«В своей избушке…»
«В своей избушке, сидя за столом»,
склонившись над исписанной страницей,
дописывал я стих. Уже кругом
светало, щебетали громко птицы
в лесу необозримом и глухом.
Журчал ручей невидимый в кустах
и ветерок, играя занавеской,
мне прошептал о чем-то впопыхах
и улицей помчался деревенской,
взъерошив листья по пути в садах.
Здесь пишутся стихи всегда легко.
В лесу сосновом воздух чуткий чище.
Деревья спят и шепчутся тайком.
И, кажется: порой мы время слышим,
которое здесь бродит босиком.
Я буду исследовать строго
вопрос о судьбе бытия.
Об этом все знают немного.
Не знаю об этом и я.
И даже философ убогий,
решая глобальный вопрос,
всё бродит в лесу тавтологий,
растя депрессивный невроз.
Что делать, - предмет очень сложный.
И явно сквозит дуализм.
Здесь надо подход осторожный.
Привлечь, например, плюрализм.
Как много здесь вкусов и мнений!
Не надо хихикать до слез.
Судьба же, вне всяких сомнений,
весьма любопытный курьез.
Она, как старуха седая,
в затылок мне смотрит всегда.
А жизнь – это штука простая,
враждебная, в общем, среда.
Котомка, посох и душа ‑
и это все мое богатство,
зато не надо унижаться.
Как жизнь такая хороша!
Не надо преданно в глаза
смотреть начальству никакому,
не быть рабом машине, дому
и не давить на тормоза,
плевать часами в потолок
и не иметь заветной цели,
не видеть лиц чужих в прицеле
и не копить богатство впрок.
И пусть никто мне на мозги
не будет капать с наслажденьем.
А то, что дорого другим,
утратит всякое значенье.
И это есть тот верный путь,
что даст мне полную свободу.
Я больше не хочу тонуть,
беспомощно глотая воду.
«Вышел вдруг Интернет из пеленок…»
Вышел вдруг Интернет из пеленок
и взрослеет на наших глазах.
Знает каждый на свете ребенок
мировой паутины размах.
Сайтов много, – уже миллионы,
те же блоги растут как грибы.
Всюду мечутся флудеры, клоны,
поднимая всю Сеть на дыбы.
Всё здесь ясно и как на ладони.
Что‑то надо? Так Яндекс спроси.
Web–страницы ему все знакомы
и работает словно часы.
Ну, какие еще вам примеры?
Вот, возьмем скромный сайт, – WikiLeaks;
удивил всех, не ведая меры,
публикуя свой скромный дневник.
Что расскажут еще дипломаты,
где затеют еще раз войну?
Что планируют дальние штаты,
исковеркают как тишину?
Оказались секреты известны,
стала истина очень проста:
нет границ теперь в мире запретных,
а все прежнее – ложь, суета.
Жизни нашей сломались устои.
Драма вдруг превращается в фарс.
Дней вчерашних уходят герои.
Свет в душе начадил и погас.
…И глава WikiLeaks был посажен
за решетку в сырую тюрьму,
слишком важными тайнами связан,
очень многим пророчил суму.
Как же может в эпоху свободы
независимым быть Интернет?
Возомнили о братстве народы?
Кто сказал, что цензуры здесь нет?
Пусть Ассанж будет всем нам уроком.
Не спасает теперь аватар,
Снится пыль зарешеченных окон,
грязь прогнивших, двухъярусных нар.
И, в холодном поту просыпаясь,
прячу в ящик опасный модем,
с прошлой жизнью навеки прощаясь,
навсегда уходя от проблем.
«Отпустили его на поруки…»
…Отпустили его на поруки,
не найдя подходящей статьи.
Оказались короткими руки
у обиженных и у судьи.
Затихает скандал, затихает…
Видно, просто решили замять
то, о чем мир давно уже знает
и на что всем вполне наплевать.
Что здесь нового в самом‑то деле?
Всюду взятки, коррупция, ложь.
Бедность – вот, побороть не сумели.
Правды днем и с огнем не найдешь.
Тот, кто жил хорошо, тот и будет
дальше жить, не нуждаясь ни в чем.
А народ – всё простит и забудет,
как забыл он о Боге своем.
Мы поднимемся вместе к высотам,
где орлы прекращают полет,
тихо гаснут созвездья с восходом
и никто никогда не живет.
Я тебе покажу необъятный,
до конца не разгаданный мир –
там, где время течет безвозвратно
в зыбкой тени причудливых игр.
Посмотри – за таинственным лесом,
у излучины быстрой реки,
стоит домик, – он темен и тесен,
старый тюль теребят сквозняки.
В нем всегда, допоздна, до рассвета,
светит ясно в окне огонек.
С дрожью сердце простого поэта
вяжет нити запутанных строк.
Пишет он о тебе, друг желанный,
о своей сокровенной мечте,
ждет, как праздник, улыбки нежданной,
пропадая в немой пустоте.
Если будешь когда-нибудь мимо
проходить, в сердце нежность тая,
загляни ты в окошко незримо.
Будет счастлив он – так же, как я.
«Полней наливаются яблоки соком…»
Полней наливаются яблоки соком.
Устало склоняются ветви к земле.
Невольно опять возвращаюсь к истокам,
где вижу ребенком себя я во сне.
И нет ни проблем, ни забот, ни печали,
и вечно вокруг всё поет и цветет.
Бегу босиком, выбирая едва ли
тропинку, что после травой зарастет.
А после, набегавшись в рощице вволю,
тепло ощутив материнской руки,
так сладко идти, забавляясь мечтою,
попутно срывая цветов лепестки.
"...в Перми живет ребенок странный,
владеющий высокой и пространной,
невнятной речью".
Белла Ахмадулина
Я исписался. Двадцать пять стихов
рождались день и три недели ровно
в мученьях, разнобое голосов
звучащих в голове немногословно.
Как кстати был бы мальчик из Перми,
способный слово ставить после слова,
необъяснимо странный меж людьми,
незримостью во тьме чей образ скован.
Мечты, мечты... Мой ад еще при мне.
Никто не вставит в слово ударенье.
И вот опять мне слышится во сне
не голоса – но предвкушенье пенья.
Приходит вечер, я пишу опять.
Блокнот открыт на уровне закладки.
Свеча горит, но больше для порядка,
мечтая втайне лампочкою стать.
Столпились тени молча за спиной.
Процесс письма им явно непонятен.
А мне мешает запах: кто-то хной
играл всерьез, оставив много пятен.
Все спят давно – плохого в этом нет,
как нет добра в привычке полуночной.
Теней всё больше… Сколько же им лет?
Я эту мысль загнал в сознанье прочно.
Они могли бы много рассказать,
но есть предел всему и совершенству.
Свеча горит, открытая тетрадь
глядит в огонь, вздыхая от блаженства.
Рука, лениво тронув карандаш,
тут же застыла, побоясь нарушить
покой вокруг и распорядок наш.
А тени ждут, умеющие слушать.
Они живые – догадался я.
И им нужна энергия от плоти.
Как хорошо, что спит моя семья!
И строчек нет в потрепанном блокноте.
Вдруг тень моя упала далеко.
Свеча пугливо замерла на месте.
Да кто сказал: писать стихи легко,
вставляя в них трагичность фраз и жеста?
Двоится строчек непослушных ряд,
(здесь явный признак беззаботной лени).
Да вот про тени: тут они стоят
и окружили. Всюду – тени, тени…
