БЕРЕГИТЕ СТАРИКОВ
Ах, как радостно вседневно
Знать и сердцем понимать,
Что на свете есть Матвевна —
Мама, матушка и мать.
Что с тобой в едином веке,
Как с бойцом в бою боец,
Нет, не просто Павлыч некий —
Батя, батюшка, отец.
Сколько б лет тебя ни било,
Но покамест не затих,
Хоть какой ты есть, а милый —
Для родителей своих.
Пусть вокруг и гром и слякоть, —
В старом домике своем
Можешь ты молчком поплакать
Со старушкою вдвоем.
Укорят когда — по чести,
Без навета, по любви,
И вздохнут в ладошку вместе:
«Господи, благослови…»
Стариков любовь немая,
Легче с ней судьбу ломать.
Только это понимаешь,
Потеряв отца и мать.
Враз старее ты на тризне,
Хочешь — нет — закон таков.
Пуще глаза, больше жизни
Берегите стариков!
РАНЫ СЕРДЦА ЗАЖИВАЮТ ПЛОХО
Не умеем ни стонать, ни охать,
Но пока ты смертью не убит —
Раны сердца заживают плохо,
Тихо ноют ссадины обид.
Схвачены железными вожжами
Будней быта, космоса глубин,
Стариков, бывает, обижаем,
Терпеливым женщинам грубим.
От ничтожных черные печалей —
Бесполезно лезем на рожон,
Преданных очей не замечаем,
Нежелезных жен не бережем.
Ворожим на картах и на травах,
И в сухой красе осенних жатв
Обнимаем лживых и лукавых,
Даже кровью жил не задрожав.
Что ж, за все положена уплата,
И в глуши преданий и баллад
Подле прокуратора Пилата
Молча усмехается Пилад.
Сеет изморосью осень…
Под шагами грузнет гать.
Нет, не срок еще в обозе
Старой гвардии шагать.
Торопись! Чем века меньше
До черты последних дней,
Тем желанней нежность женщин,
Жажда мужества нужней.
И когда дойдет до слуха
Шлепанье пяты босой,
И появится старуха,
Та, раскосая, с косой, —
Ты простись со светом белым,
Не в укор скажи судьбе:
Все, что мог я сделать, — сделал.
Черт с тобой, тащи к себе!
ЖИЗНЬ КОРОТКА, И, В БУДНЯХ ПАРЯСЬ…
Жизнь коротка, и, в буднях парясь,
Вдруг доживаем до седин.
И все ж трудись. Трудись без пауз.
Лишь труд надежен. Труд один.
Недолгий век — он наше горе,
Но славим воли торжество,
Чтоб стал твой стон — «Мементо мори!» —
Бичом безделья твоего.
И на земле суровой славясь
Трудом, отпущенным в удел,
Твори устойчивую завязь
Грядущих помыслов и дел.
Нет в жизни радости без тягот,
Но будет жить молва потом:
«Он был отменный работяга,
Своим откованный трудом.
Отнюдь не думая о славе,
Он жил для всех — и оттого
Он след в Отечестве оставил,
Запомним, граждане, его!»
КОГДА ПРИДЕТ МОЙ ЧАС ОСОБЫЙ
Когда придет мой час особый,
Вселенской выдуманный злобой,
Вином, любовью, местью ада,
Уплатой сердца табаку, —
И равнодушная лопата
Лежать устанет на боку, —
Ухватит смерть свою дубину,
Вонзит ее в живую плоть.
И я почувствую глубинно,
Как глупо выдумал господь:
Бредут во тьму былые души,
А мир из грома и огня.
Нет, он не лучше стал, не хуже, —
Он стал беднее на меня.
Не разумея это слово,
Его естественную суть,
«Он стал богаче на другого», —
Меня поправит кто-нибудь.
— Да… да… конечно… не иначе… —
Скажу я, голову клоня, —
Мир на другого стал богаче,
Он стал беднее на меня.
ВОРЧИШЬ ПОРОЙ, НОЧАМИ МУЧАСЬ
Ворчишь порой, ночами мучась,
Гудит с устатку голова.
Такая каторжная участь —
В свой лад сколачивать слова.
Такая сказочная доля —
Услышать, ношу скинув с плеч,
Многоголосую, как поле,
Тобою вспаханную речь.
А где то поле? В поле что там?
В ином не сыщешь колоска,
Лишь, изъязвленная осотом,
Лежит болотная тоска.
Подчас и колос — лишь полова,
В нем лживый вкус, обманный вес,
Известно, что основа слова
Чужда ничтожности словес.
Иную речь отыщешь разом,
Иной глагол — года лови
Вот так же, как находят разум
На колдобоинах любви.
…Молчишь и маешься ночами,
Чтоб обрести на речь права.
Когда слова́ сильней молчанья —
Тогда лишь тратятся слова.
ВОСПОМИНАНИЕ О ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИВИЗИИ
Ах, станет сердцу жарко,
Как вспомнишь те годки, —
Родная Пролетарка,
Московские полки!
Среди дивизий славных,
Каленых добела,
Среди своих и равных
Ты первая была.
И в радости, и в горе
Всегда в ряду с братвой,
Я был твой стихотворец
И знаменосец твой.
На праздничных парадах
Живая шла скала,
Шагала наша радость,
И гордость наша шла.
И с нами Вечный город,
Державы всей душа.
Мы шли, на вязь собора
Равнение держа.
Бывало так — тирады
С ухмылкой плел простак:
— Парады, что ж — парады,
А на войне-то как?
Мы усмехались: — Шпарьте…
Работали вдвойне.
Одной из первых гвардий
Ты стала на войне!
Года бегут, и ярко
Мне виден первый полк,
Родная Пролетарка,
Знамен багровых шелк,
И молодость, и сила,
И первых строчек след,
И Родина Россия,
Которой двадцать лет.
И пир без края угнетает,
И в тягость женщина, когда
Молчит и терпит, как святая
На дыбе вечного суда.
Нет, бабы спорят, как парламент,
Что утром встал не с той ноги,
И мир дерется и горланит,
Свои не пряча синяки.
Он, этот мир, совсем не робок,
И на его лице бойца
Печати местных нервотрепок,
Рубцы немецкого свинца.
Порой от вздора сатанею.
Нет, это, право, не умно:
Я был вселенной, стану ею,
Как хлеб насущный и вино.
И злой дурак, и добрый гений
Мы в землю все в свой срок уйдем
Могучей плотью удобрений,
Тяжелым градом и дождем.
Мы старше. Старится планета.
Трубит во славу истин медь.
И мы исчезнем. Трудно это
Живой душе уразуметь.
И все ж с усердием педанта
Не станем зря искать ответ,
Уж коли Пушкина и Данта
Не пощадил наш белый свет.
Когда хмелеет голова
От женских губ и от полета,
Я понимаю птиц слова
И голос бурого болота.
Я различаю речь берез,
И бормотание стрекоз,
И жениха кукушки
Гаданье у опушки.
И мне становятся тогда
Ночей понятны крохи:
Молвь городов (она горда)
И деревенек вздохи,
Ворчливой молнии укол,
И ржи рифмованный глагол,
И мерный говор лета,
И первый клик рассвета.
Я слышу гиканье и гам
Артели воробьиной,
Коней беседы по лугам,
И рек мотив старинный,
Колодца брошенного вскрик,
И ветхой мельницы язык,
И шум оглохших сосен.
Чей диалог несносен.
Когда хмелеет голова
От женских губ и от полета,
Ты понимаешь, как права
Любовь, поднявшая кого-то,
Любовь, способная разжечь
Земли таинственную речь,
И слух ее, и зренье
Вместить в стихотворенье.
Наши дочери ныне девицы,
Наши парни ушли за порог.
Что ж, теперь-то, пожалуй, влюбиться
Наступает нам истинный срок.
Годы дыбились громом и дымом,
И в крутой круговерти труда
Уделяли мы людям любимым…
Что мы им уделяли тогда?..
В грозном грохоте маршей и песен,
Где и собственный значился стих,
Возводили мы грады и веси
По приказу райкомов своих.
Ах, походов холодные каши,
Ах, морозные слезы из глаз!
Как ругали нас женщины наши,
Как они тосковали о нас!
…Возникают желанные лица
В перепутьях осенних дорог.
Что ж, теперь-то, пожалуй, влюбиться
Наступает нам истинный срок.
НЕ СПОРЬ С ГЛУПЦАМИ ПОНАПРАСНУ
