V
Не знаю верно, прав Закон
Иль крив, но все, кто здесь
Гниет, те знают назубок:
У тюрем стены есть
И то, что день здесь словно год,
В котором дней не счесть.
Но мне знаком людской Закон,
Возникший в грустный век,
(Когда у брата отнял жизнь
Ни зА что Человек);
И розность плевел и зерна
Не видя, как на грех.
Но знаю я, (жаль, что не все),
Ведь истина проста:
Все тюрьмы строит сам Позор
Из кирпичей Стыда,
Где Зло окружено стеной,
Застившей взор Христа.
Решетки Солнца лик слепят,
Марают лик Луны;
Они таят тюремный ад,
Где муки столь страшны,
Что плотницкий иль Божий сын
Их видеть не должны.
* * *
Ведь подлость, как гнилой сорняк,
В тюрьме пышней цветет,
А добродетель — коль была —
И чахнет, и гниет,
Здесь Безысходность — зоркий Страж
У Мук тугих ворот.
Здесь мор и глад, здесь стар и млад,
И въяве, и во сне
Скулят, а кнут и плеть на труд
Ведут; а кто во мгле
Еще не сбрендил, тот вполне
Окостенел во зле.
Каморки здесь темны и днесь
Отхожих мест грязней,
И дышит в клеть зловоньем Смерть
Из окон и щелей;
И только Похоть здесь цветет
Из всех живых страстей.
Вода, которую мы пьем,
Мутна и солона,
Хлеб мелом на зубах хрустит;
И мы лежим без сна,
Пока Сон бродит, бог весть, где,
Тасуя Времена.
* * *
Не Голод с Жаждой: змей клубок
Нутро нам бередит,
Не стол и кров волнуют кровь
А мука впереди:
Ведь камню, вырытому днем,
В ночь — сердцем стать в груди.
Настроят сумерки сердца
На сумеречный лад,
Мы рвем пеньку и рычаги,
Храня в себе свой Ад,
И тишина для нас звенит
Тревожней, чем набат.
Не тронет слух нам речи звук
Сочувственно-живой,
В глазок, сквозь мрак, вперяет зрак
Безжалостный конвой,
И день за днем гнием живьем
Мы телом и душой.
Мы звенья жизненной цепи
Прожгли до одного,
Кто — плачет, кто — кричит, а кто —
Не молвит ничего;
Но камень в сердце сокрушит
Лишь Промысел Его.
* * *
Блажен, кто сердцем сокрушен…
Разбитому, — ему
Сосудом с миром для Христа
Служить, как и тому,
Что с драгоценным нардом был
У Симона[2] в дому.
Лишь тот, кто сердцем сокрушен,
Прощенье обретет,
Он, сердце расколов в груди,
С Души Грехи стряхнет,
И в сердце только через скол
Христос отыщет вход.
* * *
Лежит со вздутым горлом он
И, выпучив глаза,
Ждет рук Разбойника с креста
Забравших в небеса:
Осколки сердца соберет
Лишь Божия слеза.
Судья ему отмерил срок
Лишь три недели жить,
Лишь три недели, чтоб раздор
В душе своей смирить,
И с рук своих, державших нож,
Всю кровь до капли смыть.
Слезой кровавой кровь с руки,
Сжимавшей сталь, смывать…
Лишь кровь способна кровь стирать,
А слезы — исцелять;
И лишь Христу по силам смыть,
Снять Каина печать.
Есть в Рединге тюрьма, а в ней
Могила без следа,
Бедняга в ней сгорел дотла
В покрове из стыда,
Пропало имя вместе с ним
Отныне навсегда.
Пусть он лежит, пока Господь
Не станет воскрешать,
Всех мертвецов. Не надо слез,
И горько воздыхать:
Убив любимую, не мог
Он смерти избежать.
Любимых убивают все,
Пусть знают все о том;
Один — метнет кинжальный взгляд,
Другой — пронзит словцом,
Трус — поцелуем впрыснет яд,
Смельчак — сразит клинком.
12.02.10 г. (3.00)
Как посох вдруг расцвел пред Папою, как куст… — аллюзия на легенду о Тангейзере, когда папский посох расцвел в знак того, что Бог (вопреки словам папы) отпустил ему грехи.
У Симона в дому… — библейская аллюзия, история о пребывании Христа в доме прокаженного Симона, где он был умаслен миром из разбившегося сосуда с нардом. (Марк, 14.3–9)