ПОСЫЛКА
Над Северной Двиной рассвет.
Я знаю это не из книги.
Как знак вниманья и привет
Друг фронтовой прислал брусники.
Я с плоскогубцами в руке
Когда раскрыл его посылку,
Между стволами вдалеке
Увидел девичью косынку.
Услышал близкий теплоход
И нас на палубе заметил…
Но прежде — сорок третий год,
Но прежде — встречный вьюжный ветер.
«Он, когда надевает бандаж…»
Он, когда надевает бандаж,
Потому что болит поясница,
Вряд ли вдруг вспоминает блиндаж.
Где за счастье считалось тесниться.
Эти годы сурово прошли
По дорогам, где даль и разлука,
Все четыре — в грязи и пыли,—
Вся его фронтовая наука.
Он себя вспоминает другим.
Молодым, полным сил и движенья…
Над полями рассветными дым —
В том числе и над полем сраженья.
Так что же там сначала?
Лопатка на боку?
Да кровь в ушах стучала
Со звоном на бегу?
Но чем-то сердце грелось,
Когда валился с ног,
И проявлялась зрелость,
Хоть был ты сосунок,—
В том, что и в одиночку
Старался горячо
И поднимал как дочку
Винтовку на плечо.
В краю матерей-одиночек,
Которым чужда суета,
Неяркий дрожит огонечек,—
Вчера маскировка снята.
Там кто-то, пророча разлуку.
Мотивом навек поразив,
Играет на скорую руку,—
Назавтра объявлен призыв.
Вблизи матерей-одиночек
II добрых девчат разбитных
Печальный такой паренечек
Играет «Разлуку» для них.
У хозяйки столовался,
С ее дочкой целовался.
Столовался-целовался,
А потом ударил бой,—
Целый мир закрыл собой.
То, что прежде важным было,
Память бедная забыла,
Лишь, спустя десятки лет
Проступил неясный след:
У хозяйки столовался,
С ее дочкой целовался…
То ли было, то ли нет.
В морозной пыли
Занятья — вроде танца:
— Коротким коли!
На выпаде останься!..
Заволжских полков
Январский редкий воздух.
Посылы штыков,
Мерцающих и острых.
Меж ротами стык
Зияет черной раной.
Ты выручи, штык,
Родной, четырехгранный.
Задачей дано:
Атака штыковая…
А юность давно
Прошла как таковая.
Прошла горячо.
Ни в чем не виновата.
И помнит плечо
Ремень от автомата.
Но в снежной дали
Занятья — вроде танца:
— Коротким коли!
На выпаде останься!
ПАМЯТЬ О ПОЛКОВОЙ РАЗВЕДКЕ
Вот и выдан маскхалат
Старшиною:
Новогодний маскарад,
Снег стеною.
На себе свое вези
Зыбкой тенью.
И растаяли вблизи
За метелью.
То ли холмик, то ли дзот
За нейтралкой…
Мы их ждем. Но что их ждет
В жизни краткой?
В белой взвившейся пыли,
Жгущей веки?..
И растаяли вдали.
И — навеки.
Лейтенант молоденький
Звать его Володенькой.
(Из песни)
Лейтенант, являвшийся с ночлегом,—
Синеглаз — вот весь и капитал,—
На крыльцо, закиданное снегом,
Молодым соколиком взлетал.
Дверь перекосилась, не годится,
Так скрипит, что стыдно открывать.
Разговорчивые половицы,
Старая болтливая кровать.
Поначалу радио включали —
Репродуктор выдохся и сник.
И тянулся зимними ночами
Смутный шепот… Что возьмете с них!
Лица моложавы, без морщин.
Отсвет полушалка.
Женщины, не знавшие мужчин,—
Как вас жалко!
Но жалею все-таки вдвойне
В час, когда рыдает вьюга,
Тех, что потеряли на войне
Мужа или друга.
Отроческую любовь
Вряд ли нам переупрямить:
Не придет с годами вновь,
Лишь останется на память.
Отроческая тоска —
Вроде принятой разминки
Перед главной, что пока
У неведомой развилки.
Отроческая печаль
Тоже вроде подготовки:
Как наивная пищаль
Против нынешней винтовки.
Выраженье: в чистом поле —
Задевает до сих пор.
и глаза слепит до боли
Нашей юности простор.
В этом словосочетанье,
Существующем давно,
Места нет особой тайне.
А тревожит все равно.
Вновь окопчик в поле белом,
Отдаленные кусты.
Тишина. И первым делом —
Наши помыслы чисты.
Во время войны немецко-фашистские за-
хватчики предпринимали попытки вывозить
в Германию украинский чернозем.
Лежащий тяжелым слоем,
Реликтовый чернозем.
Пришли оккупанты:
«Сроем,
Отгрузим и увезем.
Не есть большевистским массам
Ватрушки и кренделя.
А мы этим черным маслом
Покроем свои поля.
И множество белых булок
На наши придут столы…»
Но ветер с востока гулок.
Стальные ревут стволы.
На стыках состав бросало.
Охранник не зря понур.
Ведь бьет по кремню кресало,
И тлеет бикфордов шнур.
Под Мюнхеном дремлет ферма,
Приснившиеся места.
Но вздыблена взрывом ферма
Поверженного моста.
…Росинка сползла по стеблю.
Их каски побиты ржой…
Рассветную эту землю
Не вывезти в край чужой.
По большакам жестокий груз неся,
Беду и горе видя не впервые,
Те песни золотые пела вся
И впрямь многоязыкая Россия.
Подумать, Украина под врагом!
Как муторно полям ее и водам!
Ты начинай, мы тут же подпоем,
Вдвоем, втроем, а лучше сразу взводом.
Среди войны взлетают песни те
Синичками с натруженной ладони.
Вот «Ой, за гаем» слышно в темноте.
А дальше — «Розпрягайте, хлопцi конi..».
Меж горами долина
Не единожды вспоена
Кровью верного сына —
Земледельца и воина.
Каждый смолоду сведущ;
Перед черною силою
Хочет Грузия-светоч
Породниться с Россиею,
Дом вдвоем защищая,
Как положено — грудию.
Сыновьям завещая
И Россию, и Грузию.
«Вставал над холодной травой…»
Вставал над холодной травой
Вечерний туманец.
Был в первой войне мировой
Противник — германец.
А в этой? Под лязги команд,
Нам виден поныне.
Пёр немец, фашист, оккупант
По нашей равнине.
И вспять эта серая мразь,
Жестоко-тупая,
Низвергнута в снег или в грязь,
Ползла, отступая.
Уже не твердя без конца
Свое «…uber alles»,
А силясь уйти из кольца.
Они убирались.
Имеется в виду — "Deutchland, Deutchland uber alles" — "Германия, Германия превыше всего" (нем.).
Вижу фотографом прифронтовым
Сделанный снимок:
Над перелесками стелется дым
Около Химок.
Танка горящего вражеский крест
Камерой подан.
Бил в него первой гранатою Брест, —
Кажется, вот он.
Кажется, вот они, эти «ежи»,
Эти эскарпы.
Нами оставленные рубежи,
Стертые с карты.
В памяти их бережливо храни,
Будто бы в раме…
Танк догорает, и краска брони —
Сплошь пузырями.
Срок наступил, и наводчик мастак.
Час не обыден.
…Где-то еще тот горящий рейхстаг
Но уже виден.