В заснеженном Париже
В заснеженном Рождественском Париже
Ты обо всем успеешь мне сказать.
И поцелуем чувственным на крыше
Мы снова повернули время вспять.
Уютная парижская квартира.
Искрится снег иль это конфетти?
Мы лишний раз не сотворим кумира,
И Лету вброд сумеем перейти.
Настанет утро. Вкрадчивое солнце
Меня целует в сонные глаза.
Окно порывом ветра распахнется,
Небес прозрачных льется бирюза.
Тебя уж нет, но в скомканной постели
Духов французских пряный аромат.
Задержан рейс – Российские метели
Встречай меня заснеженный Арбат.
Потусторонний друг, являешься внезапно.
Чуть главокрылый Бог касается очей.
Померкнет все вокруг, обмолвишься азартно,
Что нам пора лететь, нам не до мелочей.
Ладони холодны, туманные качели.
Незримое дитя раскачивает цепь.
Но звуки не слышны и руки онемели.
Чарует и зовет неведомая степь.
Ты на меня похож, задумчивый, упрямый.
В пронзительных глазах мерцает огонек.
В руке холодный нож, ты с ним отважный самый.
Едва ли я пойму твой призрачный намек.
Ты спросишь, как живу один на свете этом?
Не лучше ли искать покоя в свете том?
«Не лучше» – я в карман не лезу за ответом.
Потусторонний друг достанет свой альбом.
Родители, жена, уж минуло столетье.
А здесь он за рулем, завел свой первый Форд.
И дочка у окна и нет как будто смерти.
Но слышен вдалеке терзающий аккорд.
Мы бьемся, мы без сил, что толку в телефоне?
Во сне сей аппарат, лишь бесполезный хлам.
Борюсь. Я не спросил в каком диапазоне
Поет тот Серафим, что помогает нам.
Повержены они, кровавый нож сверкает.
Потусторонний друг в туманный свод уйдет.
В хладеющей тени качелей цепь качает.
Незримое дитя его незримо ждет.
Ранней весной небо полнится летом.
Поступь легка – ветромысленный март.
Не тороплю время с ответом.
Каждой минуте трепетно рад.
Ты обо мне загрустила, вздохнула…
Ляжет на плечи локон волной.
Ты для меня дверь распахнула,
Начисто пишешь легкой рукой.
Скалы немые и дети их камни.
Ты открываешь по-новому мир!
Старой аллеи ворота – что ставни,
Капля дождя – ограненный сапфир.
Мы не исчезнем, а наши картины
Времени ход не посмеет стереть.
Ночи в Сорренто, мигалки-витрины,
Хочется греться и хочется греть.
проваливайся в бездну со мной
друг друга обжигая дышать
не первый не последний другой
мы будем падать будем взлетать
проваливайся в омут зрачков
их серая болотная гладь
не видывала линз и очков
твоя великолепная стать
меня не отпускает манит
проваливаюсь в пряди волос
беспомощное солнце парит
меж линиями взлетных полос
по лезвию швейцарских ножей
мы догоняем завтрашний день
под смех подобострастных пажей
перешагнем крутую ступень
проваливайся в бездну со мной
нам будет интересно узнать
возможно ли с орбиты земной
космический корабль угнать
«Мне дорога твоя улыбка по утру…»
Мне дорога твоя улыбка по утру
И пепельные кудри на подушке…
Мы спрячемся в Исландии, в избушке.
Хрустят шаги… Идем по снежному ковру.
В бокал серебряный глинтвейн тебе налью.
Вздымается прозрачно-пьяный пар.
Струится дым туго-закрученных сигар.
Чехол хрустальный сердца разобью.
Не ухожу и не прощаюсь, остаюсь…
Разыскивает мох младой олень.
Сегодня он твоя пугливая мишень…
Я за тебя вполголоса молюсь.
У меня завязался роман
В Instagram.
Пеленой накрывает туман –
Счастья грамм.
Или все это самообман
По утрам?
Я доверчив, как в сказке Иван.
К берегам!
Итальянским лечу берегам!
Эх, болван!
Бросить все, да к ее ногам,
Балаган.
Где-то старый поет орган –
Всем сестрам.
У меня завязался роман
В Instagram…
Не грусти, мой милый друг,
Жить – не жить печалиться.
Ты ведь знаешь будто вдруг
Разом все меняется.
Отгремят в душе бои,
Сердце успокоится.
В окна сонные твои
Видишь, солнце просится!
Друг мой милый, хватит спать!
Что опять не строится?
Ледяной водою всласть
Мы давай умоемся!
А надумаешь зови –
В дружеской пирушке!
Спать не будем до зари –
Посидим в пивнушке.
Друг мой, разве мы не чьи?
Воет пес бродячий…
Побегут еще ручьи
Под валун лежачий.
Заблестят твои глаза.
И затихнут раны.
Друг мой, что же ты, дерзай!
Полнятся карманы.
На Земле еще остались ангелы.
Это ли в тумане миражи?
Месяцы-минуты в бездну канули,
Камни полетели в витражи.
Долго ли скитаться по обочинам?
Душных подземелий перевал.
Ржавыми гвоздями приколоченным
Я себя однажды увидал.
Но, увидев, как ты, ясноокая,
Улыбаясь, пьешь английский чай,
Близкая и все-таки далекая,
Тише… Ничего не отвечай.
На Земле еще остались ангелы…
Где поет и дышит вечный май.
Нарисую день, в котором знали б мы,
Как бодрит с утра английский чай.
Девушка с маленькой ножкой
Где же ты, девушка с маленькой ножкой?
Кто для тебя я – влюбленный мудрец?
Я бы назвал тебя ласково крошкой.
Скажешь однажды: «Каков же храбрец».
Где ты бежишь по холодной тропинке?
В чаще прохладной лесной разговор.
С горкой малина в плетеной корзинке.
Босые ноги, веселый простор.
Где же порхает упрямая ножка?
Быстро бежит, не касаясь росы.
Мед, молоко и малины лукошко.
Время без четверти утро. Часы.
Смотрит с улыбкой, девчонка босая,
Маленькой ножкой игриво болтая…
Плачут в лесах эльфы,
Отражаемся мы в селфи.
Оттого, что попросту нас
Некому сфотографировать
В профиль или анфас.
Снова себе позировать.
Вымышленный экстаз.
Оттого ли нам руку теплую
Некому пожимать?
А сию же минуту, прошлую –
Незачем вспоминать.
Отчего мы с улыбкой в камеру
Устремляемся тысячу раз?
И себя дорогих и отчаянных
Не спасаем от тысячи глаз.
Но о чем рассуждать да дергаться?
Осложненно-прерывистый сказ
Поудобнее бы устроиться,
Выставляя себя на показ.
Селфи – лишь штрих одиночества,
Барометр тишины.
Сказанное пророчество
Или видения-сны.
Селфи не украшает
Запись гранитных плит.
Селфи сопровождает,
Губит, но веселит.
Мне бы взять все мои недостатки,
Претворить их разом в достоинства.
Я бы был до красоток падкий,
В «Мастер-банк» по блату устроился.
Я бы стал космонавтом-летчиком.
И прослыл бы отважней Гагарина.
С марсианского – переводчиком
Для крестьянина-англичанина.
Я бы в голос смеялся в радости.
И учениями не брезговал.
Не хватило мне правды-святости,
Уважать себя я б не требовал.
Я бы жил-поживал, не маялся,
И валился б с ног от усталости.
Я б в грехах пред Тобой покаялся,
Да грехи мои будто шалости.
Мне бы взять все мои достоинства,
И простить себе недостатки.
Нарубил уж я дров и хвороста,
На сердцах рубцы-отпечатки
Я оставил, не взяв прощения,
Не подал руки, второпях бежал.
А сейчас прошу исцеления,
Но зовет меня корабельный бал.
Увы, у нас не будет больше встреч.
Одна лишь суть, одна немая ценность.
Мы не желали трепетно сберечь
Друг в друге сумасшедшую потребность.
Мы не искали слово второпях,
И взглядом не губили обоюдно.
Мы оказались в пламенных цепях,
Не обнимаясь с нежностью прилюдно.
Не будет птиц, летящих от колес
Ненового, со скрипом самоката,
Не будет лодок в парках и волос,
Распущенных. И половин граната.
Не будет снов, в которых до утра
Твое лицо в тумане или в дымке.
Не слышно песен бардовских, костра,
Нет стертых номеров на старой симке.
Всего не будет – подведен итог,
Чего еще желать, кому поверить?
Я сбитый с толку, будто сбитый с ног.
Частицей «не» судьбу берусь измерить.
Черешен буйный цвет, колдунья-ночь.
Дожди и грозы в сонном Петербурге.
Однажды мы сумеем превозмочь
Потребность сумасшедшую друг в друге.
