Валерий Кузьмин - По басенке

Русалка как то умудрилась
И в Васю рыбака влюбилась,
Но, то весна, наверно, навалилась.
Жизнь, ведь, свое берет,
Как бы не билась.
Он и не ведал, дурень, по утру,
Закинув с лодочки свою уду
Какая рыбина к нему прибилась.
На поплавок, нацелив взор,
Он замер в стойке, как Трезор,
И поплавок нырнул, как навсегда,
И вдруг о борт забилася волна
Васек разинул рот и обомлел —
Огромный рыбий хвост пред ним блестел.
Ну, повезло, обрадовался он.
Подсачником пошарил под бортом,
Ну, нет уж рыбы, а ведь тут была,
Еще не успокоилась волна
Вдруг тихий смех у Васи за спиной.
Васек по жизни парень был лихой.
Но тут струхнул, наверно, не допил,
А, может, просто не хватило сил.
Лишь глаз скосил.
От этой красоты и глаз заплыл.
Пред ним глубоких омутов глаза,
Златые волоса и тела белизна.
Но остальное, то, что за бортом
Не видно, но о том – потом.
Ему хватило даже пол того,
Что увидал,
Ну, в общем, ничего…
С борта бултых за этой красотой
И навсегда остался под водой.

Мораль нужна – на то и красота,
Чтоб с головой и в омут, и с борта

Какие ж разные слова бывают,
Бывает – словом убивают,
Бывает – разрушают на корню
Иль топят словом, или возвышают,
Одно лишь слово – человек ко дну.
Бывает ласки слово, умиленья.
Бывает, даже, слово к погребенью.
Оно и ранит, даже, и скорбит,
Любви есть слово – и любовь парит,
Но не всегда.
Такие вот дела
К тому ж еще есть лишние слова,
Есть те, что поперхнулись из горла,
Есть мат – ведь тоже слово —
На все готово.
Слова – дела, и слава, и успех,
Но не для всех.
Ну, в общем, слово – это божий дар,
Не приведи господь, словесный перегар.

Мораль, конечно, тоже слово,
Но вот понять не все готовы.

Таксист – профессия не рай.
Бывает, правда, еще хуже.
Хоть пруд профессий – выбирай,
Но выбрал ту, которой нужен.
А, может, поспешил, хватило б сил.
Здесь все сгодится для езды,
Ты только не теряй узды,
И пруха, может, и пойдет,
А, может, пред тобой уйдет,
Ну, все бывает, и кидают…
Бывает пьяный наблюет,
Ментяра палкою пугнет
И денег стянет.
Бывает бабочке ночной
Чем заплатить – лишь наготой,
Если потянет.
Вот так и крутится таксист,
Какой к чертям больничный лист.
Ну, кто оплатит?
Часов двенадцать круглый год,
А к пенсии – уж, идиот,
Если дотянет.

Мораль таксисту не нужна.
Она не стоит и яйца,
Ведь жизнь по кругу без конца.

Уж был влюблен, конечно же, в ужину,
Господь сподобил так,
что дураку на дуре лишь жениться.
Но все это слова, а уж влюблен…
И тихо полз к избраннице в болото,
Ну, так было охота.
И все преграды на своем пути
Преодолел почти.
И вот она – достойная награда!
Такая ж гадина,
Но то ужу и надо.
В любовной пляске свились два ужа,
Не видя, что вокруг, чуть-чуть дрожа.
От возбужденья видно.
Вот то-то и обидно.
Хотя б один из четырех
Был приоткрытым глаз —
Продолжили б рассказ.
За ними просто аист чуть нагнулся,
Не поперхнулся.
Одной веревкой скрученные были
И от любви на свете все забыли.

Мораль: нельзя вязаться от любви
большой,
Да будь ты хоть змеей.

Фортуна каждому своя —
Один стреляет из ружья и попадает,
Другому просто в карты прет,
Хотя полнейший идиот,
Но вот везет
И не теряет.
Кому и в чем, кому в игре,
Фортуна разная везде,
Но помогает.
Бывает с рыбою рюкзак,
Другой пустой. Не понимает
Как этот прун за просто так
Ее таскает.
А за грибами раз порой,
Но вроде вместе шли толпой,
Ну, заблудились, перепой.
Всяко бывает.
А этот пил и ел за всех,
И пил за тот грибной успех —
Чуть откачали.
И по дороге, вроде, в дом
Поперся прямо напролом —
Его кричали.
Из чащи вышел весь в грибах
И папиросина в зубах —
Ну, поздравляли.
Скряжа зубами.
Фортуна – это твердый факт
И, если с ней подписан пакт,
И, если сам ты не дурак,
То нет печали.
Бывает мужичонка – так,
И не высок, и не остряк,
Но девки с двух сторон его держали.
Другие рослые быки —
Красавцы просто, остряки
Всю жизнь его потом
Фортовым звали.
Кому фортуна мимо шла,
так не словили ни шиша

Мораль сама собой пришла —
Фортуна в том, в ком есть душа.

Хорек был прост, как два свистка.
Прорыл дыру в ближайший магазин
И что – скотина – учудил,
Кто не видал, тот не поверит.
Он до утра «Мартини» пил,
И пил за тех, кто в сказку верит.
Он все попортил, все поворошил,
Дошел до точки.
Но то цветочки.
Все не снести, не выпить – сил уж нет.
Такой огромный магазин достался.
И царский, уж, не лезет тот обед,
В висках стучит, от счастья задыхался.
Но взглядом – враз и все —
Но взгляд с желудком не равнялся.
От жалости такой завыл хорек,
А от обжорства – обосрался.

Мораль: нельзя сожрать, что видит глаз порой,
не забывай, что попа, ведь, с дырой.

Цыпленок в молодости был дурак,
Да и вообще – все куры дуры,
Он был горяч, отчаянный до драк,
Но все равно, дурак с мускулатурой.
Он всем кричал: «Вот вырасту большой,
С большими шпорами и заклюю любого».
Все слушали, молчали и косясь:
«Ну, что возьмете с петуха больного».
На голову, конечно, он больной,
Но с головы, что толку для навара
И как то солнечной, весеннюю порой
Вдруг петушка не стало.
Секрет тут прост – из молодого петуха
Смог выйти и цыпленок табака

Мораль: ты в молодости много не ори
И доживешь до старческой поры.

Над черепахою был панцирь из кости,
Хоть кулаком его иль хоть грызи,
Не взять гадюку,
Ну, везде броня.
Жила спокойно, тихо семеня.
Ну, в общем, не спешила
Ей так и надо было.
Два современных попугая,
Прикольщики, ну, что с них взять,
Затеяли над черепахой шутку
И свили гнездышко на панцире крутом,
Все дело было в том,
Что черепахе не справиться с нахалами никак.
Она и словом добрым, и мольбой:
«Летели б вы, голубчики, домой».
А те над ней, лишь, усмехались,
И издевались.
– Ползи быстрей, или, давай, бегом
Ты же – Феррари.
Ну, в общем задолбали.
И старой – жизнь, как ад.
Два гада на спине – такой расклад.
Забыли, правда, два юнца —
У палки два конца
И старая Тартилла, что учудила
Она в глухую ночь тихонько двинула в болото,
Те спали крепко, вот уроды.
Разок нырнула, помолясь,
И попугаев засосала грязь.

Мораль: хоть зная, что ползущий не летает,
Не издевайся, он еще ныряет.

Шакал однажды умудрился,
Взял и в лису влюбился,
Ну, нравилась кума —
она в лесу красавицей слыла.
Конечно, красота – великий дар,
Но, если в омут с головой, —
подлых удар.
А у лисы был план, он созревал давно.
Шакал шакалу рознь,
Но этот был с деньгами,
А, если б был с мозгами,
Увидел бы не то,
Что лишь сверкало пред глазами.
Ну, а любовь… ведь от нее, '
Ну, все в мозгах перевернуло,
И затянуло
Пеленой глаза.
Он шел вслепую,
Вернее так ведут слепца,
Попал, как щука на живца, j
Когда же глаз с любовной спячки приоткрылся
Весь капиталец испарился.

Мораль: на то она и басня про шакала,
Не верь глазам, где б не сверкало.

Щекотка славилась, конечно же, щекоткой.
Кому какая нравилась она
Кого то щекотала неохотно,
Другого – до упада, иногда.
Кого то ласково за ушком, будто гладя.
Тот, аж, зажмурится и затрясется весь.
Другому пятачки, как перышком погладит,
И разнеслась о ней по свету весть.
Что есть на свете сладкая щекотка.
Такая сладкая, что можно умереть,
Что не сравнится с нею даже водка,
Всем захотелось сразу посмотреть.
Собралось множество народа…
Ну, всем охота
И тут пошла работа.
Так увлеклась и заработалась щекотка.
Что у народа вдруг пробилася икотка.
Так заикали все, ну до икоты.
Забыли враз все прелести щекоты.
И так озлобился народ до хрипоты,
Щекоту долго били и ногами
Всю затоптали.

Мораль, конечно, здесь проста:
Ты увлеклась и вышла вся.

Он тверд, как кол и утверждает,
Что тверже не бывает.
Конечно, прав – он твердый знак.
Бывает, правда, что дурак
и не туда его вставляет.