Древние греки
Я живу как отшельник, на север от Трои,
где, когда‑то давно воевали герои,
не сумев поделить ни добычи, ни бабу,
что мозги мужикам выносила неслабо.
Деревянный был конь, также рота спецназа,
что сидела внутри, ожидая приказа.
Спали сладко бойцы, башни, арки и своды...
Длилась эта война девять лет и полгода.
Помню там еще было огромное море.
Если плыть много дней, то в беспомощном взоре
не появится парус, дельфин или суша.
Только ветер поет и звенит прямо в уши.
Одиссей по нему путешествовал долго,
искал остров родной, утомленный от долга
рвался, но не спешил к своей верной царице.
(Он ее подзабыл – по словам очевидцев).
Это всё, что я знаю, окончивши школу.
Ветер выл в голове бестолковой и полой.
Пусть простят Посейдон, также древние греки.
Я живу в двадцать первом, в безграмотном веке.
Мой старый друг – отважный Архимед!
Тебя сегодня вспомнил поневоле,
когда жена готовила обед
с набором слов, что не учили в школе.
Ты жил давно, под сенью Сиракуз,
в войне Второй Пунической прославлен,
дружил с числом, (какой отменный вкус),
был мудрецом торжественно объявлен.
Ты говорил, что мысли в голове
рождаются – когда сидишь ты в ванне,
к воде себя поставив во главе,
одев кольцо на палец безымянный.
"Опору дай – весь мир переверну".
Тот, кто велик, он этим же и вечен.
Сегодня в ванне мерил глубину,
для вдохновенья и созданья речи.
Лишь только искры не хватает
в стихах моих.
За рощей дальней солнце тает
и ветер стих.
Какие образы и темы,
бурлят вокруг!
Я сын компьютерной системы,
железа друг.
Мне хакер дал свои программы
и вот теперь
стихи, экспромты, эпиграммы
пишу, как зверь.
Текут проворно электроны
по проводам.
Познал я мудрости законы,
рифмую сам.
Процессор мощный мне подскажет
любой сюжет.
Я знаю жизнь, любовь и даже
что счастья нет.
Винчестер молча сохраняет
тома стихов.
Он все их помнит, твердо знает
нюансы слов.
Поэты, критики, цитаты,
обложки вид,
статьи, рецензии и даты:
он всё хранит.
Проходят дни, мой софт быстрее.
И без помех
я стану скоро, по идее,
покруче всех.
Раскроет тесные объятья
безумный век.
И буду лучше сочинять я,
чем человек.
Сейчас пишу сонет о Боге,
да хакер мой
сказал, что глюки снова в проге.
Что ж, не впервой.
Кончается зима. Уже расцвел подснежник
и мир меняться стал со скоростью пике.
Куплю себе очки взамен разбитых прежних,
чтоб лучше видеть пруд и рощу вдалеке.
Я выйду со двора к дороге непроезжей,
где бродит, точно тень, немая тишина.
Вокруг застыл пейзаж – всё то же, что и прежде,
безлюден горизонт, гуляй хоть допоздна.
Я привлекаю слух, и нюх, и зоркость взгляда.
В окрестностях села не видно ни души.
Да, кстати о весне... Тебе весьма мы рады.
Ты приходи скорей, родная, поспеши.
Кому помешал мой туман в голове?
– Я думал в окрестностях дачи…
Пойду затаюсь, как кузнечик в траве,
собою пейзаж озадачив.
Пускай меня ищут для разных работ.
Мне жалко бурьян в огороде.
Он буйно разросся, теперь расцветет
и явно стремится к свободе.
Жене, чей известен безжалостный нрав,
обидно проигрывать в прятки.
Нет, только подумайте – я ведь был прав –
и снова полю эти грядки.
Бурьян насмехался, не веря в мой пыл.
Он знал меня лучше, чем кто-то.
Не вспыхнув в начале, я быстро остыл,
избегнув соленого пота.
Когда руки заняты, то в голове
кипят мысли, рифмой сплетаясь.
А солнце, запутавшись в мелкой листве,
клонилось к земле, усмехаясь.
Ты молча присела за стол под окном, -
букет хризантем уж отцвел.
И целый день думала только о нем, -
о том, кто сегодня ушел.
Остались и стены, и шкаф, и диван,
ворсистый ковер на полу.
И даже забытый его чемодан
стоит сиротливо в углу.
Здесь раньше царила всегда лишь весна
и часто – признанья в любви.
Теперь только ты да вокруг тишина;
ни звука – зови, не зови.
Ты смотришь в окно, обрывая цветок,
глаза утирая платком.
Вдали исчезают следы его ног
под льющим упрямо дождем.
Не смей замыкаться, носить все в себе.
Прости ему прошлый обман.
А, может, вернется он снова к тебе -
хотя бы забрать чемодан?
Мне ни к чему гаданье слепой жрицы.
Свой гороскоп я знаю наперед.
Здесь Водолей чернила льет и льет
на белизну нетронутой страницы.
Подбитых птиц разрозненные перья,
засаленных монет немая горсть,
овцы худой лопаточная кость, -
всё создает народные поверья.
Присутствовать должны неповторимо
в моменте каждом – смысл или мотив.
Так почему же строг и молчалив
тот, перед кем мы все проходим мимо?
Страдания – дорога к искупленью.
Гадать же – грех! Так завещал Господь.
Но только так возможно возрожденье
души моей. Мертва без духа плоть.
Помню я: шумела вьюга
в нашей дальней стороне.
Вихри туч бежали к югу.
Тени прыгали в окне.
Я гадаю – карты, свечи…
Нынче святочная ночь.
Жду, зову со счастьем встречи, -
уноситесь беды прочь:
ревность, хлопоты, тревоги,
ссоры, враг, казенный дом,
бесполезные дороги
не кончаются добром.
Снова их тасую споро
я трясущейся рукой.
Ночь проходит – очень скоро
будет жизнь совсем иной.
Дайте даму, но не бубны,
счастья, денег и почет.
Только карты неподкупны,
туз пиковый всё идет.
Это здесь судьба гадает,
скатерть молча теребя.
И тихонько так вздыхает:
- Зря старалась для тебя.
Молитва («Темно в глазах…»)
Темно в глазах, шумит в ушах,
в душе противно.
Здесь воздух подлостью пропах,
конца не видно.
Всего боюсь и вновь молюсь,
хоть нет ответа.
Но все равно не покорюсь
и жажду света.
Молюсь о мудрости, скорбях,
страстях греховных,
о всех убогих, смутных днях,
дарах духовных.
А дни проходят чередой,
бредут как тени.
Уже я стар, уже седой,
болят колени.
Но легче крест, светлее путь,
ведущий к счастью.
Я понял, – неприглядна суть
безумной власти.
Пройдут года, течет вода
и будут битвы.
Но будет бедною всегда
жизнь без молитвы.
«Где ты стройная муза моя…»
Где ты стройная муза моя, -
синеокая с челкой девчонка?
Не приходишь давно, словно я
стал внезапно похож на ребенка.
Сколько раз мы с тобой в буриме
умудрялись играть до рассвета.
И сливались слова в полутьме,
развивая нюансы сюжета.
Ты, наверно, сейчас в Лангкави.
Пляжный отдых всегда так заманчив.
Что ж мне делать с тобой, поживи
там, собою пейзаж обозначив.
Или может на шумный Бродвей
прошвырнуться решила внезапно?
Здесь, в начале – финансов музей,
на углу Бивер-стрит, чтоб понятно.
Раньше там был Рокфеллера дом,
где он правил угрюмо и строго.
Если скучно тебе будет в нем,
посети мюзик-холл – ради бога.
Только я не советую Крым,
в Ялте – шумно, в Алуште ужасно.
Возвращаюсь оттуда больным,
им свой отдых доверив напрасно.
Буду ваньку валять от тоски,
разгоняя безделье и скуку.
Здесь морозно и тучи низки,
как-нибудь одолею разлуку.
