задорен и весел,
Как это, наверно, хотелось тебе.
Спасибо еще, что есть други-поэты,
Они не всегда же сидят за вином!
Что все же из странствий по белому свету
Ждала меня мать на пороге родном.
А надо опять вот уехать, проститься,
Мучительно выдохнуть это: прости!
На что-то решиться, в кого-то влюбиться
И то, что сумел растерять, обрести...
1981
В Самбурге, как в Гамбурге...
Шутливый разговор
Поселочек Самбург! Добротные срубы,
Дымок зверофермы, дощатый забор,
Оленьи упряжки, плакат возле клуба,
А мне-то казалось – другой коленкор.
Я думал: действительно, город, который
Ну скажем, от Гамбурга повесть ведет!
Но в мирном уюте совхозной конторы
Ответили весело: «Кто разберет...»
Над Самбургом ясные плавают луны, –
Как раз для романтика и моряка!
И верю: однажды заморские шхуны
Приветила Пур – ледяная река.
Да вот она рядом: рыбачьи баркасы,
В угрюмой воде – чешуя облаков.
Как трапы, скрипят короба теплотрассы,
И веет экзотикой средних веков.
И чудится парус на мачте смолистой,
И, взором в Полярную вперясь звезду,
Сам Петр инкогнито сходит на пристань,
Ботфорты поскрипывают на ходу.
1981
Скудный ягель у тощих поленниц
И короткий полуденный свет.
Да и сам я – как тот окруженец:
Ни харча и ни курева нет.
В ожидании срочного борта
Я торчу, как осколок судьбы,
На околице Нового Порта,
В километре от Обской губы.
И в сельмаге – бревенчатой хате
(Продавщица уж очень мила!)
Разоряюсь на кильку в томате
И пирую: была не была!
И решаю, бродя у поленниц:
«Если б не было отчих полей...»
И о тундре тоскующий ненец
Говорит, что и там веселей.
1981
Блекло. Сумрачно. Пусто.
Лишь рябины красны.
Холодеющим хрустом
Налились кочаны.
Напиталась, набухла
Зябкой влагой земля.
Одиноко пожухла
На меже конопля.
И низины и кручи
Иней осеребрил.
Бечеву свою в тучах
Тянет крохотный «Ил».
Но веселое дело:
Вот – за далью оград
Вновь, как ратники, в белом
Березы стоят.
1981
Много снега и света в окне;
На рябине притихли синицы.
Может, лучшее дело и мне –
Успокоиться, остепениться.
Для надежности выпить вина,
Развеселое будет начало!
И навеки забыть имена,
От которых душа трепетала.
Вьюга вой и рябина гори,
Замерзай и березка нагая!
Но душа говорит: не дури,
Где сегодня твоя дорогая?
Я не знаю. И сердце молчит.
А в окошке, толста и носата,
Только снежная баба торчит,
Не мигая, торчит до заката...
1981
...Похвалился бы да нечем,
Все над рифмами корплю,
Сигаретами калечу,
Сокращаю жизнь свою.
Через час приедет Римма...
В тонком таянье духов
Посидим, поговорим мы,
Не касательно стихов.
Никого не замечая,
И не зная, как нам быть,
Потихонечку вздыхая,
Разбирая жизни нить.
Помолчим при тихих думах
До интимного темна.
Из высоких чешских рюмок
Выпьем легкого вина –
За шальную, проливную,
Поднимающую ввысь,
За нескладную такую
Человеческую жизнь...
1981
А дождик то сыпал, то лил
На купол, на белые стены.
И колокол, колокол бил, –
Христос поднимался из тлена
Там пели, там был полумрак,
И веры там – полная чаша.
Но не пропускала зевак
В церквушку милиция наша.
Сурово держался дозор.
И, как протодьякон с амвона,
Апостольским басом майор
Вещал из трубы мегафона:
«Вы шли бы, ребята, домой,
Хорошие ж вы человеки!»
Мы шли, целовались с тобой
И верили – это навеки!
В ту ночь – хоть у неба спроси!
Сердца наши нежно стучали.
Уж после мы, утром, в такси,
Как грешные ангелы, мчали.
1981
Я люблю тебя все сильней,
Я примчусь к тебе, – долги ль сборы!
Растреноживаю коней,
Выбираю, резвей который.
Нету времени размышлять, –
Опоясан, экипирован.
Вот и конь, молодая стать,
На четыре ноги подкован.
По-разбойничьи прискачу,
Заупрямишься, знаю штуки;
И калыма не заплачу,
И погоне не дамся в руки!
Ахнет Азия. И окрест
Долго будут не верить слуху.
Азиаточка, – вот те крест! –
Я и сам азиат по духу.
Выбрось загодя все ключи,
Все замки, не жалей потери.
И не вздумай держать в ночи
На железном запоре двери.
1981
Попили «ситро». И опять
Прибавилось сил и отваги.
Приказывай крепости брать, –
Падут перед доблестью шпаги!
Вели! Будут петь соловьи,
Расступятся стены любые.
Я знаю, у нашей любви
И небо, и кровь – голубые.
Коня мне и полю небес;
Вернусь после битвы опасной.
Пора! И рука на эфес,
Другая – для дамы прекрасной.
И руку я ей протянул.
И надо ж, в такие моменты,
Сержант подошел, козырнул:
«Прошу, гражданин, документы...»
1983
Автоэкспресс –
По Тюмени, по улицам летним!
Серый асфальт,
Отдыхающий от перегрева.
Так мы прощались, –
Летели экспрессом последним,
Чинно сидели, как будто –
Король с королевой.
Неотвратимость,
Нелепость разлуки полночной –
Все принимала
Уставшая за день планета.
На голубом был очерчен
Твой профиль восточный,
Взгляд утешительно
Вспыхивал ласковым светом.
Так мы и мчали
В каком-то экранном скольженье
Мимо домов
И соседей, взирающих строго.
Губы томились
И руки искали сближенья...
Это потом уж
Я брел через ночь одиноко.
Грустно ли было?
Не помню. А помнится чудо! –
Наш поцелуй под раскат
Самолетного грома...
Вот и сейчас ожидаю
Я радость оттуда –
Из поднебесья,
Из грохота аэродрома.
Прямо с высот –
Из пленительной повести лета! –
Борт реактивный на шинах горяч
Подкатит.
Выйдешь ты вся в золотинках
Осеннего цвета,
Как тебя ждал я,
Рассказывать жизни не хватит.
1982